Книга Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов

исчерпывающее представление и о преисподней Ямы.

Другие миры «колеса жизни» изображают царства биритов - мерзких скелетов с безобразно всклокоченными волосами, животных и людей, а также рати тенгриев и асуров, ведущих между собой беспрерывно войну. Асуры ощетинились луками, копьями и мечами, а тенгрии обрушивают на них с облаков ваджры - стрелы небесного огня. («Небесный бой» Рериха, где нет ни тенгриев, ни асуров, а только мятущиеся тучи и вещая нахмуренная земля).

Последний, третий круг, или обод «колеса мира», разделен на двенадцать нидан. Настала пора рассказать об этом подробнее.

Учение о ниданах - причинах в цепи бытия - приписывается самому Шакья-Муни. «Тогда он припомнил связь своих многочисленных прежних перерождений и перерождений других существ», - говорится в «Лалита-вистаре». Короче говоря, кольцо нидан призвано напомнить верующим основное учение буддизма о причинах и следствиях, объясняющее происхождение материального и духовного начал и тайну перерождений.

Первая нидана в образе старика, едва стоящего на ногах, говорит о закате жизни. Вторая - о начале ее: на рисунке показана роженица с младенцем.

Далее следуют аллегорические картинки, говорящие о греховности материального мира и тщете человеческих желаний: курица, высиживающая яйца; крестьянин, собирающий плоды с дерева; пьяница с чашей вина; ослепленный стрелой человек, безуспешно пытающийся вытащить ее из своего глаза; мужчина и женщина в любовных объятиях.

Восьмая нидана представлена видом опустевшего дома. В буддийской символике это означает оболочку, живое тело. Человек словно дом без хозяина, куда забрались воры, действующие по собственному произволу. Под ворами подразумеваются пять чувств, отвлекающих дух от сосредоточенности.

Девятая аллегория рисует лодку посреди реки, десятая - обезьяну, бессмысленно мечущуюся от предмета к предмету, одиннадцатая - горшечника, вылепившего три сосуда, символизирующие людские деяния: благие, греховные и непоколебимые.

Все завершается фигурой слепой старухи, которая сама не ведает, куда и зачем бредет.

Даже не зная буддийской символики, легко уловить основную идею мандалы. Она наглядно убеждает верующего в том, что видимый мир призрачен и лишен смысла. Одно лишь невежество может придавать хоть какую-то цену его обманчивым соблазнам. Они ничто. Привязываясь к миру, к его призрачным ценностям, человек лишь увеличивает свои страдания, ибо приверженность эта влечет за собой перерождение и новые муки.

«Колесо мира» держит в зубах и когтях чудовищный красный мангус - прислужник повелителя смерти. Но над головой демона нарисованы космические знаки луны и солнца и лама в монашеской тоге, объясняющий тайный смысл колеса пыток.

Единственная надежда ослепленного, страдающего люда…

Когда вблизи гигантской ступы Боднатх я рылся в лавке, завешанной сотнями больших и малых свитков с рисунками колеса, то думал, что обязательно начну книгу с этого эпизода. Но автор не всегда властен над собственным замыслом. Ослепительное великолепие Гималаев, их полнокровная хмельная сила властно перекроили мои намерения. Чистота снегов и ликующая зелень альпийских лугов взывали к исконной праязыческой мощи старика Химавата, породившего, кстати сказать, богов индоевропейских народов - славянского Перуна и Перкинса прибалтов.

Пусть же рассказ о колесе сансары станет прологом истории о том, почему именно в Гималаях утвердилась буддийская вера.

