Книга Однажды будет ветер - Диана Ибрагимова

видела в особняке Кантонов. Она вела на балконы второго этажа, разделенные кулуарами, обрамленными тканью наподобие лож в зале. От этого казалось, будто само фойе – это сцена, а наверху – места для зрителей.

– Проводника все нет, – сказала Рина, выждав еще немного. – Пойдем, Клим.

Чего не было видно через дверь, так это того, что наверху все оказалось затянуто нитями, сплетенными в сложную сетку, над которой висел в воздухе блестящий оркестр. Рина бы его так сразу и не заметила, если бы он не заиграл, как только она переступила порог фойе.

Услышав громкие звуки, Рина до смерти испугалась и не рванула назад только потому, что оцепенела. Клим храбро встал перед ней, но защищать ее было пока не от чего. В фойе не происходило ничего опасного. Просто невидимые музыканты играли марш. Музыка плясала по глянцевому полу, грохотала между колоннами, и казалось, вот-вот разбудит тихий город.

«Это они меня так приветствуют?» – подумала Рина.

Оркестр выглядел как фантастическая скульптура из тех, что закрепляют на прозрачных каркасах. Рине вспомнился столичный фонтан «Мальчик выпускает голубей», на открытие которого они ходили вместе с папой, чтобы поддержать его друга-скульптора. Между ладонями мальчика и птицами он закрепил тонкие, но очень прочные стеклянные трубочки, изготовленные кудесниками, так что уже с расстояния пары шагов казалось, что голуби, и правда, летят.

Оркестр, ясное дело, не был скульптурой. Музыку играли люди, вселившиеся в инструменты, и от осознания того, сколько здесь народу, Рине стало не по себе. Она вцепилась в Клима и стояла, не шелохнувшись.

«Их очень много. Я не смогу за всеми уследить. Может, лучше пока выйти и подождать Проводника?»

Театр по мановению палочки дирижера закончил с маршем и перешел на вальс. И тут начала твориться настоящая феерия. Из боковых проходов вылетели удивительной красоты костюмы – не меньше трех десятков – и на секунду Рине показалось, что это стадо самцов павлинов распушило хвосты и кружится на мраморном полу. Перья, блестки, шелк, мерцающие камни и тонкие кружева рисовали повсюду узоры танцевального калейдоскопа. Это было так ярко, вычурно и многослойно, словно артисты надели сразу все свои лучшие наряды, как поступали некоторые подруги бабушки Вельмы с драгоценностями. Но если они выглядели при этом безвкусно, то костюмы были великолепными. Рина давно заметила этот парадокс: то, что в жизни кажется чересчур во всех смыслах, в театре воспринимается как должное. Ведь на это «чересчур» сюда и ходят посмотреть.

За подолами платьев почти не были видны костюмы, которые вели их в вальсе. Рина недоумевала, как это танцоры управляют одновременно брюками, рубашкой, смокингом, перчатками, да еще и ботинками – ведь человек за раз может вселиться только в одну вещь, и не похоже, что низ просто пришили к верху, иначе он бы волочился по полу. – Только не говорите мне, что в каждом костюме сразу по несколько человек, и все они танцуют синхронно, отвечая каждый за свою часть наряда! – прошептала она.

«Как это волнительно!» – восхитилась мама.

Безголовые дамы и кавалеры кружились в ритме вальса, и на мраморном полу, словно цветы, распускались подолы многослойных платьев. Потом часть пар поднялась в воздух и стала танцевать над оставшимися, двигаясь точно на одном уровне. А в это время между ними и оркестром сотни скульптурок позолоченных балерин, застывших в третьей позиции, скользили по натянутым нитям, зажатым между руками. Они двигались потрясающе синхронно и создавали сложные узоры. На глазах у Рины золотая звезда за секунду превратилась в пион, а потом балерины стремительно метнулись к центру, объединились в блестящий круг и разлетелись в стороны, словно лучи или взрыв фейерверка.

Потом музыка снова сменилась, и зазвучала странная, неземная мелодия. Это явно была новая музыкальная веха, потому что ничего подобного Рина никогда раньше не слышала. Безголовые дамы сбросили юбки и, оставшись в блестящих брюках, стали исполнять диковинный танец. Теперь их движения были ломаными, резкими, ритмичными. Балерины наверху складывались в абстракции, сверкающие под светом громадных люстр, а кавалеры исполняли трюки с собственной одеждой. Белые перчатки изображали птичью стаю и улетали, ботинки бегали кругами вокруг костюмов. Это было безумно и потрясающе одновременно.

А потом все стихло так же внезапно, как и началось. Опустилась палочка дирижера. Смолк оркестр. Фигурки балерин застыли на нитях, как золотые подвески. Сброшенные юбки вернулись на свои места, и безголовые танцоры синхронно поклонились Рине, но она еще целую минуту не могла ничего сказать, словно ей зашили рот.

На время выступления она забыла обо всем. Целиком и полностью выпала из своих страхов и забот. Должно быть, это представление готовилось веками. Для одного-единственного Странника. Артисты оказались заперты в театре, но не уснули, а всей труппой стали придумывать новые номера, перешивать костюмы и поддерживать здание в чистоте.

«Сила искусства выше несвободы, – восторженно подумала Рина. – Само искусство – свобода».

Она зааплодировала, не жалея ладоней, и хлопала без остановки несколько минут.

– Если честно, я даже не знаю, что сказать! Это лучшее выступление, какое я когда-либо видела! Вы все делали так синхронно, да еще и на разных уровнях, а это ведь так сложно, это столько труда и фантазии, и такая музыка…

Костюмы снова поклонились и радостно зааплодировали сами себе. Похоже, они были счастливы, что у них наконец-то появился зритель. Музыкальные инструменты тоже спустились на первый этаж, и Рина особенно отметила их последнюю мелодию. Только потом она вспомнила, что еще не представилась, и нерешительно вышла из-за велосипеда.

– Меня зовут Рина Шегри, я Семнадцатая странница. Может быть, вы знаете мою маму – Анжелику Аль? Она теперь тоже Шегри. Она раньше была актрисой.

Безголовые дамы всплеснули руками и облепили Рину со всех сторон, словно осы сахарную статуэтку. Стали поглаживать ее по лицу, трясти за руки, а кто-то даже обнимать. Рина словно попала в тканевое облако, пропитанное духами. Со всех сторон ее щекотали перья и кружева, от шелковых перчаток волосы вставали дыбом, а от приторных духов почти нечем было дышать. Ей так и мерещились слова танцовщиц:

– Ох, как ты выросла, дорогая!

– Конечно, я помню Анжелику! Вы с ней прямо одно лицо!

Кавалеры стояли в стороне, наблюдая за этим беззвучным щебетом и шелестом подолов. Клим, как мог, пытался отбить Рину у дам, даже закручивал в колеса их юбки, но Рина попросила его так не делать. Лучше было не лезть на рожон, потому что у здешних обитателей и без того было много способов ей навредить.

– Меня привела к вам подсказка принца Аскара, – сказала она, когда