Книга Агония Хана - Ульяна Соболева

И умирают они страшной смертью.

– У нас два претендента на победу, которые сразятся между собой и с нашим хищным зверем…за тело лебедицы. Если они проиграют, то она будет отдана на съедение Али. Посмотрите, как красиво окрасились перья на ее костюме кровью тех, кто уже погиб за право получить ее в личное пользование. Ох ты ж…еще мгновение, и она останется без ног…Живодер идет в бой. Он вонзает копье в голову соперника. Али…Али наслаждается трапезой. Но ведь это еще не все. Живодер должен победить Али и добраться до лебедя.

– Ну как тебе твой подарок? Нравится?

И адский хохот Албасты, от которого у меня стынет кровь в венах, и, мне кажется, я сейчас потеряю сознание. Только не открывать глаза, только не смотреть, чтобы не сойти с ума от панического ужаса. Я даже представлять не хочу, кому эта тварь меня подарила. И пусть не узнаю и не увижу до самого своего конца. Останется только достать…и полоснуть себя до того, как этот монстр дотронется до меня. Я смогу…Ради Хана, ради моих сыновей. Я не позволю проклятой ведьме опорочить меня и унизить моего мужа. Лучше смерть.

Мелькают картинки, как мы держимся за руки, как смотрим с веранды на плывущих по озеру лебедей. И я прижимаюсь всем телом к широкой спине моего мужа, обнимая его за торс, целуя узор татуировок на спине. Тогда я обещала ему верность…ту самую, лебединую. Когда умирает один, а следом за ним – другой. Настало время сдержать слово и сохранить эту верность любой ценой.

Огромные лапы схватили поперек талии и закинули меня на плечо. Ударилась солнечным сплетением о каменные мышцы, и дух перехватило. Глаза зажмурила еще сильнее. Кусая губы и щеки, чтобы не орать. Чтобы не доставить ей удовольствия своими криками. Я уверена, она смотрит нам вслед и наслаждается этим зрелищем, а возможно, и снимает его на видео. Чтобы отправить…Тамерлану, чтобы сломать его еще больше. Но…ничего не будет. Все, что она сможет ему отправить – это мою смерть. Однажды он ее уже пережил…сможет пережить еще раз.

– Если порвешь ее в первую же ночь, другой шлюхи уже не будет. Так что осторожней там…Оставь на потом. Это теперь твоя игрушка, Вепрь. Играйся, сколько влезет. Можешь сделать с ней все, что хочешь. И не говори, что я не добрая и не честная.

Крикнула ему вдогонку Албаста. Ее голос дребезжит от радости, она возбуждена, она полна триумфа. Конченая, больная дрянь. Пусть только Эрдэнэ всего этого не видит. Я искренне надеялась, что девочку на это представление не пустят. Это было бы слишком жестоко и ужасно.

– Пусть трахает ее при нас! Хотим зрелищ и секса!

– Да! Пусть трахнет ее сейчас! Нам обещали секс!

– Ну что вы, дамы и господа. Это же трофей. А трофей любят утащить в свою нору и пользовать, пока не надоест. Уверена, что позже наш победитель отдаст лебедицу на всеобщее обозрение и поделится с товарищами. А пока что для вас устроят представление наши прекрасные карлицы и великаны. Ничего более развратного и пошлого вы в своей жизни не видели. Обещаю, вам понравится.

Он нес меня, тяжело ступая по полу, который, казалось, гудел от его веса. Нам вслед улюлюкали, хлопали, отпускали пошлые мерзкие шуточки. Вся кровь прилила к моей голове, и я молила Бога, чтоб у меня хватило сил сделать то, что я задумала.

– Вепрь, а Вепрь. Тебе член тоже исполосовали, как и твою жуткую рожу?

– Отдай ее нам. Она тебя увидит и сдохнет от ужаса. Мы будем ее трахать очень нежненько, а ты сможешь подрочить.

Он молчал. И от этого становилось еще страшнее, еще тошнотворнее. Ничего, как только он меня отпустит…я. Послышался скрип открываемой клетки. Значит, это правда. Меня отдали какому-то Вепрю…отдали в его логово. Нас запрут вместе, и он будет делать со мной все, что захочет. На глазах у других.

– Ты завесишь клетку покрывалом или порадуешь нас качественным трахом?

В нос ударил запах затхлости, сырости и мужского пота. Многочисленного, смешанного с запахами каких-то масел и жиров, которыми, наверное, смазывали тела рабов…Меня стащили с плеча и швырнули на какие-то тюфяки. Я тут же перевернулась на спину, молниеносно достала ржавую крышку и…не успела взмахнуть ею. Лезвие прошлось в миллиметре от кожи, даже слегка коснулось ее. Меня схватили за руку, но я отчаянно сражалась, я держалась за проклятую крышку и не давала выдрать из рук, мне кажется, я даже несколько раз полоснула Вепря по груди или по лицу. Я не видела. Я запретила себе на него смотреть. Только выдернуть руку и порезать, глубоко, быстро или его, или себя. Но мне не давали. Он был слишком силен, а я ослабла от страха, голода и напряжения.

Борьба длилась недолго, он отобрал лезвие и отшвырнул в сторону, а я вцепилась в его руку. Я орала, я выла и билась, как в агонии…пока не ощутила под своими пальцами отсутствующую фалангу…чуть выше – изогнутый шрам, и не распахнула широко глаза, схватив губами раскаленный воздух.

Мгновение…наномилисекунды…чтобы полететь в адскую черную пропасть. Чтобы молча заорать до разрыва голосовых связок от узнавания. Сердце болезненно вздрогнуло, остановилось и судорожно забилось снова с такой силой, что казалось, разорвет мне все внутренности от скорости течения вспенившейся крови.

Он мог быть совершенно без кожи, он мог быть без лица, без тела и без костей. Я бы узнала его. И все эти жуткие развороченные шрамы исчезают один за другим, на лысой голове отрастают волосы, исполосованные губы становятся чувственно изогнутыми… И я вижу своего Тамерлана. Он здесь…ЭТО ОН…пришел за мной. НО ЧТО ЖЕ ТЫ СДЕЛАЛ С СОБОЙ? ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ, ТАМЕРЛАН? ЗАЧЕМ? Какой же ты сумасшедший…До дрожи хочется провести руками по его шрамам, по его ранам и ожогам. Так хочется, что я сжимаю и разжимаю пальцы.

Слезы застилают глаза, наполняют их туманом, все тело начинает дрожать, и я чувствую, как вся соль моей любви к нему, моей дикой одержимости этим сумасшедшим психопатом катится по щекам, струится по шее. Я захлебываюсь этой солью и вижу… вижу, как чернота мутнеет, как из узких глаз точно так же сочится боль…вся наша с ним общая боль. Впервые вижу его слезы. Они смешиваются с грязью и кровью, сочащейся из порезов, которые нанесла ему я. Все это время его ладонь сжимает мои волосы на затылке, а другая рука заламывает мою руку за спину…ту руку, в которой я держала крышку.