Книга Еще один день на войне. Свидетельства ефрейтора вермахта о боях на Восточном фронте. 1941–1942 - Хайнц Килер

с любой из дорог Европы. Но все равно, теперь они стали лучше, чем с самого начала.

В 11.30 прибыли в Новую Прагу. Это название подразумевает под собой небольшой уютный город. Но наш самый грязный, забытый богом промышленный центр, если такие у нас все еще сохранились, по сравнению с Новой Прагой можно было бы назвать маленькой жемчужиной. Я просто не могу себе представить, как русские могли терпеть большевистский режим в течение полувека. Куда ни кинешь взгляд, повсюду разруха в ее самом худшем проявлении.

12 августа 1941 г.

Вчера вечером мы сидели за конфискованным круглым столом, тесно сдвинув стулья, и обменивались мнениями по поводу будущего положения России. Водитель командира Рейшиц, водитель лейтенанта Октабеца, Штиглер и я. В самый разгар нашего яростного спора наши мысли вдруг переключились на дом, как это всегда бывает в моменты затишья.

Интересно, чем ты сейчас занимаешься? А дети? А твоя мать? Как у всех вас дела? Что ты думаешь о наших гигантских успехах, о победах, которым нет равных?

Боже милостивый! Как прекрасно было бы снова оказаться дома. Никаких мыслей о войне, о смерти и разрушениях, о наступлениях, атаках, огне вражеской артиллерии и винтовок, о смерти и ранениях. Нет! Не хочу ничего этого, только покоя. Удобно сидеть на диване со стаканом пива и сигаретой и слушать музыку… или твою игру на пианино… или пойти с тобой в театр… или поиграть с детьми… или просто говорить с тобой, все равно где… или поспать на настоящей белой мягкой постели… или сидеть за столом, сидеть, как положено, есть ножом и вилкой… или почитать хорошую книгу… или… или…

На этой неделе, как говорит Р., мы переправимся через Днепр; однако Ш.[26] думает по-другому.

Как не хватает Шобера; этого прекрасного товарища мы потеряли 4-го числа. Наш разговор скачет с одной темы на другую.

Постепенно темнеет. Небо над нами густо-синего цвета, небо, усыпанное звездами. Мягко дует легкий прохладный ветерок. Почти все наши товарищи спят в своих палатках или в машинах. Только посыльные и несгибаемый Пишек сидят все вместе в одном из углов парка. Они копаются в прошлом, выбираясь оттуда в настоящее и далее в будущее.

Командир играет в карты со своими закадычными друзьями. «Доппелькопф» – игра, которая действует нам на нервы.

Посреди всех этих мыслей в этой ночной тишине нашего слуха вдруг коснулась музыка. Чудесная музыка. Играет балалайка. Гитара. Это не граммофон, это не радио. Нет: к нам пришли украинцы, они сидят в парке и играют для нас свои песни. Мы слушаем их часами, а они играют и поют о своем доме. Мысленно мы представляем, что слушаем почти венские мелодии. Может быть, в этой песне поется о Каленберге, а вот здесь – о Дунае. А эта песня разве не о Штеффле? Или о Лихтентале? Но нет, все ускоряющийся ритм балалайки, постоянно бешеный темп, напоминает о том, что мы сейчас в глубине России, что мы слушаем русские песни.

Мы продолжаем слушать очень долго. До тех пор, пока не звучит приятная народная песня, все глуше и глуше, пока мы не засыпаем. А на сердцах у нас так тяжело.

13 августа 1941 г.

«Унтер-офицер Прюллер, уже 2.30 утра!» – так меня подняли, первым во всем батальоне. А лечь спать мне пришлось только в 12.00 ночи.

Я потер глаза, но они не хотят открываться. Два с половиной часа сна – это не очень много. Но все равно придется проснуться. Быстрый взгляд из машины наружу – дождя нет. Прекрасно. Я умылся дождевой водой, оделся, потом – чай и бутерброд, который уже готов, несмотря на ранний час, а потом, насколько я понимаю, мы можем отправляться.

Становится ясно, что мой ранний подъем был напрасен, так как командир лежал в своем спальном мешке четверть часа после того, как его начали будить. Однако такое с ним было не в первый раз. Тем временем снаружи становилось светло. В 4.15 мы отправились. Когда добрались до полкового полевого штаба, то, как оказалось, там никого уже не было: все уехали за реку Ингулец.

Если наблюдаешь за ходом наступления, то понимаешь, какое это величественное зрелище. Слева и справа идут роты 1-го батальона в глубоко эшелонированном порядке, затем идет артиллерия. Шестьдесят танков вырвались вперед. Сейчас 6.15. Несколько похолодало, это чувствуется даже в прорезиненном плаще, но вот медленно появляется солнце. Значит, будет чудесный день. Наступление продвигается успешно, несмотря на то что противник атакует на фланге. Танки доказали свою полезность.

В 500 м за стогом сена Цурн обнаружил русского. Я еду в ту сторону с Пишеком с пистолетом-пулеметом в руках. Роняю его, и случайно происходит выстрел. Когда мы подошли к стогу, то оказалось, что русский ранен. Неужели я случайно попал в него?

Сегодня должны привезти почту. Надеюсь, что там будет что-нибудь и для меня тоже: письмо, а еще лучше – сигареты.

Мы движемся вперед в основном через поля: пшеница, картофель, свекла и т. д. Хочется надеяться, что наши машины выдержат это. Пока мы ехали на машине командира, я заметил за соседним холмом много русских. Мы двигались вперед с передовым разведывательным дозором. Не успели мы обсудить, как нам поступить, как в нашу сторону направился гражданский легковой автомобиль. Он остановился примерно в двухстах метрах от нашей машины. Русские оставались внутри. Мы махали им кусками белой материи, предлагая сдаться. Вот кто-то вышел из той машины, потом снова сел внутрь, затем вновь вышел. Все выглядело так, будто он хотел приготовить небольшой флажок, но, к несчастью, по машине дважды выстрелила наша противотанковая пушка, и этот человек побежал прочь. У всех нас создалось полное впечатление, что русские собирались сдаться, но теперь процесс оказался сорван. Это выглядело как намеренный обман – поднять белый флаг, а потом открыть стрельбу. Но с нашей стороны это было не намеренно. И здесь не было чьей-либо вины. Всегда встречаются нервные типы, пальцы которых лежат на спусковом крючке.

И что теперь нам толку доставать большую карту и махать перед русскими ее обратной белой стороной? Они больше не подойдут. В общем, я решил взять с собой несколько человек и пойти за ними самому.

Мы прошли мимо машины. За рулем сидела женщина, и наша пушка выстрелила настолько точно, что у нее отсутствовала половина лица. Не успели мы миновать низину, отделявшую нас от русских, как я увидел еще один русский легковой автомобиль, который ехал по дороге в нашу сторону. Я так быстро,