От Сринагара до Леха - главного города Ладакха - всего 430 километров. Но это была гималайская дорога, джялэм, проложенная через перевалы Малого Тибета. Нормальное шоссе кончалось где-то за Гандербалом, на берегу грохочущего Зинда, прыгающего по рыжим обкатанным валунам. Змеясь вдоль галечного русла, в котором среди каменного хаоса и вывороченных с корнем стволов беснуется, неистовствует, гневно клокочет мутный поток, джялэм сворачивал к долине Инда, нырял в котловины, наполненные влажным застойным жаром, взлетал под облака. Бесконечные «ла» - перевалы, увенчанные каменными горками и выцветшими полосками материи, сурово отсчитывали отрезки изнурительного пути.

Буйные ветры проносятся над Цоджи-ла, Намике-ла и Фоту-ла, вознесенными на высоту в три и четыре километра. Колючая пыль и снег, сухой, как наждак, шлифуют выбеленные, истонченные до ломкого целлулоида кости лошадей и баранов, верблюжьи остовы и рогатые черепа яков. На подходе к Цоджи-ла небольшое кладбище. Камнем с блестящей прожилкой, рогом архара, а то и морской раковиной отмечены могилы безымянных путников. Быть может, они везли шерсть и соль с далеких северных плоскогорий или гнали мулов, навьюченных пряностями и кашмирскими тканями? Может, тайно переправляли золото на сринагарские рынки? Направляли караван яков, груженный священными книгами лехских монастырей Лама-Юру, Хемис, Спитуг? Этого никто не узнает… Снега, которые на долгие месяцы закрывают перевалы, год за годом заносили следы, и талые воды смывали память. Святой ли проповедник схоронен в неведомой могиле или горный лихой разбойник - грабитель караванов, не стоит задумываться. Путешествующие по привычке бросают кто камешек, кто монетку и проезжают мимо.

Горы Ладакха не пустыня. В укромных, защищенных от буйной игры стихий ущельях стоят сложенные из сланцевых плит хижины анвалов, естественные и прекрасные, как скалы. Извивы каменных стен поддерживают террасы, где ячменные зерна наливаются буйной силой высокогорного солнца. В ямах, выдолбленных в твердых пластах, медленно вызревают упорные бледно-лазоревые клубеньки картофеля.

Ладакх, входящий в штат Джамму и Кашмир, наверное, самая «заоблачная» страна в мире. Люди живут тут даже на высоте 4500 метров, где скудная земля не родит ни злаков, ни клубней. Так же высоко укрылись от мирских тревог и многочисленные монашеские общины, живущие грезами о прошедших временах.

Сам Лех - крохотная столица, насчитывающая что-то около девяти тысяч жителей, расположен на отметке 11500 футов (3450 м).

Примыкая к Тибетскому нагорью географически, Малый Тибет сотни лет находился под юрисдикцией далай-лам. Неудивительно, что Лех с его старинным замком и монастырями тибетской архитектуры напоминает Лхасу в миниатюре. Те же белые стены, наклоненные внутрь, и плоские крыши. Почти такие же многоэтажные фронтоны с узкими окнами, которые издали кажутся Т-образными из-за нависающих над амбразурами обширных карнизов. Поразительное смешение красоты и уродства, роскоши и убожества Многочисленные тибетского толка чортэни и мэньдоны охраняют подступы к Стране Красных Лам, как именуют Ладакх древние рукописи. Восьмиметровая статуя Майтреи задумчивой улыбкой приветствует караваны на подходе к «маленькой Лхасе». Чело Будды грядущего мирового периода увенчано чортэнем, а в цветах, что он держит в руках, священные атрибуты: чакра и кувшинчик с амритой. Скальный конус, в котором высечена статуя, символизирует гору, где уже тысячи лет пребывает бодхисаттва. Когда исполнятся сроки, он выйдет на белый свет и пройдет тем же самым караванным путем в Лхасу. Ламаистские памятники и мани на придорожных камнях укажут ему дорогу в Ладакх и Тибет, как они испокон веков направляли туда путников.

Вспыхнет небо над Гималаями. Красный всадник Ригден Джапо, как объятое огнем облако, пронесется над снежными вершинами. И вспыхнет небесный бой, победная