Книга Молчание костей - Джун Хёр

– У тебя есть какие-нибудь предположения, куда мог скрыться ученый Ан? – осведомился инспектор.

– Никаких, господин. Клянусь.

Инспектор Хан не отрывал тусклого взгляда от Сои. Я тоже присмотрелась к девушке, пытаясь понять, что же он видит. Очередную ложь? Но передо мной была лишь тень женщины, в которой не осталось ни капли боевого духа. Может быть, инспектор увидел то же самое, потому что он отвел глаза, словно снимая с нее подозрения, и махнул рукой.

– Больше ничего не расскажешь? О чем еще ты могла умолчать, помимо участия в их романе?

Сои опустила голову, губы ее беззвучно двигались, будто она никак не могла заставить себя выговорить то, что скрывала.

– Ты должна поведать мне все до последней детали, иначе ты никогда не выйдешь отсюда живой.

На мгновение повисла тишина, а потом из Сои неуверенным ручейком потекла правда.

– Ко мне как-то подошел мужчина и… и… – девушка спотыкалась, не зная, как продолжить. – И спросил: «Это ты носишь письма госпожи О и ученого Ана?» Я попыталась возразить, но он очень долго разглядывал меня, а потом сказал нечто ужасное… Что мне не стоит больше полагаться на хозяйку, потому что дни ее сочтены. Что ученый Ан послал в полицию записку о ее еретических взглядах и о каком-то там священнике. Наверное, она чем-то обидела ученого Ана, потому что последние несколько дней они не общались…

Инспектор Хан кивком подбодрил Сои, и правда хлынула уже потоком:

– Я задавалась вопросами, как же я без нее выживу. Как мне заработать на жизнь? Что я буду есть? Где я буду жить? Днем и ночью об этом думала. Но странный мужчина подарил мне приличную сумму и пообещал еще денег, если я выполню для него одну просьбу.

– Какую же?

– Он дал мне письмо и попросил передать его госпоже О. И сказать, что это письмо от ученого Ана.

– Можешь описать этого мужчину?

– Вряд ли. У него лицо было закрыто шарфом, а на глаза натянута бамбуковая шляпа. А одет он был во все черное.

– Встречалась ли ты с ним после этого?

– Нет, господин.

– Мне донесли, что облаченный во все черное мужчина в бамбуковой шляпе не далее как пять дней назад передал ученому Ану письмо. Как раз в тот день, когда я уехал в храм Ёнджуса в Сувоне. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Нет, господин, ничего, клянусь.

Несколько мгновений они молча разглядывали друг друга. Затем инспектор Хан заговорил:

– То письмо от незнакомца. Ты его прочитала до или после того, как вручить хозяйке?

Сои сидела неподвижно, как мертвая.

– До, – прошептала она.

– В этом письме незнакомец просит женщину прийти к нему ночью. Разве ты за нее не волновалась? Не думала, что ей могут причинить вред?

– Я… думала…

– Повтори, что было написано в письме.

– Он писал, что его верность к ней тверже камня… что он хочет встретиться с ней в их обычном месте… в час Крысы. Он хотел ей что-то рассказать.

По моему позвоночнику пробежал холодок. Я залечивала раны Сои, а при взгляде на нее мое сердце всегда переполняла жалость. Но была ли она достойна этой жалости? Может быть, Сои и не убивала хозяйку, но именно из-за нее это убийство произошло.

– Я с ней закончил. – Инспектор Хан подозвал одного из клерков: – Накажите ее за весь этот хаос.

– Нет, нет! – Сои отчаянно замотала головой, словно волосы у нее горели и она пыталась сбить пламя ветром. – Нет, нет, нет… Я хочу свободы!

– Ты доставила письмо, которое никогда не следовало доставлять. Ты промолчала, когда следовало заговорить. Ты знала, что жизни госпожи О угрожает опасность, и все же позволила незнакомцу выманить ее наружу и убить. Без тебя бы этого преступления не свершилось. Заприте ее.

Тамо отвязали Сои от стула и рывком подняли на ноги. Звук, который вырвался из груди девушки и буквально взорвался в воздухе, был не криком и не плачем – он больше походил на рев, одновременно человеческий и животный.

А инспектор Хан даже ни разу не дрогнул.

Одиннадцать

Жуткий крик Сои эхом звенел у меня в ушах.

Месяц назад меня страшно захватили дела об убийствах, я наслаждалась трепетом от погони за правдой. Но трепет спал, а на его место пришла тяжесть в груди, от которой я задыхалась.

Правда казалась запутанной, как ложь. Мрак стал еще тяжелее. Меня не покидало ощущение, что утро никогда не наступит.

Зато полицейский Кён, похоже, был в восторге. Только и делал, что шепотом смаковал события и сеял панику среди полицейских:

– А этот мужчина в бамбуковой шляпе-то перехитрил инспектора Хана!

Следующие три дня я пыталась заставить себя пойти к Сои и расспросить ее о незнакомце в бамбуковой шляпе. Хотела выведать, не сказал ли он еще что-нибудь, пока уговаривал отнести письмо госпоже О. Хотела узнать больше, тем более что после письма от этого человека исчез ученый Ан.

Но я не могла. Я боялась Сои, но куда больше я не хотела видеть упрек в ее глазах. Доверившись мне, признавшись мне, она упустила последний шанс выбраться на свободу.

На четвертый день я все же набралась храбрости и отправилась к тюремным помещениям. Но вся моя решимость мигом испарилась при виде человека в изношенных жакете и штанах, который сидел на корточках рядом со старшим полицейским Симом. Мужчина набрал в руки воды из ведра и смыл с лица кровь. У него был очень оторопелый взгляд. Я не знала его имени – да и никто, в общем-то, не знал. Мы все звали его просто палачом.

– Сегодня кого-то казнили? – спросила я.

Сим опустил глаза, так что палач ответил вместо него:

– У Южных ворот. Изменника.

Ужас схлынул. Я облегченно прислонилась к стене. Значит, убили изменника, не Сои. Выходит, эта свежая кровь принадлежала кому-то еще… Другому бедолаге.

– Что… что же такого совершил этот негодяй? – поинтересовалась я.

– Сплетничал о королеве-регентше, что она отравила короля, – палач говорил на восточном диалекте: интонации взмывали ввысь, как горные вершины, и опускались вниз, как долины. В столице выговор был совсем иной: ровнее и мягче. – Она приказала казнить таких как изменников.

– Грядет ещё много убийств, – подал голос Сим. – Католики.

В свете заходящего солнца тень полицейского Сима растянулась в длинную полоску. Мне стало интересно, что он здесь делает. Мало кто водил дружбу с пэкчон, в том числе и с палачами: людей этого сословия считали изгоями, им не позволялось жить рядом с простыми обывателями. Впрочем, пока они никому не причиняли неудобств, их предпочитали не трогать. Зарабатывали они тем, что остальные делать отказывались: отбирали жизни. Они разделывали животных, изготавливали кожу, убивали бродячих собак. Они же по приказу полиции казнили преступников.