Книга Жизнь в лесу. Последний герой Америки - Элизабет Гилберт

Дядюшка Терри обожал эту игру и часами просиживал за компьютером, виртуально продвигаясь на Запад, в точности как его дед и бабка, которые шли в том же направлении сто лет назад, только по-настоящему. Лишь одно раздражало Терри в этой игре: компьютер не разрешал импровизировать перед лицом катастрофы. В окне вдруг появлялось сообщение о том, что у повозки сломалась ось и теперь ему придется умереть, потому что дальше ехать он не может. Компьютер объявлял нашему виртуальному первопроходцу, что ничего у него не выйдет. Игра окончена. И Терри вставал из-за стола, шел к холодильнику, брал пиво и начинал ругать создателей игры.

«Если бы я действительно шел по орегонской тропе, то нашел бы способ решить проблему! – возмущался он со смешной обидой в голосе. – Уж я бы решил, как починить чертову ось! Я же не идиот! Срубил бы дерево и смастерил бы что-нибудь!»

И он наверняка так и сделал бы. Мало того что Терри вырос на ферме, подстегиваемый юношеским идеализмом, он отправился в поход по американской глуши, чтобы обрести независимость. Столкнувшись с препятствиями на орегонской тропе, Терри наверняка выжил бы. Но он не тратит целые дни на то, чтобы доказать себе это. А Юстас именно этим и занимается. Он скачет на лошади через весь континент, терпит всяческие невзгоды и решает, что делать, когда ломается ось.

Сложности начинаются тогда, когда мы решаем, каким хотим видеть Юстаса Конвея, чтобы он соответствовал нашим понятиям о нем, а затем игнорируем то, что не сходится с первым романтическим впечатлением. Когда я увидела, как живет Юстас Конвей, моей первой реакцией было облегчение. Впервые услышав о его жизни и приключениях, я подумала: слава богу. Слава богу, что хоть кто-то в Америке по-прежнему так живет. Слава богу, что где-то там остался хоть один настоящий горец, покоритель фронтира, первопроходец, смельчак. Слава богу, что в нашей стране есть хоть одна поистине смекалистая и свободная дикая душа. Потому что на глубоком эмоциональном уровне существование Юстаса для меня означало, что мы, американцы, несмотря на все доказательства, свидетельствующие об обратном, по-прежнему являемся нацией свободных, сильных, диких, отважных, непокорных людей, а не ленивых, толстых, скучающих и утративших цель в жизни существ.

Вот что я почувствовала, впервые встретив Юстаса, – и с тех пор была свидетелем аналогичной реакции со стороны множества людей, которые с ним познакомились. Когда американцы, особенно мужчины, видят, как живет Юстас Конвей, они сразу думают: «Хочу быть таким, как он». Но если бы они присмотрелись к нему, то расхотели бы. Хотя им немного стыдно из-за того, что их современная жизнь так проста и комфортна, едва ли они готовы всё это бросить. Так что не спешите с выводами, ребята…

Большинство американцев не захотели бы жить среди природы, если такая жизнь подразумевала бы реальный дискомфорт. Но всё же их охватывает восторг, когда Юстас уверяет их: «И вы можете». Потому что большинство из них именно это и хотят услышать. Никто не хочет чинить сломанную ось повозки в снежную бурю на орегонской тропе, но все хотят знать, что могли бы это сделать, если бы пришлось. А Юстас живет, как живет, чтобы представить нам это утешительное доказательство.

«Вы тоже так можете!» – повторяет он.

И мы верим ему, потому что он сам себе верит.

Юстас – наше воображаемое «я» во плоти. Вот почему нам так приятно с ним встречаться. Это же всё равно что увидеть белоголового орла. (Раз остался хоть один, думаем мы, значит, не так всё плохо.) Разумеется, служить воплощением мифических надежд целого народа – довольно сложная задача для одного человека, но сложности Юстаса никогда не пугали. И люди это чувствуют; они видят эту уверенность в том, что он достаточно велик, чтобы служить живой метафорой, и достаточно силен, чтобы все наши стремления тащить на себе. Поэтому его можно идеализировать, и это приятно осознавать в наш век беспомощности и разочарований, когда идеализировать кого-либо просто небезопасно. И от этого у людей начинает кружиться голова, и они ведут себя несколько иррационально. Я знаю, ведь я сама была такой.

Мой любимый способ проводить время – перечитывать запись в дневнике тех времен, когда Юстас и Джадсон Конвеи приезжали ко мне в Нью-Йорк. Мне особенно нравится та часть, где я описываю, как только что познакомилась с Юстасом, и называю его «обаятельным, диким и донельзя простодушным старшим братом Джадсона».

Обаятельный? Несомненно.

Дикий? Не спорю.

Простодушный? Вот тут ты ошиблась, сестренка.

Что у Юстаса отсутствует напрочь, так это простодушие, и его сделки по покупке земли как нельзя лучше это демонстрируют. Люди, которые приезжают в горы, чтобы увидеть Юстаса Конвея и его землю, редко задаются вопросом, откуда она взялась. Черепаший остров является как бы продолжением Юстаса, поэтому люди почему-то думают, что остров возник как бы сам собой или Юстас из него вырос. Как и всё, что символизирует Юстас в глазах людей, его земля как будто не затронута разлагающими процессами деградирующего современного общества. Вопреки здравому смыслу люди считают Черепаший остров маленьким последним оплотом американского фронтира. Конечно же Юстас не мог совершить такой негероический поступок, как покупка земли, – наверняка он просто взял и застолбил участок.

Мы видим Юстаса глазами Доминго Фаустино Сармьенто, аргентинского интеллектуала XIX века, который побывал в Америке и успел увидеть, как «свободный фермер отыскивает плодородные земли, живописные места, желательно рядом с судоходной рекой, а когда наконец решает осесть, как в первобытный период мировой истории, просто говорит: „Теперь эта земля принадлежит мне!“ – и без лишних промедлений начинает пользоваться землей с разрешения двух главных королей мира: Труда и Доброй Воли». Нам так нравится эта картина, что если мы будем воспринимать Юстаса иначе и иметь иные понятия о том, как он заполучил свою землю, то испортится все наше чудесное и обнадеживающее представление о нем как о последнем американце. Но ведь история Юстаса Конвея – это и есть история становления американского мужчины. Проницательный, амбициозный, энергичный, агрессивный, темпераментный, Юстас замыкает длинный и блистательный ряд таких же, как он.

Его смекалка – вовсе не анахронизм. Мы хотим видеть в Юстасе Дейви Крокетта. Что ж, ради бога. Но кем был Дейви Крокетт? Он был конгрессменом, между прочим. Да, родился он в глуши и был способным охотником, который однажды прикончил медведя ножом (не в два года, конечно), но он также был хитер как дьявол и умел пользоваться своим «лесным» обаянием в политических целях. Во время дебатов с оппонентом из среды аристократов дровосека из Теннесси спросили, согласен ли он с тем, что «следующая законодательная сессия привнесет радикальные изменения в устройство судебной системы». Крокетт, одетый в потрепанный наряд из оленьих шкур, завоевал расположение местных, как ни в чем не бывало заявив, что не имеет понятия, что это за зверь такой, судебная система. Это, конечно, было забавно и мило, но, скорее всего, не соответствовало истине, так как Крокетт уже много лет работал в системе судопроизводства – он был мировым судьей, арбитром, городским уполномоченным, а теперь вот членом Государственного законодательного собрания.