Книга Мститель. Лето надежд - Валерий Шмаев

До нужного дома мы добрались быстро – он находился на соседней улице. Что поделать? В подобных небольших припортовых городишках все находится в шаговой доступности. Вот и дом местного практикующего эскулапа оказался совсем недалеко от места нашего временного пристанища.

Переговоры с врачом, разумеется, вел разносторонне образованный капитан Лихтонен. Как оказалось, он знает не только русский, но еще и немецкий, шведский и норвежский языки. Всего пара фраз – и нас пригласили в дом. Вышколенная горничная была сама любезность.

Зайдя в просторную гостиную, я, абсолютно не скрывая ничего от Микко, произнес по-русски:

– Здравствуйте, Николай Евфграфович. Вам привет от Алексея Петровича Елагина. Помните такого? Впрочем, конечно же, помните.

А теперь второй вопрос: где те люди, которые добрались до вашего дома в начале сентября прошлого года? – Конечно же, я этого не знал, но надежда умирает последней, и я надеялся сам не знаю на что.

Наверное, на чудо, и оно произошло. Выпученные глаза старого белогвардейца говорили сами за себя. Не держит Красницкий Николай Евфграфович удара. Совсем не держит, а вроде боевой офицер – всю Гражданскую прошел.

– Да здесь я, «Лис». Здесь. Везунчик ты. Хорошо, что сегодня я нашего гостеприимного хозяина контролирую, а не мои английские друзья. Ребята они резкие и таких шуток не понимают. Мог бы и пулю получить – обратно в концлагерь ребятам совсем не хочется, – раздался за моей спиной так запомнившийся в нашу последнюю встречу голос.

Капитан Егоров.

Позывной «Егерь»

Мы выжили. Наш самолет садился первым. Выполняя мой приказ, пилот ведущего «Юнкерса» гвардии капитан Алехин Владимир Николаевич, трижды орденоносец и отец двоих мальчишек, выкатился за взлетно-посадочную полосу немецкого аэродрома, снес все, что смог собрать на своем пути до предела загруженным самолетом, и врезался в самую опасную зенитку, наставившую на нас стволы автоматических орудий.

Вовка Алехин – душа любой компании, весельчак и человек отчаянной храбрости, – и его штурман Серега Привалов погибли на месте. Вернусь – лично Смирнову морду разобью. Перестраховщик энкавэдэшный – собрал в экипажи женатиков.

К пострадавшему самолету сбежался весь аэродром, даже расчеты «Эрликонов», как потом оказалось. Боковую дверь долго не могли открыть, задняя аппарель тоже не открывалась. Уже сел второй самолет, за ним тянулся третий, а двери так и не открывались. Из салона самолета слышались стоны, и кто-то протяжно кричал.

Мы там внутри чуть не задохнулись. М-мать его! Я ждал отмашки из второго самолета. Наконец обе двери распахнулись, и по скопившимся немцам в упор ударили очереди из автоматов с глушителями, сзади ошарашенной толпы тоже стреляли. Рванули две светошумовые гранаты. Всех скосили за пару минут.

Потом еще с десяток минут гонялись за разбегающейся аэродромной обслугой. Потеряли троих, но до автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов добежать никто из немцев так и не сумел. Затем чистили аэродром и загружали оружие в четыре грузовика и два «Ганомага», снимали пулеметы с самолетов.

По концлагерю мы ударили через два часа. Оказалось, слишком поздно. От гавани уже ехал усиленный взвод немецких парашютистов, что охранял базу торпедных катеров. Задержки не предусматривались, и, не дозвонившись на аэродром, немцы выслали подкрепление. Взвод мы, конечно же, уничтожили, пленные помогли, и до гавани дошли и захватили торпедные катера, но потери были слишком большие, а нашумели мы на всю округу.

Две с половиной тысячи взбешенных английских моряков и летчиков, вооруженных кирками и лопатами, – это страшно. У немцев не было ни единого шанса. Десятки порубленных и удавленных голыми руками трупов – это все, что осталось от охранников концлагеря, взвода немецких десантников, расчетов «Эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов и экипажей самих катеров.

Все шесть торпедных катеров, стоявших в гавани, были забиты под завязку. Я отправил на них всех раненых и «пионеров». Жалко стало мальчишек. Уже вечерело, и они вполне могли прорваться, а мы, сбив заслон на дороге, ушли в горы.

Хорошие англичане вояки! В этом мире и времени, по крайней мере. Долго они с нами бегали. Группы я сразу разделил, всех вместе в первый же день перебили бы.

Сам ушел на аэродром, там оставался «Рубик» с «Кубиком» и один из пилотов со штурманом. Они должны были взорвать самолеты позже, чтобы не привлекать внимания. «Чук» и «Гек» были со мной, еще и полтора десятка англичан прицепились.

«Чук» погиб через шесть дней, когда нас в первый раз обнаружили. Мы уже почти пришли на место, как нарвались опять. Рядом с «Рубиком» взорвалась граната, ранен он был очень тяжело. Мы с «Кубиком», «Геком», летчиком Саней Волошиным, его штурманом Олегом Блинковым и тремя англичанами тащили его двое суток, почти не останавливаясь, и дотащили-таки до врача живым.

До какого врача? До Красницкого Николая Евфграфовича, подданного Российской империи и дворянина. Сейчас его зовут Петтер Нильсен. Он добропорядочный норвежский гражданин и врач с немаленькой практикой. Живет Петтер здесь не так давно, но уже пользуется уважением всех жителей этого небольшого городка.

Добрый доктор, верный муж и папочка трех белокурых дочурок по совместительству является секретным сотрудником гестапо, отправившим в концлагерь и на виселицу полторы сотни своих новых соотечественников. Ко всему прочему он личный агент Елагина Алексея Петровича – моего неожиданного, но такого своевременного приятеля.

Прорабатывая уход отряда через Норвегию, я перетряхнул всех знакомых Елагина и остановился на этом агенте. Именно Красницкий сделал все возможное и невозможное, чтобы «Рубик» выжил, а мы все не попали в гестапо. Знал о нем Елагин такую мерзость, что при обнародовании – только вешаться. Знаю и я.

«Рубик» выздоравливал очень долго. Я «шлифовал» немецкий язык и совершенствовал свой английский. Генри Эванс оказался изрядным полиглотом. Мальчишка, выросший в припортовых трущобах Дублина, дорос до суперкарго на американском торговом судне и за свою жизнь избороздил немало морей и океанов, а «Рубик» очень хороший учитель, да и ему не так было скучно. Генри был сиделкой у «Рубика», я запретил ему выходить с нами на боевые операции.

Что значит какие операции? А жрать мы что-то должны? Нас все-таки девять человек, а Петтер Нильсен не сын Рокфеллера и даже с его дочкой не знаком.

Платить золотом нашему хозяину я не собирался. Чревато. Он бы нас сдал с удовольствием, вот только жутко меня боялся, а потом стало поздно. Мы с «Кубиком» и «Геком» по его наводке вырезали отделение гестапо и забрали архив, в котором были доносы Петтера Нильсена.

Отделение гестапо. Смешно. Любой город в Норвегии – это не заполненные гитлеровцами и полицаями Рига с Даугавпилсом. В этом отделении служили всего полтора десятка обленившихся донельзя гестаповцев, с комфортом расположившихся в просторном особняке на тихой улочке.

Мы всемером спокойно зашли в дом среди бела дня, загрузили «Кюбельваген» и грузовик архивом и подарками от начальника местного гестапо и так же спокойно уехали.