Книга Царевна, царица, богатырь и птица - Наталья Филимонова

– Надо же… –  Алька задумчиво наклонила голову. –  А разве это подвигом считается… ну, то есть, понятное дело, что подвиг –  спасти кого-то, но ведь мы каждый день кого-то спасаем!

Подумалось отчего-то –  ведь одно дело целое село спасти, как вон, Ратмир, а другое –  только одного человека!

– Жених царевны благословленный –  не “кто-то”, а наследник престола, –  вмешался Михайла.

– Но ты ведь сам говорил, наследников защищать –  долг каждого воина!

– Верно, –  Михайла кивнул. –  Всякий воин на государевой службе, всякий стражник, всякий богатырь обязан защищать царя с царицею и наследников их –  хоть бы и ценой своей жизни. Это их долг и их дело. Наше дело. Как и всех прочих жителей царства оберегать. Да только не был тогда Савелий ни богатырем, ни стражником. Дело крестьянина –  пахать да сеять, дело купца –  торговать честно. Никто не осудил бы ни купеческого сына, ни вольного наемника Савелия, кабы он, заметив, что на одного человека толпа с оружием напала, бросился бы бежать, да хотя бы и подмогу вызвать. Не его было долгом наследника оберегать и своей жизнью за него рисковать.

– Вон как… это, стало быть, и меня кабы кто не воинского звания спас –  мог и богатырем стать, коли захотел?

Михайла отчего-то кашлянул, Савелий покосился на едущего рядом Светика, а тот вдруг залился краской. Алька переводила взгляд с одного богатыря на другого.

– Вы чего?

– Да тебя так-то и спас один… –  негромко пробормотал Савелий.

– Да не было такого! –  Алька нахмурилась. –  Я б запомнила! Или…

И вдруг точно вспышкой возникло перед ней воспоминание. Лет пятнадцать царевне, пожалуй, было…

Никогда она лошадей не боялась. А вот после того случая –  стал вдруг страх накатывать всякий раз, стоило коня увидеть. Вот тогда-то –  назло своему страху! –  Алька и потребовала учить ее верховой езде. Непросто было батюшку уговорить… зато выучилась. И бояться перестала.

А вышло это, когда царевна в очередной раз от нянек да учителей удрала, чтоб на воле да без стражи погулять. Вот и гуляла по городским улочкам, пока не свернула не на том повороте.

Лошадь будто появилась из ниоткуда прямо перед царевной. Это потом она думала, что, наверное, грохот копыт и колес по мостовой должна была слышать и прежде, да только в городском шуме да сутолоке –  то ли внимания не обратила, то ли не поняла, что это может быть. После и не разобраться было: пчела ли ту лошадь ужалила, али еще что. А только смирная прежде кляча, запряженная в повозку, вдруг понесла. Возничий в тот же миг с козел скатился –  а лошадь продолжала нестись, все быстрее и быстрее, пока не выскочила из-за угла прямо на наследную царевну.

Заметив неожиданное препятствие, обезумевшее животное взвилось на дыбы, заржало, забило копытами. Тут бы отскочить Альке, да только ноги вдруг ослабели –  и точно приросли к земле. Все оборвалось в груди. Так и казалось, что вот он –  последний миг ее.

Так бы, пожалуй, и было, не случись рядом парнишка примерно ее лет. Кто он таков был, каков из себя –  Алька и не разглядела тогда. Мальчишка, кинувшись практически под копыта лошади, схватил царевну за руку и отшвырнул. И даже крикнул, кажется, непочтительно: “Дура!” А после и вовсе сотворил несусветное –  отскочив и перекатившись по мостовой сам, он вскочил на снова помчавшуюся повозку да схватил вожжи…

Впрочем, что происходило дальше, почти беспамятная в тот миг Алька уже и не заметила. После батюшка хватался за голову, выговаривал –  мол, дура и есть. И кабы, мол, не сын боярина Черноусова… Алька, стиснув зубы, кивала и старалась не слушать вовсе. Про тот случай больше всего хотелось забыть поскорее. Надо же –  и ведь удалось!

