Книга Блаженные - Джоанн Харрис

— Нам так велели, — пожал плечами рыжий. — Может, вам новую привезут. Эта же старее старого!

— Что вы с ней сделаете?

— В море бросим, — без обиняков ответил рыжий. — Нам так велено.

Розамунда стиснула мою руку.

— Они не смеют! — воскликнула она. — Мать настоятельница им не позволит! Где же она? Где наша настоятельница?!

— Я здесь, ma fille. — Бесцветный голосишко был под стать его владелице. Как ни странно, Розамунда притихла и уставилась на девчонку. В глазах бедной обескураженной старухи мелькали то страх, то надежда.

Мать Изабелла стояла на пороге часовни, сложив руки на груди.

— Пора нам избавиться от этого богохульства, — начала она. — Она тут слишком давно, а островитяне — народ суеверный. Они молятся ей, зовут Русалкой… Ради бога, у нее и хвост есть!

— Но, ma mère… — вырвалось у меня.

— Это не статуя Богоматери, — отрезала Изабелла. — Марии Морской среди святых нет и не было! — Гнусавый голосок зазвенел. — Как вы ее терпите?! Прямо у часовни! Паломники приходят, чтобы коснуться этой Русалки! Женщины — с ребенком под сердцем! — соскребают с нее пыль для своих снадобий!

Ах вот в чем дело! Не в самой святой, а в ее славе. Дарующей плодовитость не место в обители бесплодных невест Христовых.

Изабелла набрала в легкие побольше воздуха, и ее слова понеслись потоком:

— Я же с первой минуты поняла! Неосвященные захоронения. Тайные излишества. Кровавая скверна…

Даже истерика получилась холодной и бесстрастной. Анжелика Сен-Эврё Дезире Арно не изменяла себе ни в чем.

— Теперь эта сила угрожает мне. Мне! Кровью меня запугивает. Мой духовник выискивает кровавый источник и очищает. Но зло неистребимо! Нет ему конца и края. — Девочка замолчала, размышляя о живучести зла, потом бросила «Хвала Всевышнему!», развернулась и ушла.

Вскоре зазвонил колокол к нонам, и времени на разговоры не осталось. Тем паче из страха лишиться свиданий с Флер возмущаться бы я не посмела. До конца службы в голове крутилось сказанное Изабеллой на ступеньках часовни, слова, которые вырвались неосознанно. «Кровавая скверна… Зло неистребимо. Нет ему конца и края…»

Новый колодец почти готов, вода в нем на диво вкусна и свежа. Лемерль очистил от скверны саму часовню, купель, ризницу, все святые сосуды и объявил, что опасности они не таят. К моему облегчению, тот же вывод он сделал относительно Перетты и Альфонсины. Впрочем, толки еще не утихли. Альфонсина даже расстроена своим полным духовным здоровьем, а Маргарита видит ее явное огорчение и язвит про любительниц играть на публику.

И все-таки «зло неистребимо».

Я старалась смотреть перед собой, но взгляд мой притягивало место, где прежде возвышалась статуя. Если в обмен на статую вернут дочь, цена невелика, ибо что каменная глыба по сравнению с ребенком, с перепуганной малышкой?

Разумеется, за всем этим стоял Лемерль. Кто знает, чем ему помешала базальтовая святая, но, отняв ее, символ единства и веры, он сильнее прижал нас к ногтю. Теперь он сам единственный наш символ и надеждой на спасение станет он сам. На службе Лемерль говорил о святых мученицах: святой Перпетуе, святой Екатерине, святой Кристине Чудесной; о таинстве смерти, очищающей силе огня. Он крепко держал нас в кулаке.

25. Монастырь Святой Богоматери Марии. Остров Нуармутье. 26 июля 1610

Монсеньор!

С превеликим удовольствием сообщаю Вашему Преосвященству, что Ваш мудрейший замысел приведен в исполнение с беспрекословной точностью. Высочайшей похвалы достойно усердие моей подопечной в обновлениях, ею начатых. Ее трудами монастырь почти возвратил себе былую славу. Крыша часовни требует ремонта, а южный трансепт, к величайшему моему прискорбию, сильно поврежден непогодой. Тем не менее мы полны надежд, что к началу зимы работы придут к завершению.

Монсеньор заметит, что нами восстановлено истинное название монастыря, а все признаки и символы ликвидированы в пользу вышеупомянутого. Присоединяюсь к горячим мольбам любезной Вашей племянницы: ежели дозволят труды и заботы, почтите нас приездом в месяцы ближайшие. Вашу августейшую особу встретим мы с великой радостью и почтением.

Засим остаюсь, покорнейший Ваш слуга…

И так далее, и тому подобное…

Да, словом я владею отменно. «Вашу августейшую особу…» — отлично.

Утром отошлю письмо с надежным человеком. Или сам съезжу в Порник и оттуда отправлю. Что угодно, только бы на пару часов вырваться из этой вонючей глухомани! Как Жюльетта терпит?! Я терплю лишь потому, что нужно, и потому, что это ненадолго. У поганок-чернушек особый прогорклый запах, а от их лицемерия меня выворачивает. Скажу Жюльетте, пусть сделает мне успокоительный настой.

Жюльетта, ласточка моя! Та светленькая, как бишь ее, Клемента, годна для утех и трогательно покладиста, но уж больно легкая добыча. Да и глаза чересчур большие. В них безоблачное летнее небо, а тревожного свинцового отлива нет. Волосы тоже не по мне — чересчур светлые, кожа чересчур белая, ноги чересчур гладкие, лицо чересчур бледное, не тронутое солнцем и дорожной пылью. Да, я неблагодарный. Такая милашка вниманием удостоила, а я томлюсь по упрямой дылде с ледяным взглядом. Наверное, это ненависть придает Жюльетте особый шарм.

В Клементе нет тепла. От ее бледности бросает в холод. Снова и снова нашептывает она красивые сказки про Иоланту, Тристана и Изольду, Абеляра и Элоизу…[30]Пусть шепчет, коли хочется. Белобрысая дурочка влюблена. Что только я с ней не вытворяю, каждый раз новые кунштюки придумываю, а Клемента рада унижаться. Я же для пущей остроты ощущений воображаю себя с огнегривой Гарпией.

От Гарпии ни спрятаться, ни скрыться. Накануне вот снова пригрезилась — не наяву же это было! Я видел ее лишь миг за окном сторожки. Отблески догорающего пламени отражались в ее глазах и делали взгляд почти нежным.

Клемента шевельнулась подо мной с блеянием, которое у нее означает пылкую страсть. Веки опущены, волосы и гладкая кожа золотятся в отблесках пламени. Желание обожгло мне чресла: чудилось, что в объятиях я сжимаю ту, что за окном… Но вот образ исчез, оставив меня с ненужной Клементой, которая задыхалась, как рыба на берегу. Удовольствие, и без того сомнительное, портила растущая уверенность в том, что лицо Жюльетты мне не пригрезилось. Она увидела меня с Клементой! Не давал покоя ее взгляд, удивленный, гадливый и… неужели разочарованный? Я едва не побежал за ней, даже понимая, как губительно это для моих тщательно разработанных планов. В отчаянии я нагим бросился к окну, не слыша возражений Клементы. Неверная тень впрямь метнулась прочь от сторожки? Точно не скажу.