Книга Найти друг друга - Елена Чалова

Потом она подойдет, поцелует, пощекочет пяточки, и от нее будет вкусно пахнуть кофе и духами. Однако в этот раз пробуждение было гораздо менее приятным. Громкий голос вторгся в утреннюю дремоту:

– Вставай, нам выезжать через полчаса! Настя! – Кто-то грубо тряс ее за плечо.

Девочка села в постели, поморгав, наконец разглядела Вадима. Он был уже одет, лицо его выражало недовольство.

– Вставай, сколько можно! Нам надо успеть на самолет!

– Какой самолет? Мы только вчера прилетели!

– До Палермо. Князь живет на Сицилии, мы полетим местным рейсом. Вставай же!

– А завтрак? – Девочка сползла с кровати и направилась в ванную.

– Нет времени.

– Что? Я хочу есть!

– Потерпишь!

Настя остановилась, развернулась лицом к мужчине и выпалила:

– Да ты… Я вчера не ужинала! Ты небось поел? По лицу вижу, не голодаешь! А я есть хочу! Ты что, решил меня голодом заморить? Отец называется! – Ей вдруг стало ужасно себя жалко: она не выспалась, голодная, мама дома плачет – слышно было вчера по телефону. – Вот я расскажу старому князю, какой ты отец, он тебя вообще из завещания вычеркнет. Тогда ты от меня ни копейки не получишь! Понял? Ни цента!

– Ах ты! – Вадим опешил.

Но прежде, чем он успел сказать или сделать что-нибудь, девчонка юркнула в ванную и заперлась там.

Он походил по комнате, злясь на нее и на себя, потом пожал плечами и подошел к двери.

– Если не будешь возиться, успеем поесть в кафе в аэропорту. Так что торопись! Все зависит от тебя.

– Во сколько у нас рейс? – донесся из-за двери недовольный голос.

– В семь пятнадцать.

Настя сидела на краю ванной и дописывала сообщение по аське деду: «Рейс 7.15 до Палермо. Жди, целую, Настя». Она уже нажала кнопку «отправить» и только тогда сообразила, что «Целую» надо было оставить для мамы, князь может не одобрить такой фамильярности. Но – что сделано, то сделано, из компьютерного послания слова не вычеркнешь. Глядя на телефон, Настя обнаружила еще одну неприятную вещь – зарядки батареи осталось катастрофически мало, а зарядить его было негде. Черт, вчера она забыла зарядить телефон! Ну что за невезуха! Кусая губы, она писала маме эсэмэску:

«Летим в Палермо 7.15. Телефон забыла зарядить. Не волнуйся, позвоню, как доберемся».

– Настя!

– Иду! – И шепотом добавила: – Черт бы тебя побрал!

Князь Василий читал Библию. Он проснулся на рассвете, но медлил вставать. В его спальне были довольно низкие потолки, так здесь строят, но он настоял на большом окне. И теперь, лежа в кровати, мог смотреть на горы. Это завораживающее зрелище всегда доставляло ему удовольствие. Чтение сегодня шло медленно. Вот он очередной раз заложил книгу пальцем и уставился в окно. Потом перевел взгляд на портрет, висящий на белой стене. Машенька смотрела на него с легкой полуулыбкой, у князя вдруг кольнуло сердце. Он покосился на тумбочку, там лежало сердечное лекарство. Годы идут, скоро уже они все будут вместе – и он, и Машенька, и ее мама, красавица Зоенька. Они недолго были счастливы, но воспоминания о тех далеких годах все еще согревают его старое сердце. Потом князь Василий стал думать о Николае… Тот приходился ему двоюродным братом, разница в возрасте у них была солидная. Они даже не встречались никогда. Просто однажды, году в 1987-м, в руки князя попал медальон с миниатюрой – портретом одного из князей Мещерских. Середина XIX века, изящная серебряная оправа, писанный с большим мастерством портрет. Василий наткнулся на медальон в одном из антикварных магазинчиков Лондона. Тот лежал между палехской шкатулкой самого свежего вида и кинжалом, изготовленным умельцами из славного города Златоуст. Расспросив хозяина, князь узнал, что вещи принес дипломат, работавший в Советском Союзе. Знакомству предшествовали необходимые церемонии: обмен визитными карточками, телефонными звонками, улыбками, ссылками на общих знакомых, затем князю все же удалось встретиться с этим человеком. Англичанин сказал, что миниатюру ему отдал некий Николай, погасив таким образом карточный долг. Дипломат добавил, что играли они на квартире, потому что в СССР нет казино, но это лишь добавляет азарта и заставляет людей играть по-крупному. Николай известен как завзятый картежник и не первый раз расплачивается фамильными вещами… да, он не скрывает, что является потомком князей, носит перстень с гербом. Василий попросил дипломата через свои каналы передать письмо тому, кто, рассуждая логически, должен был быть его двоюродным братом. Дипломат согласился и лично отдал послание князя Василия, но из этого ничего не вышло. Николай письмо порвал не читая и сказал, что здесь, в СССР, очень опасно обнаруживать родственников за границей, а потому он не желает иметь с ними ничего общего. Василий рассердился тогда: играть он, стало быть, не боится, а родню признать опасается! Ну да Бог ему судья. Теперь вот только Бог…

