Книга Харроу из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

Если бог говорил о неудаче, это всегда было «я», как будто все остальные ни за что не отвечали. Ты сидела, одетая в свои роскошные белые одежды, пыталась оценить вкус черного чая с молоком и делала вид, что ты можешь в любой момент взять твердое печенье и окунуть в чай, как сделал он, – бог безупречных челюстей всегда угощал тебя печеньем. Ты спросила:

– Кто это сделал, господи?

– Мы думаем, что КЭ, – рассеянно сказал он, заметил твое непонимание и добавил: – Это аббревиатура, обозначающая группу маньяков. Культ, который попался нам на глаза около пяти тысяч лет назад. Мы наткнулись на них во время одного из прыжков в глубокий космос. Наткнулись… а они ищут нас все это время. Они ненавидят Девять домов.

– Я никогда о них не слышала.

– Ты могла слышать какое-то другое имя… или знать их как безымянных повстанцев. Они предпочитают делать вид, что это какая-то естественная реакция, а не единая сплоченная группа. На самом деле их существование зависит от тайной центральной организации. Она отправляет своих агентов к людям, которых мы встречаем за пределами Девяти домов, на населенные планеты, которыми мы управляем, и исподволь обращает их против нас. Но я о них знаю, и ликторы о них знают. Они стали гораздо активнее примерно за двадцать пять лет до твоего рождения. Они обрели харизматичного разговорчивого лидера, которая не собиралась оставаться в тени. Начались конфликты, но мы победили. Клетка за клеткой, кость за костью.

Ты сидела тихо, задумчиво разглядывая печенье и воображая, что сможешь съесть его когда-нибудь в следующем тысячелетии. Учитель свел брови и уставился на тебя угольно-черными, нефтяными глазами. Сказал:

– Думаю, это они стоят за появлением Цитеры в доме Ханаанском. И это волнует меня куда больше, чем старые ядерные заряды, которые они где-то хранят.

– Цитера планировала заманить тебя обратно в Девять домов, – сказала ты. – Чтобы Зверь Воскрешения убил тебя, да?

– «Заманить» – довольно громкое слово. Я полагаю, что это было преступление страсти. Я не говорю, что у нее не было иных причин. Просто мне кажется, что некоторые из них были ужасающе просты. Я мог бы достучаться до нее, будь у меня время, – сказал бог. – Время, вечно время. Она очень много работала и очень мало любила. Если нужно было что-то сделать, она всегда вызывалась, а поскольку она вела себя так, будто в ней уже появились ростки эгоизма, проще всего было согласиться, не понимая, сколько раз она уже говорила «я сделаю». Не понимая, что она сводит себя в могилу.

– Трагический изъян Седьмого дома, – сказала ты, – фатальная тяга ко всему, что исполнено внешнего блеска и великолепия.

– Я понимаю, что Дома застыли и стали… архетипами, – сказал он, опустил печенье в чай и быстро съел, пока мокрая часть не свалилась в кружку. Ты не понимала, как можно это есть и пить.

– Но до нее добрались они, Харроу. Я знаю это, но не понимаю, как они вообще оказались в одном помещении. КЭ ненавидят некромантов и некромантию, это их фундаментальный принцип. А уж Цитера… она должна была быть их главным страхом. Ликтор. Моя рука.

Ты обнаружила, что, если отхлебнуть чаю и подержать его во рту, он остынет, а холодный он чуть лучше на вкус. К сожалению, пока ты исследовала эту возможность, император Девяти домов откинулся на спинку кресла, вытер рот ладонью, серьезно посмотрел на тебя и спросил:

– Харроу, сколько у тебя родных? Насколько мне известно, твои родители умерли.

Ты поспешно проглотила чай. Откуда он это узнал? Узнал тайну, которую ты ценой самой себя пыталась скрыть от других Домов и даже от собственного Дома. Ты не знала. Ты посмотрела в его доброе открытое лицо и сказала с освежающей откровенностью, неизбежной в разговоре с богом.

– После смерти родителей я осталась одна. Я единственный ребенок. До моего рождения у матери было несколько выкидышей, я не знаю сколько.

– Как ты родилась? – Он не отводил от тебя взгляда.

– Я не понимаю. – Ты все прекрасно поняла.

– Харрохак, – сказал он. – Ты ликтор. Ты создаешь слишком много света или слишком много тьмы, чтобы я мог посмотреть на тебя и увидеть все в подробностях. Но все же кое-что я могу предположить: ты оставалась в сознании во время первого путешествия по Реке, и ты творила там некромантию. Поверь мне, я видел только одного человека, который был способен на некромантию в свой первый раз. И имей в виду, что она была взрослой некроманткой, которая основала Шестой дом. Ты достигла невероятно многого. Я могу понять твою личность и твою историю, и я понимаю, как природный талант мог стать… тобой. Но это не совпадает с тем, что я вижу, когда вижу тебя ясно. Откуда ты взялась?

Ты поставила чашку на стол, отложила нетронутое печенье и сказала, как будто это признание вырвали пытками:

– Мои родители отравили газом сорок четыре младенца, восемьдесят одного ребенка постарше и шестьдесят пять подростков. И использовали этот взрыв танергии, чтобы зачать меня. Мама использовала возникшую силу, чтобы изменить свою яйцеклетку на хромосомном уровне, чтобы взрыв танергии не повредил эмбриону. Поэтому я стала некроманткой.

Император девяти воскрешений очень долго смотрел на тебя, а потом очень тихо выматерился. Тебе показалось, что ты все поняла, но он сказал:

– Все было… совсем по-другому, пока мы не открыли научные принципы.

– Я уверена, что они не опирались на предварительные исследования. Они все это придумали сами.

– Я не совсем об этом, – немного испуганно отозвался бог, – но сконцентрировать такое количество танергии с такой точностью… это как использовать ядерный взрыв, чтобы запитать швейную машинку. Яйцеклетка должна была быть уничтожена на субатомном уровне. Ты понимаешь, что они сделали?

– И очень хорошо. Они все мне объяснили, когда я была ребенком. Я могу изобразить теорему и все расчеты, если ты дашь мне листок.

– Нет, я не о механике процесса. Концептуально – понимаешь? В сущности, твои родители совершили нечто, очень похожее на воскрешение. Они сделали почти невозможное. Я знаю, потому что делал то же самое, и знаю, какую цену пришлось за это заплатить. Талергическая модификация эмбриона уже достаточно сложна, но сделать то же самое с танергией…

Ты жалобно пожала плечами:

– Мои родители не знали магии плоти. Зато они были величайшими некромантами в истории Девятого дома.

– Несомненно, – согласился император. – Но, Харрохак, даже если тебя создали два гения, ты и сама остаешься невероятной. Уникальной теоремой. Чудом природы.

Ты посмотрела на него и сказала:

– Я только что призналась, что я – результат учиненного моими родителями геноцида.

Император поставил на стол кружку, прикончил печенье и сделал то ужасное, что иногда себе позволял: протянул руку и коротко, несмело коснулся твоего плеча, очень быстро и легко, как будто пытался обжечь тебя. Твоя мать водила твоими руками над раздутыми трупами. Твой отец придерживал за уголки огромные гримуары, и его рукав задевал пальцы тебя шестилетней, когда он учил тебя переворачивать их страницы. Оба они вручили тебе грубую веревку из чем-то покрытого волокна. Ты помнила давление их ладоней, ты помнила их попытки нежности. Когда император касался тебя, твое тело откликалось, невольно вспоминая все редкие и жуткие прикосновения матери и отца.