Книга Влечение. Истории любви - Ирада Вовненко

Сделал несколько больших глотков, пристально разглядывая объемную фотографию собора Парижской Богоматери на противоположной стене, оставшуюся как воспоминание о давнишнем увлечении медиевистикой. Тогда Киму казались верхом совершенства мерзкие горгульи и ранняя готика.

Как давно это было, подумал он и удивленно нахмурил ровные густые брови.

Наконец Ким с наслаждением почувствовал, что алкоголь начинает действовать. В голове немного прояснилось, и даже получилось вспомнить, по какому поводу вчера было так много текилы. По довольно приятному поводу. Вчера он обрел новую любовь.

За окном садовник громко чиркал специальными ножницами, обрезая роскошные кусты роз. Ким не начинал завтрака без свежесрезанного букета на столе, это так, но неужели нельзя как-то потише вот это клац-клац?!

В унисон с назойливыми звуками что-то в его душе оборвалась, и он с тоской преисполнился привычной враждебностью окружающего мира. И только через какое-то время в наступившей тьме болезненным проблеском возникло неясное предчувствие приближающегося счастья.

* * *

«Дорогая мамочка, извини, что редко пишу тебе. Рада бы делать это чаще, но абсолютно нет времени: у нашей хозяйки, Кристины Вовк, готовится новая коллекция, зимний сезон, и мы с девочками заняты с утра до ночи. В редкие свободные минуты я стараюсь сбегать в библиотеку, потому что ты же знаешь свою дочку – хочу быть самой грамотной, самой профессиональной в команде, а для этого мне пока не хватает многого.

Дорогая мамочка, очень огорчило меня твое сообщение о визите к врачу. Напиши, пожалуйста, подробнее, в чем дело, и не вздумай отказываться – в случае необходимости приедешь ко мне, все-таки Москва это тебе не Саратов, и уж здесь-то тебе точно помогут. Не волнуйся!

Ты спрашиваешь, как мои творческие успехи. Мамочка, похвалиться пока нечем. Так устаю, что иногда не имею сил даже разогреть себе сосиски, поедаю их сырыми и чуть не в целлофановой упаковке. Мысленно я, конечно же, уже сочинила тысячи прекрасных туалетов, но вот взяться за карандаш – никак не получается... Алина передает тебе привет, сегодня мы обедали в пиццерии, нас обслуживал очень забавный официант, весь в пирсинге. Только в одной брови у него я насчитала семь разных колечек, Алина, конечно же, не преминула ему высказать свое мнение. Иногда она очень резка, а уж насколько прямолинейна! Целую, твоя Жанна».

Парковка была переполнена, шикарные лимузины стояли на подъездных дорожках за высокой оградой особняка, а новые машины все подъезжали и подъезжали. Все броско называющие себя московским бомондом собрались сегодня на вернисаж модного художника Ивана Кима «Грезы любви».

Авторское отношение к теме любви недвусмысленно иллюстрировала афиша, на которой весьма натурально совокуплялись два хомячка. Рельефно выписанные мордочки наседавшего самца и беспомощно распластанной самки своими злобными оскалами более напоминали тигриные. Возможно, именно за эту неординарность художником восторгались гламурные издания, называя его гениальным творцом и последователем Уорхолла.

В просторном холле гостям предлагалось дорогое шампанское и тарталетки с икрой. Вино на сияющих круглых подносах разносили красивые девушки в коротких черных платьях.

Ким, вызывающе одетый в фиолетовую блузу с вышитой цветным шелком на рукаве колибри, небрежно принимал поздравления, равнодушно скользил взглядом по взволнованным, взбудораженным лицам гостей, отворачивался от вспышек фотокамер. Количество светских репортеров превышало пределы разумного; разряженные гости принимали соответствующие позы, надеясь наутро любоваться собой со страницы газеты.

Ким переходил от стола к столу, от одной прекрасной дамы к другой прекрасной даме, целуя пальцы, пожимая руки.

