Книга Лунная нить - Изабель Ибаньез

– Долго еще?

Она перестает ворчать и выдает:

– Забавная вы, кондеса.

– Что на этот раз? – спрашиваю я, подавая ей темно-синюю ленту.

– Вы не похожи на кондесу, – говорит она, повязывая лентой одну из кос. – Каждое утро вы сами заправляете кровать, складываете одежду. Когда вы едите, ваши манеры нельзя назвать изящными. Вы поглощаете пищу как голодный волк. Вы не любите наряжаться и украшать лицо. Вы едва можете высидеть, пока я вычесываю спутанные пряди. И я никогда не видела, чтобы вы любовались собой перед зеркалом. Это так удивительно.

Сердце тревожно сжимается. Страх разоблачения оживает во мне с новой силой, разрывает на части и вгрызается в кожу. Все, что она перечислила, очень похоже на меня, настоящую Химену. Суйяна даже не подозревает, какую панику вызвало во мне ее невинное замечание. Надеюсь.

Стараясь звучать непринужденно, я уточняю:

– Удивительно, что я не помещаюсь в коробочку, в которую ты меня определила?

– У всех есть такие коробочки, – отвечает Суйяна с едва заметной улыбкой. – Думаю, это свойственно человеку. У вас тоже есть своя коробочка – для лаксанцев.

И это не вопрос. Я подаю ей следующую ленту. Ненависть к лаксанцам неотступно сопровождала меня с тех самых пор, как я оказалась на улице после смерти родителей. Она подстегивала меня. Заставляла бороться за выживание. Именно ненависть привела меня к воротам замка.

Но что теперь? Испытываю ли я ненависть к Суйяне? Я вспоминаю, как попросила пощадить Педру. Озлобленный человек поступил бы иначе. А тем более – озлобленный человек, засланный в качестве двойника и шпиона.

И тут меня осеняет. Я больше не чувствую ярости по отношению к ним. Я по-прежнему ненавижу Атока и Сайру – по вполне понятным причинам. Не потому, что они лаксанцы, а из-за их гнилой сущности. И мне кажется, сейчас я поняла что-то важное.

Я поворачиваюсь к Суйяне и киваю. Пусть знает, что я услышала ее.

– Да. Я действительно без разбору поместила вас всех в одну коробочку. Но теперь я признаю свою ошибку.

– Я тоже, – отвечает она. – Ну все. Вы готовы к встрече с королем, кондеса.

Суйяна ласково улыбается и уходит.

Мне следовало бы радоваться: я впервые увидела ее улыбку. Искреннюю и немного смущенную. Но мне совсем не весело. Она улыбнулась двойнику. А настоящая кондеса всей душой ненавидит лаксанцев.

* * *

На следующее утро Хуан Карлос заходит за мной перед очередным приемом и останавливается, расслаб ленно прислонившись к дверному косяку. Его идеальные губы вытягиваются в улыбке. Думаю, многим она кажется обворожительной. Меня расчесали, подкрасили губы, и платье, судя по всему, тоже сидит хорошо.

– Прекрасно выглядишь, – комментирует Хуан Карлос, оглядывая меня с ног до головы. – Самая красивая девушка из всех, что я встречал.

Как он может говорить такие глупости с серьезным лицом? Видимо, это какой-то особенный тип людей.

– Мне безразличны твои комплименты.

Он усмехается.

– Понял. ¿Lista?[47]

Я молча киваю: боюсь, если заговорю, голос дрогнет. Страх крепко вцепился мне в горло. Мы выходим из комнаты; нас провожает тот же самый высокий стражник, который дежурил ночью у двери.

Мы идем на встречу с королем, и одним богам известно, в каком настроении он будет после сегодняшней ночи. Я нервничаю, но по крайней мере уверена в том, что никто не найдет сложенный лист бумаги, который я взяла из кабинета Атока. Я спрятала его в платье на случай, если он прикажет обыскать мою комнату. Но там остались темные вещи и меч.

Неожиданно чувствую боль в руках и с удивлением опускаю глаза. Оказывается, все это время я сжимала кулаки и впивалась ногтями себе в ладони. Хуан Карлос изумленно приподнимает бровь.

– Кажется, ты в плохом настроении.

Я разжимаю кулаки.

– В смысле, хуже, чем обычно.

– А я разве когда-нибудь бываю в хорошем настроении?

– Кажется, я ни разу не видел, как ты улыбаешься, – отвечает он.

– Осторожно, яйца.

Я обхожу кучку только что снесенных яиц. В очередной раз удивляюсь, что лаксанцев совсем не смущает, когда еда валяется на полу. Вечно этот Хуан Карлос выбивает меня из колеи. Каталина давно бы его охмурила и непринужденно выудила бы все его тайны. С наивным взглядом и очаровательной улыбкой.

– А ты раздаешь свои улыбки направо и налево.

– Поэтому тебе все равно, рядом я или нет? – совершенно серьезно спрашивает Хуан Карлос.

Его слова настолько изумляют меня, что я останавливаюсь.

– Нет. Потому что ты лаксанец, ты…

Его темные глаза весело загораются, губы трогает улыбка, и наконец он начинает громко хохотать, запрокинув голову. Плечи сотрясаются от смеха, и он опирается о стену, чтобы взять себя в руки.

А я думала, мое настроение не может стать еще хуже.

– Тебе смешно, да? Как будто все это – игра?

Хуан Карлос выпрямляется в полный рост. На его губах по-прежнему играет едва заметная улыбка.

– Конечно нет, – заявляет он. – Но так ведь веселее?

И тут я чувствую нечто неожиданное. По спине пробегают мурашки, и я внезапно понимаю, что этот парень вовсе не такой глупый и легкомысленный, каким кажется. Готова поспорить, он знает обо всем, что происходит во дворце. С его приятными манерами и речью, отработанными до совершенства, праздной улыбкой и дружелюбным характером он производит абсолютно безобидное впечатление, поэтому люди без опасений сближаются с ним и не воспринимают как угрозу. Не сомневаюсь, что многие охотно делятся с ним последними сплетнями, посвящают в свои тайны и слабости и выбалтывают чужие секреты. На первый взгляд это совсем не заметно, но он очень проницателен и тщательно скрывает это.

Хуан Карлос – прирожденный шпион!

Он берет меня под руку и тянет за собой вниз по лестнице. Там нас уже ждет Руми. Я обращаю внимание на темные круги у него под глазами и тут же вспоминаю, как он провел прошлую ночь: в лазарет поступили стражники, которых я ранила. Неудивительно, что он выглядит таким невыспавшимся. Мы приближаемся, и, бросив на меня короткий взгляд, Руми направляется дальше по коридору. Хуан Карлос следует за нами.

Мы молча шагаем к тронному залу. Внезапно Руми протягивает руку и касается моего виска тыльной стороной ладони.

Я вздрагиваю, но не отстраняюсь: мне кажется, это было бы невежливо. От его одежды снова пахнет жжеными листьями и сырой землей, и я невольно морщусь.

– Температуры нет, – заключает он. – Я удивился, когда Суйяна сказала, что утром ты чувствовала себя хорошо.