Книга Смотрите, как мы танцуем - Лейла Слимани

в бегство тех, кто недостаточно силен духом, чтобы пустить здесь корни.

Как-то раз во время ужина в дверь постучали. В гостиную вошел юноша и поцеловал в плечо Лаллу Аишу.

– Я ненадолго, – пообещал он. – На одну-две ночи, а потом что-нибудь придумаю.

Карим был племянником Лаллы Аиши и жил в Марракеше, где учился в лицее. Тетка давала ему пристанище, когда он ссорился с отцом и убегал от него.

– Что случилось на этот раз? – спросила Лалла Аиша, пока Карим усаживался за стол рядом с Селимом.

– Он попытался отрезать мне волосы, пока я спал! – вскричал Карим. – Я открываю глаза, а он стоит надо мной и держит в руке бритву. Скорее он помрет, чем я подстригусь.

Карим макал хлеб в подливку рыбного тажина, а Селим тем временем рассматривал парня. Темные кудрявые волосы юноши доходили ему до плеч, и со спины его можно было спутать с молоденькой девушкой – таким он казался хрупким. Он носил голубую льняную рубашку и огромный оранжевый платок, обернутый вокруг шеи.

– Ничего не попишешь, – продолжал Карим, набив рот хлебом. – Твой брат – фашист и дикарь. На сей раз я домой не вернусь, честно тебе говорю.

Карим был знаком с хиппи. И постоянно удивлялся, каким чудом они однажды очутились здесь. Летом 1969 года они сделали Эс-Сувейру пунктом сбора. На площадке у порта стояли фургоны «Фольксваген», украшенные цветами и символом мира. Жители заметили, что на стенах домов и на колясках для туристов появились кричаще-яркие картинки. Горожане привыкли к тому, что по улочкам медины бродят девушки в длинных, до пола, платьях и продают венки из цветов или вещи, которые сами связали. Они покупали мозаичные бусины в Гельмиме и делали из них ожерелья, переливавшиеся всеми цветами радуги и имевшие невероятный успех. На площадях молодые люди с лохматыми бородами просили подаяние, играя на гитаре.

На следующий день после приезда Карим потащил Селима в «Кафе хиппи», расположенное в бывшем доме судьи. Во внутреннем дворике стояли кушетки, были разбросаны подушки, расстелены ковры, и на них лежали молодые люди и девушки. На деревянных столиках громоздились стопки книг, залитых мятным чаем. В кафе не подавали алкоголь, но все гости были словно пьяные. В глубине помещения с трудом угадывались силуэты людей, окутанные клубами густого дыма. Хиппи передавали друг дружке длинные трубки себси и резные деревянные чиллумы в виде фигурок животных. Один парень играл на гитаре, другой вяло бил в барабан, зажав его между ногами.

Хозяином кафе был марокканец лет сорока, деловитый и немногословный, ходивший в подвернутых выше колен брюках саруэл, открывавших тонкие мускулистые икры. Он носил серую рубашку и короткий изящный жилет, явно иностранного производства. Целыми днями он расхаживал по внутреннему дворику и верхним этажам дома, разнося стаканы с чаем и свежим апельсиновым соком и домашний йогурт, который поливал медом и посыпал дроблеными грецкими орехами и фисташками. Казалось, он не обращает никакого внимания на странное поведение посетителей. Он протирал столы и перешагивал через слившиеся в объятиях тела, его, судя по всему, не удивляли и не шокировали стоны наслаждения. В то время как хиппи призывали к революции любви и сношению всех со всеми, хозяин кафе – однажды Селим был тому свидетелем – расстилал в коридоре молельный коврик и, повернувшись лицом в сторону Мекки, простирался ниц. Селим наблюдал за ним. Он смотрел, как тот опускается на колени, прикладывается лбом к полу, поворачивает голову сначала в одну сторону, потом в другую. Мужчина шевелил губами, никак не реагируя на огромную картину, нарисованную хиппи на стене прямо напротив него. На ней была изображена обнаженная женщина, сирена или античная богиня, державшая в одной руке барабан, а в другой – змею.

Селим несколько раз приходил в кафе, но не нашел никаких следов Нильсы. Молодая женщина исчезла, испарилась. Хиппи приняли Селима за своего. Они попытались расспросить его о том, как и почему он сюда попал, но Селим стал заикаться и не сумел ничего рассказать. Там было много американцев, приехавших из Монтаны, Нью-Йорка, Мичигана. Два здоровенных парня с длинными рыжими бородами поведали Селиму, что сбежали из страны, чтобы их не отправили во Вьетнам. Они клялись, что никогда не отрежут волосы, и заявили, что предпочтут жить в изгнании, нежели воевать с невинными людьми, жертвами колонизаторов, такими же бедняками, как здешние бедняки. Для некоторых из них Могадор был только привалом на длинном пути. Они собирались затем поехать на Ибицу, потом в Сирию и, наконец, в Непал. Накупить там тканей и вышитых рубашек, пестрых сари и шерстяных накидок на подкладке, а потом продать по безумной цене в салонах на Манхэттене и в Амстердаме.

На Селима произвели огромное впечатление хиппи-интеллектуалы: они умели красиво выражать свои мысли, носили книги в карманах просторных шерстяных жилетов, рассуждали об атомной бомбе, буддизме, буржуазной морали. Среди них был социолог, француз со старомодными манерами, при разговоре никогда не смотревший собеседнику в глаза. Создавалось ощущение, будто он вглядывается в горизонт и его взор проникает сквозь вас, как будто вы всего лишь сгусток эктоплазмы. Он часто появлялся в компании с американским театральным режиссером, которому впалые щеки и волосы, напоминавшие паклю, придавали сходство с вампиром. Его труппа из трех десятков актеров репетировала по соседству с портом, в заброшенном ангаре, пропахшем сардинами и рассолом. В городе поговаривали, что в Европе из-за их постановок разгорелся скандал и они приехали сюда, чтобы избежать позора и судебного преследования. По слухам, они играли на сцене нагишом, оскорбляли зрителей и мочились на них. Губернатор их предупредил: «Можете здесь остаться, но чтобы никаких скандалов. Не забывайте, это мусульманская страна».

Правда, однажды скандал все же случился. Как-то раз, в субботу, хозяин кафе схватил Карима за шиворот и отхлестал его по щекам прямо посреди толпы апатичных хиппи. Социолог поднялся и стал защищать мальчика. Сказал, что не переносит жестокости и что нельзя так обращаться с подростком. Хозяин, с трудом изъясняясь по-французски, обвинил Карима в воровстве. Он видел, как мальчишка взял со стола не принадлежащий ему фотоаппарат.

– Мне не нужны проблемы. И полиция мне здесь не нужна, – повторял хозяин кафе.

Карим резко вырвался из его рук. Социолог взял мальчика за плечо:

– Ты хотел его продать? Тебе нужны деньги?

Карим поднял на него дерзко блеснувшие черные глаза:

– Нет. Я не хотел его продавать. Хочу сфотографировать девушек на пляже.

Социолог с облегчением рассмеялся. Этот мальчик оказался не вороватым босяком, а обычным похотливым подростком.

– Ну ладно, забирай. Уверен,