Книга Новик - Геннадий Борчанинов

в пять больше. Плюс поместный оклад в виде земли. Теперь, когда я не просто повёрстан от города Владимира, а назначен в сотники самим государем, без земли точно не останусь.

— Благодарю, государь, — произнёс я.

Хотя по-настоящему хорошей наградой стала бы возможность остаться с государем наедине, упредить его об измене его приближённых, о скором нарушении перемирия и об отравлении царицы. Увы, такой возможности у меня пока так и не появилось, но к царю я, несомненно, стал гораздо ближе, чем до этого.

— Своих ты выучил справно, теперь надо и остальных, — задумчиво сказал царь. — Напишешь устав. Во всех подробностях, как обучать надлежит. По делам будет и награда.

Чуть по привычке не ответил уставным «есть».

— Слушаюсь, государь, — сказал я.

— В Разрядный приказ потом загляни. Сотник, — сказал Иоанн, дёргая поводья своей лошади.

Всё, разговор окончен. Результатом довольны были все, кроме, может, нескольких бояр, но их мнение меня почти не интересовало. Главное, что царь оценил возможности нового строя и методов стрельбы.

А устав написать — дело нехитрое, особенно когда знаешь службу. К тому же это не устав внутренней службы, регламентирующий всё вплоть до перевозки войск и поднятия государственного флага. Это всего лишь устав стрелецкий, краткий пересказ основных моментов обучения. Те самые экзерциции, навроде петровских.

А ещё Иоанн, как известный книгочей, не удержится от того, чтобы лично ознакомиться с этим уставом, и это прекрасная возможность остаться с ним один на один.

Проблема теперь только в том, чтобы написать этот устав языком, понятным для местных. Нынешние грамматика и правописание оставались для меня делом весьма трудным, и если с разговорной речью я ещё хоть как-то справлялся, то письменную пока освоил минимально. Тут даже пробелов между словами не было. То ли писари экономили место на бумаге, то ли просто их пока не изобрели.

Но это всё решаемо. Любой грамотный дьячок за скромную плату напишет всё под диктовку, а потом ещё и перепишет в нескольких экземплярах. Печатный станок уже изобрели, можно будет и вовсе разослать стрелецкий устав по всем городам и крепостям.

Царь уехал вместе со своей свитой, и мы остались на поле одни. Стрельцы по-прежнему стояли смирно, ожидая дальнейших приказаний.

— Сотня! — крикнул я. — Благодарю за службу!

Уставного ответа не последовало, ведь я его не показывал. Но стрельцы заулыбались. Мне просто хотелось сказать им спасибо.

— Вольно! Разойдись! — приказал я.

Сегодня учёбы не будет, сегодня стрельцы заслужили выходной. Но не я. Мне ещё предстоит куча дел.

— Леонтий! — позвал я.

Дядька, наблюдавший за стрельбами издалека, подошёл ко мне, улыбнулся.

— Ну, сотник Никита Степанович, поздравляю, — сказал он. — А я и не верил даже поперву.

— Слышал, да, что государь приказал? Нужны мне бумага с чернилами, — сказал я, просто кивнув на его поздравление. — И попик какой-нибудь грамотный, чтоб почерк хороший был.

Всегда можно сослаться на почерк. Да и руки у меня привыкли больше к сабле и рогатине, нежели к перу.

— Не попик, а батюшка, — строго поправил меня набожный дядька.

— Кого хочешь веди, — усмехнулся я. — Лишь бы писать умел красиво. Всё-таки царь этот устав читать будет. Ты только не говори об этом, а то цену заломит.

— Не беспокойся, сделаю всё, — сказал дядька.

Я и не беспокоился, Леонтию я доверял, как себе.

Можно, конечно, было попробовать написать всё самостоятельно, но так будет надёжнее. Лучше вообще набросать план, черновик, а чистовую версию уже пусть переписывает приглашённый писарь.

Леонтий оседлал коня и уехал, я же, в свою очередь, отправился в Разрядный приказ. Пренебрегать царским советом — себе дороже, нужно заявиться туда как можно быстрее, пока обо мне помнят. Пока царское слово не забылось. Поехал один, в парадном облачении, нарядный, красивый. Званию сотника надо соответствовать, аскетство здесь пока не в чести. Это царь мог позволить себе одеться в простую монашескую рясу и подпоясаться верёвкой, потому что он такой один. Все остальные вынуждены одеваться пёстро, ярко и вычурно, чтобы их, не дай Бог, не перепутали с какими-нибудь бродягами.

В Разрядном приказе дьяки уже обо мне знали, ждали меня. Видимо, свои распоряжения государь сделал ещё до того, как поехал на стрельбище. Либо один из его ближников сразу после стрельб поехал сюда.

— Новый сотник, значит… — пробормотал остроносый дьяк, перебирая бумажки и свитки. — Иван?

— Никита, — сказал я. — Никита Степанов сын Злобин.

— Ага… Есть по тебе отдельное поручение, — сказал дьяк. — Жалование сотницкое выдать…

Он достал из комода увесистый мешочек, положил на стол. Звякнуло.

— И земли тебе государь повелел отписать… Пятьсот четей, за Ветлугой… Хоть и средь черемисов диких, а всё же земля… — дьяк выбрал один из свитков среди целой кучи и протянул мне.

А вот и долгожданное поместье.

Глава 16

Писаря мне Леонтий нашёл в Андрониковом монастыре, молоденького краснощёкого послушника, похожего больше на девицу. Я к тому времени уже успел набросать план и приступить к черновику будущего устава, наполовину являющегося копией строевого устава ВС РФ и петровских экзерциций.

Всё же пожалованное мне поместье нужно отрабатывать, и я старался изо всех сил. Пятьсот четей это что-то около двухсотпятидесяти гектар, солидное имение для молодого парня. Причём земля переходила ко мне вместе с черемисами, её населяющими. Но, с другой стороны, поместье прибавляло мне и головной боли, потому что теперь я обязан был выставить помимо себя ещё пятерых всадников. За одного, конечно, сойдёт Леонтий, но мне требовалось к весне взять где-то ещё четверых.

Но с этим можно разобраться потом, зимой. А вот стрелецкий устав нужен мне как можно скорее.

Муштрой теперь занимался Леонтий и десятники, я же тем временем целыми днями просиживал в сотницкой избе с пером в руках, сочиняя устав так, чтобы понять его мог абсолютно любой деревенский болван, причём понять именно так, как подразумевается в тексте. Если что-то может быть истолковано неверно, оно будет истолковано именно так.

Иногда я выбирался в Москву, в Кремль, примелькаться при дворе, завести полезные знакомства. Посещал службы в Успенском соборе Кремля, иногда встречался с царицыными постельницами, вернее, с одной из них, с Евдокией, весёлой и бойкой красавицей.

Поговорить с царём пока так и не удавалось. С царицей, само собой, тоже.

— Слышал я, государыня хворает, верно ли? —