Книга Скелет в шкафу - Энн Перри

По крайней мере Джона Эйрдри прооперировали вовремя, и сейчас, проходя темным, сырым ноябрьским утром вдоль ряда больничных коек, Эстер еще издали увидела, что мальчик спит, но дышит прерывисто. Она направилась к нему — проверить, нет ли у него жара. Поправив одеяло, Эстер поднесла лампу к лицу мальчика. Лицо его пылало, лоб оказался горячим. Такое часто случалось после операции, но эти симптомы всегда пугали ее. Жар мог быть нормальной реакцией на хирургическое вмешательство, а мог оказаться и первым признаком инфекции, от которой спасения не было. Оставалось лишь надеяться, что организм достаточно крепок и сам преодолеет недуг.

В Крыму Эстер встречалась с французскими хирургами и знала способы лечения, применявшиеся ими в ходе наполеоновских войн. Еще в 1640 году супруга губернатора Перу излечилась от лихорадки с помощью лекарства из древесной коры, известного вначале как «порошок графини», затем — как «порошок иезуитов». Теперь его именовали хинином. Померой мог бы прописать лекарство мальчику, но не сделал этого; он не любил новшеств. А на дежурство доктор Померой должен заступить лишь пятью часами позже.

Ребенок заворочался. Эстер наклонилась над ним и погладила, пытаясь успокоить. Это ей, однако, не удалось; казалось, что мальчик вот-вот начнет метаться в горячке.

Эстер приняла решение не колеблясь. Сдаваться в этом бою она не собиралась. Со времен своей службы в Крыму она всегда носила с собой аптечку с лекарствами, которых, по ее мнению, в Англии достать почти невозможно. Среди них были и териак, и хинин, и гофманские капли. Эстер держала все это в небольшой кожаной сумке с надежным замком, которую она оставила вместе с капором и плащом в маленькой прихожей.

Сделав выбор, она еще раз осмотрела палату: не требуется ли кому-нибудь срочная помощь. Все было в порядке, и Эстер торопливо вышла в коридор. Дойдя до прихожей, она взяла сумку, вытащила из кармана ключик на цепочке и вставила его в замок. Под чистым фартуком и парой крахмальных чепцов лежали все ее лекарства. Переложив их в карман, она снова закрыла сумку и замаскировала ее плащом.

Вернувшись в палату, Эстер нашла бутылку эля, которым часто злоупотребляли сиделки. Вообще-то лекарство рекомендовалось разводить в бордо, но за неимением вина сойдет и эль. Она плеснула эля в чашку, добавила туда немного хинина и тщательно перемешала. Эстер знала, что снадобье все равно получится удивительно горькое.

Подойдя к койке, она чуть приподняла голову ребенка и, разжав ему рот, влила туда две чайные ложки. Мальчик даже не понял, что происходит, инстинктивно проглотив лекарство. Эстер вытерла ему губы салфеткой, смахнула со лба липкую прядь волос и, уложив поудобнее, укрыла ребенка простыней.

Двумя часами позже она вновь дала ему лекарство, а третий раз — перед самым приходом доктора Помероя.

— Очень хорошо, — сказал он, внимательно осмотрев мальчика, и его веснушчатое лицо выразило удовлетворение. — Кажется, ему значительно лучше, мисс Лэттерли. Как видите, я оказался совершенно прав, когда не спешил с этой операцией. Вопреки вашему мнению, она не была столь неотложной. — Он одарил Эстер несколько натянутой улыбкой. — Вы легко ударяетесь в панику. — С этими словами он выпрямился и направился к следующей койке.

Эстер с трудом удержалась от комментария. Сообщи она доктору о том, что пять часов назад у мальчика был жар, ей пришлось бы признаться, что она давала ему лекарство. Трудно сказать, как отреагирует Померой, но вряд ли это его обрадует. И Эстер решила рассказать ему обо всем позже, когда мальчик поправится окончательно. Осторожность не повредит.