– Ты боярский сын! –  она ткнула пальцем в Светика. –  Ты из-под лошади меня выдернул!

– Ну да, –  казалось, дальше краснеть было некуда, но Светику все же это удалось. Кончики ушей и вовсе свекольными сделались. –  Меня батюшка твой, царь Игнать, после вызвал, благодарил долго… велел награду себе выбрать… а меня отец хотел, как в возраст войду, в академию отправить. Сам-то он всю жизнь в дальнем имении провел, и я там же рос, да вот отчего-то он все хотел в царедворцы меня пристроить. А еще мечтал, что я с тобой ведь вместе стану учиться, так может… а я не хотел в царедворцы! Вот и испросил у царя личного дозволения, чтоб воинскому делу учиться. Против царева-то слова мой батюшка и возразить не посмел бы. А Его Величество рассмеялся, да и говорит –  как войдешь, мол, в возраст, станешь учеником при богатырском отряде…

– Понятно, –  Алька вздохнула. –  А чего ж ты меня не признал сразу? Ну, когда я к вам в дом-то явилась?

Светик отчего-то усмехнулся неловко.

– А ты-то сама меня больно тогда запомнила? Вот и мне тебя разглядывать там недосуг было… да и не знал ведь, что царевна. Смотрю –  стоит девчонка дурная да визжит, а коняга ее вот-вот стопчет…

– Не визжала я! –  Это что же, выходит, она тогда была –  вроде всех этих дев в беде, про которых Олешек рассказывал? Которых… главное в сторонку отставить, чтоб не мешались и визжали не в самое ухо. Да быть того не может!

– Еще как визжала!

– Ну и ладно… –  Алька думала было надуться… да и передумала вдруг. И сама покраснела. –  Слушай, я забыла сказать тогда… спасибо!

*

Колдунья почти и не удивилась, снова увидев в зеркале все ту же девицу.

– Непослушная девчонка! –  выплюнула она.

– Было бы кого слушаться! –  фыркнула эта нахалка из отражения. –  У меня тут к тебе вопросов поднакопилось. Вот скажи, ты ведь ведьма… отчего Елисеево зеркало так на мое похоже?

– Оттого что я их и делала, –  проворчала колдунья, смиряясь уже с тем, что вместо выдачи наставлений Елисею придется снова вести беседы с ненормальной царевной.

– Ты-ы-ы?! –  царевна выдохнула, неверяще глядя на собеседницу. –  Да быть того не может! Мне мое Наинка дарила!

– А ей кто, по-твоему, дарил?

– Что?! Так вы в сговоре, стало быть?!

– Да в каком там сговоре… нужна она мне! –  досадливо прицыкнула ведьма. Однако просто отмахнуться от подозрений царевны отчего-то не получалось. Ведь сейчас опять надумает себе невесть чего… и без того на старшую сестру злится –  хоть и сама уже, кажется, толком не помнит, за что. Да и старшая хороша, конечно…

Глубоко вздохнув, ведьма с трудом собралась с мыслями –  и принялась рассказывать.

О том, как долго ставила опыты над зеркалами и отражениями. Еще, конечно же, над ядами, пытаясь привязать к ним такой ненадежный компонент, как любовь, вплести ее в саму структуру зелья, сделать смерть обратимой. Впрочем, об этом уже юной царевне знать вовсе необязательно, как и об истинных целях ведьмы.

И как искала чистые души, что нужны ей были… пусть будет для очередного эксперимента.

И о том, что была у нее когда-то сестрица. Померла давно, да и в ссоре они были… впрочем, не суть. А только душа ее покоя после смерти не нашла, да вот повадилась старой ведьме являться в снах. Не так чтоб часто –  бывает, и по сто лет о ней можно не вспоминать. А то вдруг снова явится. То глумится, то подсказки дает.