Всего он представлял двадцать полотен, и к каждому были удачно подобраны отрывки из сонетов Шекспира.

Изображение двух страстно целующихся юношей сопровождалось строками: «А карлица в объятиях мускулистого красавца так и излучала неземную радость...»

Обнаженного мастурбирующего дауна с отвисшим животом сопровождала подпись: «Ты полюби сперва мое прозванье, тогда меня полюбишь. Я – желанье!»

Ким усмехался. Эпатировать и интриговать – что может быть увлекательнее! Какая чудная игра, и как хорошо он знаком с ее правилами!

Вечер подходил к концу. Шампанское выпито, икра съедена, гости пресытились рассуждениями о композиции рисунка и друг другом, многие уже собирались прощаться – заскучали. Будто бы порывом ветра распахнулась дверь, и в зал стремительно вошла девушка, невольно обращающая на себя внимание, как неожиданный во тьме всполох огня. Ее прямые длинные волосы отлетали, как черная мантия, белая кожа казалась подсвеченной изнутри, большой капризный рот чуть изгибался в насмешливой улыбке. Она провела рукой по бедру, оправляя платье из кружев цвета теплых сливок, взяла предложенный бокал шампанского, поблагодарила, сделала небольшой глоток и медленно принялась обходить выставку. Оборвав на полуслове светский разговор, Ким с улыбкой подошел к ней и поинтересовался:

– Каково ваше мнение, похоже все это на любовь?

– На желание любви – может быть, но не на любовь, – неторопливо произнесла черноволосая девушка.

– Неужели? – искренне удивился Ким.

– Блестящее мастерство живописца. Но, кажется, гениальный художник просто никого не любил.

– Ну, я бы не стал торопиться с выводами, – Ким подошел еще ближе, чуть наклонился к ней, – кстати, позвольте представиться – гениальный художник...

От волнения ее матовые щеки разгорелись ярко:

– Простите мою дерзость... Давно мечтала познакомиться с вами.

– И я, милая, и я!

– Мы видимся впервые.

– Неважно, – эффектно отмахнул рукой Ким, – ничего не важно. Кроме одного. Я должен написать ваш портрет.

«Дорогая мамочка, сегодня для меня одновременно очень плохой и очень хороший день... Ты, наверное, помнишь, как я полгода назад показывала своему бывшему шефу, владельцу дома мод, альбом с эскизами своих моделей. Он в тот раз еще выгнал меня из кабинета, обозвав лимитой. Так вот, сегодня я обнаружила в маленьком магазинчике при доме – как думаешь, что? – костюмы, платья и юбки, сшитые строго по моим наброскам. Слезы обиды брызнули у меня из глаз. Зато, мамочка, ведь это означает, что модели на самом деле хороши, правда? Когда-нибудь я непременно заведу свое собственное ателье, пусть самое маленькое из возможных.

Алина меня очень поддерживает, мамочка; рада, что у меня есть настоящая подруга в Москве, когда она закуривает неизменный „Вог“, чуть щуря глаза, мне кажется, что все будет очень хорошо...

Целую, твоя Жанна».

Черноволосая девушка возвратилась на съемную квартиру, мгновенно сняла кружевное платье, убрала его в обшарпанный шкаф, босоногая прошла к телевизору и включила его. В вечерние выпуски новостей должны были попасть репортажи с вернисажа, любопытно будет посмотреть на себя с экрана. Но вместо картинок с модной вечеринки на экране под назойливые звуки милицейской сирены появилась знакомая заставка криминальных новостей и почти сразу за ней – труп рыжеволосой девушки, похожей на заснувшую нимфу. Ее длинные волосы разметались по асфальту. Нежное, совсем еще детское лицо, чувственный рот. Испуганно схватив пульт, черноволосая девушка прибавила звук и услышала конец фразы: «Умершая найдена на улице без видимых следов насилия, узнавших ее просим обратиться в милицию...»