Увы, обстоятельства сложились совсем по-другому. Через несколько дней Джон Эйрдри оправился настолько, что мог самостоятельно сидеть на койке; лихорадочный румянец исчез с его щек, и мальчик даже начал понемногу принимать пищу. Зато состояние женщины, лежавшей на третьей от него койке, сильно ухудшилось после операции брюшной полости. Мрачный и встревоженный Померой, осмотрев ее, велел применить лед и частые холодные ванны. При этом в его голосе не чувствовалось надежды — лишь жалость и смирение с неизбежным.

Эстер просто не могла больше хранить молчание. Она взглянула на искаженное страданием лицо женщины и обратилась к хирургу:

— Доктор Померой, а почему бы вам не прописать ей хинин, смешанный с вином, териаком и гофманскими каплями? Это снимает жар.

Доктор посмотрел на нее с удивлением, постепенно переходящим в гнев по мере того, как он вникал в смысл сказанного. Лицо его порозовело, бородка встопорщилась.

— Мисс Лэттерли, я уже не раз говорил вам, что думаю по поводу ваших попыток лечить больных, не имея при этом ни опыта, ни медицинского диплома. Я пропишу миссис Бегли то, что ей необходимо, а вы извольте следовать моим инструкциям. Вы меня понимаете?

Эстер судорожно сглотнула.

— Вы имеете в виду, мистер Померой, что я должна дать миссис Бегли необходимый ей хинин?

— Нет! — огрызнулся он. — Хинин — средство против тропической лихорадки. Его не назначают, чтобы восстановить силы больного после операции. Толку от него не будет. Здесь, в Англии, мы не признаем всех этих заморских штучек!

Разум подсказывал Эстер, что лучше промолчать, но язык уже повиновался лишь доводам совести.

— На моих глазах это средство с успехом применяли французские хирурги, сэр, снимая жар после ампутации. Хинин употребляли с этой целью во времена наполеоновских войн, еще до Ватерлоо.

Лицо доктора потемнело от гнева.

— Французы мне не указка, мисс Лэттерли! Это грязный и невежественный народ, еще совсем недавно стремившийся поработить наши острова, как, впрочем, и всю Европу! И я напоминаю вам — если вы опять об этом забыли! — что все распоряжения вы получаете от меня, и только от меня! — Он повернулся, намереваясь отойти от койки несчастной женщины, но Эстер загородила ему дорогу.

— Она в горячке, доктор! Мы должны попробовать спасти ее! Пожалуйста, разрешите мне дать ей немного хинина. Это не повредит, но может помочь. Всего одну чайную ложку через каждые два или три часа! Если это не подействует, я тут же прекращу…

— И где же, по-вашему, я достану это лекарство?

Эстер перевела дыхание и только поэтому не проговорилась сгоряча про свою аптечку.

— В малярийном госпитале, сэр. Мы можем воспользоваться кебом. Я сама съезжу, если позволите.

Лицо его побагровело.

— Мисс Лэттерли! Мне казалось, что вы уже поняли, в чем состоят ваши обязанности. Если у больных жар, сиделка должна обеспечить им чистоту и прохладу. Лед и лекарства следует применять лишь по указанию врача. — Хирург повысил голос, чувствуя себя хозяином положения. — Сиделка приносит и меняет бинты, а если требуется, то и инструменты. Сиделка содержит палату в чистоте и порядке, разводит огонь и кормит больных. Сиделка выносит мусор и заботится об удобстве больных.

Он засунул руки в карманы, перевел дух и продолжил:

— Сиделка следит за дисциплиной и поддерживает в больных бодрое состояние духа. Это все! Вы понимаете меня, мисс Лэттерли? Сиделка ничего не смыслит в медицине и поэтому выполняет лишь самую элементарную работу. Ни при каких обстоятельствах она не должна действовать по своему усмотрению!