Книга Склиф. Скорая помощь - Андрей Шляхов

Пришедшую в себя Озорицкую срочно повезли на томограф — проверять головной, а заодно и спинной мозг. После случившегося, да еще и на фоне сделанного внутримышечно реланиума, Озорицкая была вялой, сонной и выписаться не порывалась и вообще не разговаривала, потому что прикушенный во время приступа язык ощутимо побаливал.

Томограф не выявил ничего, кроме признаков повышения внутричерепного давления. Озорицкую оставили в реанимации. В Интернете появилось сообщение о том, что «выдающуюся русскую актрису Веру Озорицкую» едва не загубили в институте имени Склифософского. «Актриса потеряла сознание вскоре после того, как ее выпихнули из отделения, и теперь лежит в реанимации, где за ее жизнь борются врачи», — писал анонимный автор и добавлял: «Хочется верить, что борются». Подобно всем «горячим» (хотя правильнее было бы сказать — «горячечным») новостям, новость начала активно «размножаться». Два телевизионных канала показали стандартно-традиционный сюжет — корреспондент стоит возле Склифа, сожалеет, что его вместе со съемочной группой не пустили внутрь, и кратко пересказывает творческую биографию Веры Озорицкой. Несмотря на разность корреспондентов и каналов, заканчивались оба сюжета одинаково: «Вера Озорицкая еще не сыграла свою главную роль. Будем надеяться, что ей это удастся!»

Откуда только не звонили в администрацию института на следующее утро! Даже из какого-то совета ветеранов позвонили и умоляли «сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти нашу Верочку!». Журналисты начали осаду Склифа. Впрочем, эта осада длится дней двести в году, если не двести пятьдесят. В Склифе частенько лежат известные люди, иногда — по нескольку сразу.

Судорожные припадки не повторялись, но Озорицкая начала терять сознание при попытке сесть в постели. Не успевала садиться, как тут же заваливалась. Ее обследовали «от» и «до», цепляясь за малейшие зацепочки, но так и не нашли мало-мальски убедительных данных за неврологическую патологию. Думали и о наркомании, но следов наркотических и сильнодействующих веществ в крови и моче не обнаружили. Все же пригласили на консультацию нарколога. Тот час просидел возле койки Озорицкой, прочел от корки до корки историю болезни и кратко резюмировал: «Не наша».

А чья?

Анастасия Даниловна с неослабевающим интересом следила за диагностическим поиском у Озорицкой. Этим-то и отличается настоящий врач от «не настоящего», ремесленника с врачебным дипломом. Ремесленник бы сказал: «с глаз долой — из сердца вон», — а настоящему врачу подобное даже в голову не придет. Увы, поиск зашел в тупик. Потери сознания при изменении положения тела попытались было связать с ортостатическим коллапсом, то есть с недостаточным притоком крови к головному мозгу при вставании вследствие снижения артериального давления. Привлекли кардиологов, но и те ничего «своего», профильного, не нашли.

Диагностический поиск зашел в тупик. Совсем как следствие. Про следствия ведь принято говорить: «На седьмом году следствие зашло в тупик». Вот так же и с поиском.

Циничные сверх всех мыслимых и немыслимых пределов люди (а среди врачей, увы, попадаются и такие), заблаговременно просили заведующего патологоанатомическим отделением Тутубалина оставить им «лишний билетик» на вскрытие Озорицкой. Тутубалин, не любивший, когда торопят события, посылал горе-шутников на три веселые буквы, но шутники не унимались.

Расширенный консилиум (столь блистательного сборища врачей возле своей кровати мало кто удостаивался) осмотрел Озорицкую, повертел и так и сяк историю болезни, но поиск из тупика не вывел. Озорицкая сильно сдала — отощала, подурнела, скандалила редко, а если и скандалила, то вяло и недолго. Выписываться больше не порывалась. Куда выписываться, если до туалета дойти нет возможности, приходится все дела в постели делать.

Накал страстей за пределами Склифа тем временем нарастал. К звонкам и мельтешению журналистов здесь все привыкли, но когда и того, и другого слишком много, то вся эта суета начинает досаждать. Какой-то ловкий прохиндей даже затеял сбор средств на лечение Веры Озорицкой за рубежом. Ясное дело, что не в Таджикистане, и не в Молдавии, а в некоей «самой передовой клинике Германии». На первом этапе требовалось ни много, ни мало, а триста тысяч евро, во всяком случае именно такая сумма была заявлена. Какая-то истеричка в Живом журнале разродилась постом, озаглавленным: «Таких актрис больше не делают». Пост сутки провисел в топе Яндекса. А Вера Озорицкая лежала и не могла встать. Укатали сивку крутые горки, называется. И, вдобавок ко всему, затемпературила и покрылась мелкой точечной сыпью.

Срочно вызванный инфекционист диагноза не выставил, но санкционировал перевод многострадальной звезды больших и малых экранов во вторую инфекционную больницу. Подозревали геморрагическую лихорадку,[19]говорили о карантине, но через три дня Озорицкую вернули обратно без инфекционного диагноза. Не нашли ничего.

В нейрохирургической реанимации к Озорицкой уже привыкли и звали ее «наша Вера».

— Осталось еще, чтобы крыша поехала, и будет полный набор! — сказал заведующий нейрореанимацией Жиров.

Жиров, как самое заинтересованное лицо, сломал голову, сточил мозг и чуть ли не рехнулся в поисках диагноза Озорицкой. Она даже начала ему сниться. Не той обворожительной соблазнительницей, что раньше, а такой, как сейчас — «доходящей». Ломали головы и стачивали мозги в отделении острых хирургических заболеваний печени и поджелудочной железы. Как-никак Озорицкая была им не чужая, да и вообще, любопытно же, что там за диагноз. Чисто с профессиональной точки зрения, а не досужих сплетен ради.

— Доктор ходит по палате от кровати до кровати. Возле Кати сел на стул и в лицо ей заглянул, — бубнил Коростылевский, сидя за своим столом в пустой ординаторской. — Приложил ко лбу ладонь — лоб горячий, как огонь! Кате жарко и неладно, и знобит ее слегка, но приятна и прохладна чья-то добрая рука. Врач лекарство назначает: «Через каждых два часа». Катя плохо различает над собою голоса. Только слышит: «Все пройдет…» Продолжается обход…[20]

— Что за декламация, Максим Петрович? — поинтересовалась вошедшая Анастасия Даниловна.

— Это специальная мантра, настраивающая на обход, — ответил Коростылевский.

— А вы в курсе, чем клоун отличается от психбольного? Клоуну нужны зрители, а псих спокойно обходится без них.

— Спасибо на добром слове, Анастасия Даниловна, — поблагодарил Коростылевский.

— А мантры, просветляющей мозги, у вас в запасе случайно нет? — уже более мягко спросила заведующая отделением и даже улыбнулась, давая понять, что шутит. — Не знаю, что мы будем делать с Озорицкой. Неужели только на КИЛИ[21]мы узнаем ее диагноз? Не знаю, как вы, а я скоро тупо поверю в то, что Озорицкую сглазили. Хотя бы только для того, чтобы успокоиться.