Книга Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда Ваша жизнь подойдет к концу, не пытайтесь ее сохранить. Мы с Вами расстаемся на три года.
Он вскочил, вышел за дверь, прихватив с собой кандалы, и исчез. Се стал крупным чиновником, а через три года действительно умер.
Шрамана Фа-ань, усмиривший тигров-людоедов
Шрамана Ши Фа-ань состоял монахом при монастыре в горах Лушань, был учеником закононаставника Хуэй-юаня. На исходе годов правления под девизом Всеобщее великолепие (405—418) в уезде Янсинь вовсю свирепствовали тигры. В том уезде близ алтаря Земли росло большое дерево. Под ним соорудили кумирню, а вокруг кумирни располагались жилые строения, более ста дворов. Не проходило и ночи, чтобы тигры не губили то одного, то двух местных жителей. Фа-ань странствовал по тем местам и как-то на закате дня наведался в деревню. Народ, страшась тигров, рано запирал ворота домов и деревни. Фа-аня никто не знал и не согласился впустить. Шрамана ушел прочь и сел под деревом, проведя всю ночь в самосозерцании. Под утро появились тигры, несущие на спинах людей. Тигры подошли к дереву с северной стороны и, увидев Фа-аня, запрыгали от радости. Они покорно легли перед Фа-анем, а он прочитал им проповедь и принял от них обеты. Тигры лежали на земле не шелохнувшись, а потом ушли. Когда рассвело, деревенские жители пришли в поисках трупов к тому дереву и увидели Фа-аня. Они очень удивились и нарекли его Божественным Человеком, которого не трогают тигры. Но убедившись в том, что тигры отныне прекратили свои злодеяния, они чтили его еще более. Весь уезд стал поклоняться Закону.
Фа-ань желал начертать на отвесной скале образ Будды, но не смог добыть пористой синьки[116]. Он хотел изготовить ярь-медянку[117], но и меди у него не было. Ночью ему приснилось: к ложу, на котором он спит, подходит человек и говорит:
— Здесь есть два медных колокола. Ты можешь их взять себе.
На рассвете Фа-ань разрыл землю, достал колокола и изготовил краску. Впоследствии закононаставник Хуэй-юань затеял отливать статую Будды. Фа-ань подарил ему один колокол. Второй колокол взял посмотреть, да так и не вернул Сюн У-хуань, служивший наместником в Учане.
Шрамана Чжу Тань-гай спасает народ от засухи
Шрамана Чжу Тань-гай, уроженец округа Циньцзюнь, был истинным аскетом. Отправляясь в путь с патрой и посохом, он все лишнее оставлял четырем разрядам[118] общины. Поселившись в горах Цзяншань, Тань-гай исповедовал мудрость-праджня[119], но особенно преуспел в искусстве божественных заклинаний-дхарани, не однажды явив чудо. Сыма Юань-сянь[120] весьма почитал его и преклонялся перед ним. Начальник охраны Лю И[121] прослышал о его совершенствах, пригласил в город Гушу и почувствовал к нему глубочайшую приязнь.
В пятом году под девизом правления Всеобщее великолепие (409) разразилась великая засуха: пересохли озера и водоемы, сгорели хлебные всходы. В продолжение многих десятков дней молились и приносили жертвы духам гор и рек, но безуспешно. Тогда Лю И пригласил монахов для отправления поста. Среди приглашенных был и Тань-гай. Пост подходил к концу, когда на деревьях выпала роса, а реки и ручьи наполнились влагой. Гражданские и военные мужи, простой люд со всей области пришли в собрание. В их присутствии Тань-гай воскурил благовония, совершил ритуал поклонения и, преисполнясь душевного трепета, принялся читать «Сутру Царя морских драконов». Только он развернул сутру и возвысил глас, как в небе появились тучи; прочел до половины — вокруг образовались болота; завершил чтение — и полился ливень. В озерах и на полях скопилась влага, и тот год стал урожайным. Лю Цзун-шу был начальником охраны дворцовых ворот в удельном царстве Лю И. Он присутствовал на этом собрании и видел все происшедшее воочию.
Происшествие в семье Фэн-жэня
Сян Цзин, по прозванию Фэн-жэнь, был уроженцем округа Хэнэй. Семья Фэн-жэня жила в округе Усин, когда умерла его малолетняя дочь. Болезнь еще только начиналась, когда девочка играла с маленьким ножиком. Мать вырвала у нее ножик, но при этом поранила себе руку. Через год по окончании траура мать родила еще одну дочь. Когда дочери было четыре года, она спросила у матери:
— Не у Вас ли сейчас тот нож, которым я играла когда-то?
— У меня нет никакого ножа, — ответила мать.
— Ведь Вы выхватили его у меня и поранили себе руку. А говорите, что его у Вас нет, — настаивала дочь на своем.
Мать была крайне изумлена и обо всем рассказала мужу. Тот спросил:
— А тот нож все еще у тебя?
— Я храню его в память о покойной дочери, — ответила жена.
— Нужно положить этот ножик вперемешку с другими. И пусть она сама его отыщет, — посоветовал Фэн-жэнь.
Дочь обрадовалась, схватила тот самый нож, воскликнув:
— Вот он!
Отец и мать, взрослые и дети поняли тогда, кем она была в предшествующем перерождении.
ДИНАСТИЯ ПОЗДНЯЯ ЧЖАО (319-350)
Хожение Ши Чжан-хэ в потусторонний мир
Ши Чжан-хэ был уроженцем уезда Гаои, что в Чжаого. Девятнадцати лет он заболел и по прошествии месяца умер. Семья Чжан-хэ была бедная и не смогла захоронить его в срок. Прошло четыре дня, и Чжан-хэ ожил. Вот его рассказ.
Когда наступила смерть, Чжан-хэ пошел на юго-восток. В пятидесяти шагах перед собой он видел двух человек, указывающих ему путь. Чжан-хэ шел то медленнее, то быстрее, и те двое то замедляли, то убыстряли ход, оставаясь в пятидесяти шагах от него. По обеим сторонам дороги рос терновник, колючий, как ястребиный коготь. Несметные толпы людей брели через терновник: все были сплошь в ранах, кровь струилась по земле. Они увидели Чжан-хэ, одиноко бредущего по гладкой дороге, и разом воскликнули в восхищении:
— Один сын Будды[122] идет Великим путем!
Впереди Чжан-хэ увидел черепичные разноцветные строения этак в несколько тысяч этажей. В верхнем этаже самого высокого из них сидел у окна человек величественной наружности в черном четырехполом халате[123]. Чжан-хэ ему поклонился, а человек крикнул с высоты дворца:
— Прибыл господин Ши! Две тысячи лет минуло со дня расставания!
Чжан-хэ представил себе это время и сразу вспомнил то расставание. Он знал Мэн Чана из Маму и его жену, теперь уже давно покойных.
— Вы знали Мэн Чана? — спросил человек из дворца.
Чжан-хэ ответил, что знал.
— При жизни Мэн Чана? — спросил человек