Когда в начале года ему написал молодой человек, представившийся сыном Николая, князь первым делом подумал о мошенничестве. Однако, с другой стороны, почему бы брату не иметь сына? А уж что он раскаялся… так теперь князь и сам готов был просить прощения за многое. Не у Николая, но и Василий грешен, жизнь была долгой и не всегда прямой. Хотя, видит Бог, подлецом он не был, тут стыдиться нечего. Вадим ссылался на документы, оставшиеся от Николая, писал, что к нему перешел перстень отца с гербом. Князь медлил с ответом, но не тянул с проверкой. Он связался со своим другом, на старости лет вернувшимся на историческую родину (судя по письмам, порой он отчаянно жалел об этом). Перевел другу определенную сумму на расходы (аккуратности в денежных расчетах они научились на Западе, тут не было места исконно российскому разгильдяйству) и попросил проверить, есть ли такой человек и что он из себя представляет. Полученная информация расстроила князя Василия. Поджав губы, он читал о брате Николае, который проигрывал в карты фамильные драгоценности, и о его сыне, так и не ставшем известным фотографом. Он бросил жену и дочь и теперь зарабатывает на жизнь изготовлением печатной продукции «эротического, а иной раз и порнографического характера», – писал источник. Князь решил, что не хочет иметь с этим человеком ничего общего, но тут пришло письмо от девочки. Письмо было трогательным, продублировано на смешном английском, который она, видимо, учила в школе. Старик не устоял. Он и сейчас смотрел на монитор выключенного компьютера и видел детское личико с огромными от испуга глазами. Светлые волосы, серые глаза, большой рот… Она так походила на Машеньку, что он чуть не потерял сознание. И старик поверил. Более того, он рискнул доверить этой девочке тайну, которую не смог доверить даже старому другу, жившему теперь в усадьбе своих предков под Москвой.

В старой церкви, построенной рядом с имением, мать Василия, княгиня Екатерина, спрятал шкатулку, хранившую автограф Пушкина. Его стихотворение, написанное для бабушкиного альбома. Рисунок, несколько набросков, ехидная эпиграмма на бабушкиного мужа, которого Александр Сергеевич терпеть не мог. Молодой князь Александр Мещерский оставил в России жену и семейные реликвии, потому что надеялся вернуться. Ему было двадцать лет, когда он покинул страну. Воевал в Белой армии, ушел через Харбин во Францию. Его молодая жена осталась в России, она была беременна и не могла бежать. Ее спрятали в деревне, а потом, после родов, отправили на хутор подальше от любопытных и недобрых глаз. Княгиня ходила за коровами, косила сено, растила сына, стараясь не думать о том, что в этой стране у них нет будущего. Она боялась отправить мальчика в школу, потому что к семи годам он говорил по-английски и по-французски, и, хоть руки его огрубели от сельской работы, для нее аристократическая кровь была очевидна, и она обмирала от ужаса, что кто-то знающий увидит эти правильные черты, ясные глаза, услышит интеллигентную, хоть и несколько старомодную речь. И только в двадцать шестом году до них добрался Семен – он был дядькой князя Александра, прошел с ним войну и давно превратился из слуги в товарища. По фальшивым документам князь устроил его в состав французского торгового представительства. Москва велика и многолюдна, Семен смог оторваться от слежки, которую ВЧК вела за иностранцами. Уехал в имение князя, нашел людей, которые помнили его и указали, где прячется княгиня с сыном. Про то, как их вывозили из страны, можно было бы написать отдельный роман. На это ушло все состояние князя, и он работал шофером, потом пилотом и военным инструктором, старался прокормить семью, но никогда не думал продать немногие оставшиеся семейные реликвии – в основном нательные кресты и иконы. Княгиня не смогла сохранить на хуторе ничего из вещей, кроме шкатулки. Но Семен, качая головой, велел и ее не брать. Вещи – обуза. Если человек держится за вещи, это вызывает интерес, а им нужно раствориться, слиться с толпой. Ночью, накануне отъезда, они отправились в усадьбу. Дом стоял пустой, с выбитыми окнами. Княгиня смотрела на красивое здание, которое должно было принадлежать ей и ее детям. Она встала на колени, поцеловала землю, понимая, что уезжает навсегда. Потом залезла через окно в церковь – ее тоже разорили, в куполе гнездились голуби, шумно хлопающие крыльями. Стараясь не смотреть на испоганенные образа и фрески, на которых кто-то выколол святым глаза, она нашла за алтарем нишу, про которую рассказывал муж. Ниша была тайником, раньше батюшка хранил там церковную утварь, а до этого там хранилась переписка декабристов, потому что один из представителей рода Мещерских был связным. Княгиня нажала на герб, открыла нишу, сунула туда шкатулку… И навсегда покинула свою землю…