Книга Песни мертвых соловьев - Артем Мичурин

Сейчас нижний и верхний ярусы пустовали. Только одинокий бедолага стоял раком в колодках под присмотром двух скучающих жандармов. Зевак на площади тоже не было. Дело близилось к вечеру, начинало смеркаться, а в темное время добропорядочному горожанину лучше сидеть дома. Фонарей здесь давно не зажигают, а окна всегда забраны ставнями. Редкие прохожие жмутся к стенам, предпочитая поскорей миновать открытое пространство и нырнуть в проулок, чтобы тут же прибавить ходу. Где-то вдалеке грохнул выстрел. Облюбовавшая крышу Успенского собора стая ворон поднялась и, каркая, закружила над почти сливающимися с темным небом куполами. В этот момент мне отчего-то подумалось, что штабеля чумных трупов, обмотанных грязными вонючими саванами, – единственный недостающий штрих для придания Соборной площади законченного вида.

Глава 12

Обоз я разыскал быстро. Во Владимире осталась всего одна гостиница, способная враз принять два десятка постояльцев, а торгаши в чужих городах предпочитают держаться земляков – кучей безопаснее. Поэтому курс мною был взят сразу и без раздумий.

Искомое заведение под вывеской «Малина» располагалось на улице Воровского. Когда человек нездешний в разговоре слышал фразу: «Я остановился в «Малине» на Воровского», с неизменным ударением на третьей «о», то руки его сами собой начинали ощупывать карманы, а глаза сужались, излучая бдительность. Вообще, среди названий улиц Владимира, наряду с набившими оскомину Московскими, Труда, Мира и прочих Ленинов, встречаются весьма занимательные, как то: Козлов Вал, Майдан, Девическая, Задний с Передним Боровки и даже загадочная Летнеперевозинская. Примечательно также, что практически все навевающие тоску своими банальными именами улицы прямые, а вот небанальные – строго наоборот, извиваются, как бог на душу положит, и домишки там все больше старые, малоэтажные. Видно, у руководства городского от века к веку фантазии не прибавлялось. Думаю, возьмись нынешний градоначальник улицы переименовывать – ничего оригинальнее порядковых номеров ему бы в башку не пришло.

Гостиница же, несмотря на столь броское название и запоминающийся адрес, впечатление производила вполне достойное за свои деньги, если не считать расположившегося через дорогу притона, совмещающего в себе функции грязной ночлежки и борделя самого низкого пошиба. Такое соседство наверняка бы отравило жизнь хозяину «Малины», а то б и вовсе разорило, водись у него конкуренты. Мне же оно было как нельзя кстати.

В гостиницу я соваться не стал, опасаясь излишнего внимания к своей персоне. Вместо этого определил Востока на пансион в конюшне при заведении и отправился дежурить возле черного хода, за что вскоре был вознагражден появившимся оттуда пухлым мальчонкой лет десяти, выносящим помойное ведро.

– Эй, пацан!

Малой замер и повернул разлохмаченную голову в мою сторону.

– Я?

– Заработать хочешь?

Пацаненок оказался сообразительный, опустил ведро на землю, осмотрелся и, не задавая лишних вопросов, подскочил ко мне.

– У вас сегодня обоз остановился, – кивнул я на пристроенный к гостинице двор, откуда доносилось фырканье и тянуло лошадиным потом.

– Да, – подтвердил малой, не вдаваясь задарма в подробности.

– Охрана с ними? – достал я серебряный кругляшок.

– Так кто ж их разберет? – пожал мальчуган плечами. – Нынче все при стволах. Охрана или нет, я почем знаю?

Пришлось присовокупить к первой монетке вторую и, для надежности, третью.

– Шесть рыл, – тут же оживился мелкий пройдоха, тянясь ручонкой к вожделенной мзде. – Точно говорю. Уж я-то барыг с наемниками не попутаю ни в жизнь. Чтоб мне пусто было!

– Убедил, – я добавил в призовой фонд еще две монеты. – Надолго они здесь?

– Те шестеро – до утра. Тетка Нюра как раз ворчала, мол, понаедут на ночь, только белье марать об них. А барыги вроде за двое суток расплатились. Видать, порожняком обратно пойдут. Не свезло тебе, дядь.

– Хе. Держи, для ровного счета, – я накинул еще пять монет и пересыпал в подставленную ладонь.

– О! – просиял малец.

– Присматривай за этими шестью и уши держи открытыми. Завтра, как только наемники ключи сдадут, лети в клоповник, там спросишь Тараса Камшу. Получишь еще столько же. Повтори.

– Как сдадут, лечу в клоповник, спрашиваю Тараса Камшу, получаю еще столько же.

– Молодец. И учти, – я схватил мальчонку за шиворот, – станешь трепаться – глаза вырву. Дуй.

Пацан отшатнулся и, левой рукой пряча деньги в карман, указательным пальцем правой начертил возле сердца крест.

– Никому. Могила.

– Петька! Где тебя черти носят?! – раздался за дверью бабий крик.

– Иду! – парнишка выплеснул из ведра помои и поспешил обратно, весьма довольный, несмотря на угрозу членовредительства.

Я же, пополнив запасы провианта в лавке за углом, направился к месту своего расквартирования.

Официального названия клоповник не имел. Хоть над входом и висела табличка, разобрать там можно было лишь то, что надпись когда-то включала девять букв, из которых сейчас читались только пятая «о» и седьмая «н». Совпало так, или какой-то умник подставил недостающие буквы – история умалчивает, но дарованное молвой имя полностью соответствовало сущности этого гостеприимного дома.

Под гостиничные нужды здесь были отведены два нижних этажа, а на третьем разместился бордель. Владимир – город строгих нравов. Строгости этой хватило на то, чтобы убрать шлюх с улиц и после клеймения засунуть сюда, дабы не развращали праведных богобоязненных горожан. Вышел этакий приют старых блядей. Контингент на любителя. На очень большого любителя. Впрочем, мизерные цены нет-нет да и привлекали в лагерь ценителей «зрелой красоты» новых адептов. Многие «жрицы» соглашались работать за еду. Арзамасская «Загнанная лошадь» на этом фоне выглядела райским садом.

– Мне нужна комната. На ночь, – обратился я к торчащей из-за стойки заднице в латаных портках.

– Койка? – прохрипело снизу.

– Ты рыло-то подними, слышнее будет.

Особь недовольно крякнула, разогнулась и, опершись о стойку, уставилась на меня мутными водянистыми зенками.

– Ну? – процедила она сквозь стиснувшие папироску зубы и поскребла щетину на вытянувшейся цыплячьей шее.

– Мне нужна комната на ночь, – повторил я.

– Комната, значит? Вся?

– Нет. Пять шестых.

Зенки сузились и забегали, выдавая неожиданную вспышку чудовищной мозговой активности.

– Эта… Как говоришь? Сколько?

– Избавлю тебя от мучений. Возьму комнату целиком.

– Все десять коек?! – зенки остановились, рыло озадаченно вытянулось.

– Ты делаешь успехи.

– Одна койка – три «пятерки». Берем также едой, коронками или по курсу.