Книга Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

со стороны территориальных комиссий, необходимо иметь в виду простой момент: административные границы волостей, уездов и губерний были, естественно, не более чем пунктиром на карте. «Границы» эти легко преодолевались дезертирами, что затрудняло их поиск, установление личности. Облавы, как правило охватывающие из-за недостатка сил лишь одну или несколько волостей, приводили к тому, что дезертиры «пачками» перебегали в соседние. С 25 июня по 1 июля 1920 г. Петроградская ГКД провела одновременную серию массовых облав во всех уездах губернии. «Дабы не подать возможность дезертирам переходить границу губернии» и скрываться, были предварительно направлены секретные телеграммы соседним комиссиям (Псковской, Новгородской, Череповецкой, Олонецкой) с просьбой выставить заслоны во всех пограничных пунктах[568].

Масштабные облавы вызывали отход дезертиров из пограничных уездов вглубь, откуда, по наступлению более спокойного времени, они возвращались. Подобная практика заставила все комдезертир Северо-Запада стараться координировать свою работу с соседями. В мае 1920 г. комдезертир Тихвинского уезда (Череповецкая губерния), который граничил с Новоладожским уездом Петроградской губернии, обеспокоенно отмечала массовый поток дезертиров, следующих на восток по железным дорогам, «что внушает серьезную тревогу и ответственность, так как грозит развалом армии и возникновением зеленой армии… и может свести на нет всю работу по обчищению волостей от дезертиров»[569]. В данном докладе отчетливо звучала мысль о неэффективности таких методов, как выставление застав, постов, пикетов по возможным путям следования: «дезертиры, как показал опыт, имеют полную возможность обойти опасные для них места стороной, проскользнуть мимо отряда лесом или полями»[570]. К тому же данные методы борьбы виделись «непроизводительной и нецелесообразной тратой сил». Тихвинская УКД настаивала на концентрации имеющихся ресурсов на естественной западной границе уезда и губернии – реке Волхов, «где дезертирам, а иногда и целым партиям не обойтись и не перебраться без перевозочных средств. Здесь их брать можно голыми руками и перехватывать всех без остатка»[571]. Этот путь через Волхов проделывали дезертиры, следующие на родину в Череповецкую, Вологодскую, Костромскую губернии. Планировалось силами соседних уездов создать на реке барьер в виде стационарных постов, снабженных полевыми телефонами в местах переправ и конными патрулями. Местным жителям были запрещены перевозки пассажиров через реку «под страхом тяжких репрессий». В тесном сотрудничестве с Новоладожской УКД после образования заслона решено было перейти к массовым облавам на западном берегу, где должны были скопиться дезертиры.

Северо-Запад обладал развитой железнодорожной сетью, по которой дезертиры могли весьма комфортно пробраться к родным местам. Для недопущения превращения тыла Красной армии в потенциальный внутренний фронт нужно было изыскать силы и средства для того, чтобы воздвигнуть надежный барьер дезертирам на железных дорогах. С другой стороны, концентрация в прифронтовой полосе или в столь важном со всех точек зрения центре, как Петроград, огромного числа дезертиров также была весьма опасна. В показательной телеграмме от 1 марта 1918 г. в чрезвычайный штаб Петроградского военного округа сообщалось о мерах, принятых для предотвращения «…прибытия в Петроград небоеспособного военного элемента». «Деморализованные команды» и одиночных солдат надлежало переправлять через станцию Тосно «на восток», в направлении Москвы или Вологды[572]. На тот момент меньшим злом было рассеивание этого «элемента» в тылу.

Неопределенное положение близкого к границе и фронту региона, а также сравнительная «провинциальность» и меньший контроль создавали в Псковской губернии относительно благоприятные условия для проживания дезертиров. Образно говоря, она «как губка всасывала в себя дезертиров и с тыла Западного фронта, и из соседних губерний, в особенности из Петроградской»[573]. В сводке по Торопецкому уезду за март 1919 г. основными путями передвижения дезертиров были названы Николаевская и Варшавская железные дороги, «где очень мало интересовались борьбой с дезертирством и этим давали возможность передвижения без соответствующих документов»[574]. Эту характеристику можно распространить и на прочие железные дороги. 18 марта на станции Торопец были задержаны «несколько» дезертиров, их опрос показал, что за время пути в поезде у них ни разу не проверили документы. «С наступлением весны, когда дороги испортились, борьба с дезертирством ослабла… к празднику-же Пасхи наплыв дезертиров увеличился. Печально то, что большинство дезертиров… [прибыло] из частей Петроградского Округа, а именно: Гатчина, Детское [Село], Петергоф и Петроград». Исходя из этих данных, местная УКД сделала неутешительный вывод: пока не будет нормально поставлена борьба на железных дорогах, говорить об успешном противодействии массовому дезертирству нельзя, в то время как «борьба ведется на станциях только на словах»[575]. Понимая, насколько слабо налажена проверка документов на железнодорожных станциях и в поездах, ЦКД осторожно предлагала осуществлять подобный контроль силами комдезертир возможно чаще, но «не нарушая ж. д. правил… при посредстве У<ездной> Т<ранспортной> Ч. К. ж. д. и особых отделов Ч. К.»[576].

Недостаточно строго подвергались контролю пригородные («дачные») поезда Петроградской губернии. Обычной практикой дезертиров было доехать из Петрограда до конечной станции (например, Званка), после чего пробираться «к местам родины» другим путем. Проводить проверку документов в поездах было непросто и даже рискованно: «в некоторых случаях попыток ревизоров выяснить правильность проезда военнослужащих и провоза арестованных, со стороны военнослужащих были даже учинены насилия»[577].

В годы Гражданской войны неоднократно проводились особые агитационные кампании, ставившие целью достижение конкретного практического результата: недели фронта, красной казармы и т. д. Среди подобных мероприятий особняком стоят недели добровольной явки дезертиров.

Важно было не столько покарать, сколько вернуть беглецов в ряды Красной армии – уже с лета 1919 г. дезертиры стали главным источником ее пополнения, а «предание суду десятков тысяч людей было невозможно, да и не целесообразно, так как не давало армии пополнения»[578]. Так, решив удвоить численность армий Западного фронта в ходе советско-польской войны, командование «нашло обильный источник пополнения в виде жителей армейских фронтовых тылов, укрывавшихся от мобилизации или дезертировавших из частей»[579]. О том, что важно было не только «переловить» дезертиров, но и влить новые силы в армию, писал и С. П. Оликов[580]. Неделя явки дезертиров – широкомасштабная серьезная операция, требовавшая четкой подготовки и немалых средств, ведь ожидаемую массу «добровольцев» нужно было разместить и накормить. В целом по стране именно добровольно сдавшиеся (правда, далеко не только в ходе «недель») дали в итоге более двух третей всех извлеченных дезертиров. По Северо-Западу этот показатель гораздо более скромен (см. Приложения 4, 5, 7). В Инструкции НКЮ и ЦКД от 6 августа 1919 г. добровольная явка (причем с рядом условий) упоминалась как единственное обстоятельство, смягчавшее наказание[581].

Первым подобным опытом была назначенная постановлением «О борьбе с дезертирством» двухнедельная явка дезертиров с последующим освобождением их от наказания, проходившая в разных губерниях в январе – феврале 1919 г. Результата она практически не