Книга Самиздат в СССР. Тексты и судьбы - Юлия Анатольевна Русина

у художников никакого тайного умысла не было, пришлось перерисовать пятна на боку животного так, чтобы Советский Союз оказался в центре[262]. К примерам удачных изошуток, оставшихся в памяти студентов УПИ, относится и «Бутерброд по-студенчески», изображающий два кусочка хлеба, между которыми, вместо колбасы, зажат палец вечно голодного студента.

Становились афоризмами в студенческой среде так называемые «мудризмы», непременные спутники творческого процесса, рождавшиеся в недрах редколлегии и уходившие «в народ»: «Новым курсом – к старым ресурсам», «Купил газет – сложи в клозет», «Чем ниже ростом полководец, тем шире галифе его», «Крысы бежали с корабля на бал», «Хор пел абсолютным большинством голосов», «У кого шире пасть, тот и власть», «Никакая партия не заменит ум, честь и совесть» и др.[263] Один из почетных главных редакторов БОКСа, ставший впоследствии деканом механико-машиностроительного факультета УПИ, Юрий Тулаев, запомнил реакцию ректора института на один из номеров стенгазеты: «Или я дурак, или ничего не понимаю»[264].

Как органу комсомольской сатиры, БОКСу приходилось реагировать на официальные события жизни комсомольской организации вуза, например, на отчетно-выборные конференции. Главного редактора стенгазеты, как правило, заранее знакомили с наиболее острыми разделами отчетного доклада, подготовленного функционерами советской молодежной организации. Благодаря этому «уже к первому перерыву колонны фойе актового зала опоясывали ватманские листы с рисунками и текстами» по материалам выступления секретаря комсомольской организации института. Дальше «боксерам» приходилось реагировать оперативно, слушая докладчиков и прения вживую, а затем без промедления «обыгрывать горячие факты на ходу – оратор еще продолжал свою речь, а очередной номер-молнию по его выступлению уже несли в фойе», где все меньше оставалось свободных колонн[265].

Так, переплелись истории стенной вузовской газеты и отчетно-выборной комсомольской конференцией УПИ, проходившей в конце октября 1956 г., вышедшей за рамки дозволенной критики и вызвавшей огромный резонанс в вузовской среде, а в партийных документах – тяжелые, обличительные формулировки.

Возмутителем спокойствия и героем исторической конференции стал Артур Немелков, студент 4 курса физико-технического факультета УПИ. Особенностью личности этого юноши было обостренное чувство правды и справедливости, а также, наверное, смелость, которая привела его на трибуну и сделала первым, кто попытался пробить замерзающий лед оттепели. Получив имя в честь главного героя романа Э. Войнич «Овод», он с детских лет задумывался о смысле свободы и предназначении человека, не боялся поднять свой голос в защиту человеческого достоинства. Так, в голодном 1947 г. пионер Артур Немелков организовал выступление против руководства пионерского лагеря, расхищавшего продукты, предназначенные для детской столовой. Но громче всего его слова прозвучали перед более чем шестью сотнями делегатов институтской отчетно-выборной комсомольской конференции 30 октября 1956 г. (волею судеб эта дата, 30 октября, станет в будущем Днем политзаключенного).

Незадолго до конференции, находясь под впечатлением от речи Н. С. Хрущева на закрытом заседании ХХ съезде КПСС «О культе личности и его последствиях», студент-комсомолец А. Немелков, невзирая на предупреждение старого друга: «Слово не воробей, поймают – вылетишь!», организовал на факультете, где учился, кружок для «обсуждения политических вопросов современности»[266]. Но совет старших товарищей-студентов «прикрыть похожую на сектантство, деятельность», заставил ребят отказаться от коллективного обмена мнениями в кружке. Тогда Немелков решил выступить на предстоящей комсомольской конференции «от своего имени». В воспоминаниях, написанных уже на закате жизни, Артур Авенирович так описал свой настрой перед «крамольным выступлением»: «Я чувствовал, что оттепель кончается, почти не начавшись, и наступают первые заморозки. Нужно было спешить, пока не грянули настоящие морозы. За пару дней до начала конференции основные тезисы выступления были написаны и даны для ознакомления нескольким товарищам из нашей группы. Ребята прочли и вынесли вердикт: “Здорово, смело, правильно! А кто выступит?” “Кто написал, тот и выступит”, – ответил я на вопрос. “А ведь выгонят”, – сказал один. “Двум смертям не бывать, а одной не миновать”, – вымолвил второй. “Посмотрим”, – завершил я и забрал тетрадку с записями»[267].

Артур Немелков готовился к выходу на трибуну, отправив в президиум записку с просьбой предоставить ему слово, но ни члены президиума, ни большинство делегатов конференции не ожидали услышать настолько смелые речи. Текст «антипартийного», как оно будет квалифицировано позднее, выступления не сохранился или «канул где-то в недрах» силового ведомства. О его содержании сегодня можно судить по воспоминаниям самого А. Немелкова и изложению в партийных документах.

Вероятно, современному читателю не совсем понятно, что же было столь крамольным в словах выступающего, что произвело эффект разорвавшейся бомбы. Совершенно справедливая критика существующего положения дел, связанная с искренним желанием улучшить жизнь советских людей, в наши дни не выглядит чем-то революционным. Но в сознании людей, переживших годы тоталитарной власти, она воспринималась как выпад в сторону политической системы, тех констант, которые всегда были вне критики.

Вот кратко суть того, на что пытался обратить внимание делегатов комсомольской конференции студент физтеха в 1956 г.: «Комсомол сегодня – это послушная серая масса, которую трудно расшевелить, он перестал быть политической организацией, рядовые его члены – это статисты и винтики, которые ничего не могут изменить. <…> Выборы в центральные и местные органы, в том числе в Верховный Совет, когда в избирательном списке только один кандидат, – это насмешка над винтиками-избирателями. <…> Советская Конституция замечательная, но существует только на бумаге, т. к. нет свободы слова, свободы печати, нельзя, например, послушать иностранные радиостанции, выступить с критикой правительства и партии, напечатать что-нибудь без вмешательства партийной цензуры. <…> Местные партийные и советские работники похожи на говорящих домашних попугайчиков. <…> Вместе со Сталиным в массовых репрессиях участвовали и другие, те, которые до сих пор сидят в президиумах съездов. <…> Беспорядок и расточительство царят в строительстве, планировании промышленного производства и организации сельского хозяйства». В заключении юноша призвал «избавиться от страха перед государственной машиной», «не бояться говорить во весь голос и критиковать всё и вся, что считаете неправильным, если по-твоему правительство перегнуло, министр осёл, ну что ж и их тоже критикуй…»[268]

Реакция делегатов конференции не была единодушной. Кто-то, еще во время речи Немелкова, кричал из зала: «Долой антисоветчика с трибуны!» Некоторые быстро ухватившие суть момента сразу, вслед за Немелковым, с трибуны выступили с резким осуждением его «клеветнических измышлений». Но делегация физико-технического факультета поддержала выводы своего товарища, оценив его доклад как «своевременный и правильный» и составив на основе высказанных суждений документ с призывом обсудить его на конференции. Многие преподаватели, руководители факультетов и кафедр в ходе заседания не стали осуждать молодого критика за инакомыслие[269]. О состоянии умов и настроений в стенах уральского вуза многое говорит тот факт, что лишь на третий день, после