Книга Койот Санрайз. Невероятная гонка на школьном автобусе - Дэн Гемайнхарт

Сальвадор обернулся ко мне, но я смотрела прямо перед собой.

Он смотрел на меня всего секунду. Потом снова уставился вперед.

И прокричал: – Я очень хочу, чтобы Койот была моим другом!

У меня перехватило дух, внутри все перевернулось. Я заморгала, часто-часто.

Сальвадор выждал, заглянул мне в лицо. Мне было трудно встретиться с ним взглядом.

– Ну и? – крикнул он мне в лицо, словно я его не слышала, а потом добавил: – Будешь? – а я засмеялась и заорала прямо ему в лицо: – Что ж, я не буду тебе «не другом»! – и он тоже засмеялся, а потом заорал мне в лицо: – Для начала сойдет! – и мы оба засмеялись и снова распластались на крыше, а потом, не говоря ни слова, слаженно перевернулись на спину и долго лежали, глядя в звездное небо.

– Спасибо, – сказал, просто сказал, без крика, Сальвадор, все еще глядя в небо, и я не вполне понимала, за что он благодарит, но я не невежа неотесанная, так что я просто сказала: – Пожалуйста, – но прозвучало это странно, и потому я добавила: – Спасибо тебе, – а он сказал: – Всегда пожалуйста.

Неплохой он парень, этот Сальвадор.

Может, даже не просто неплохой.

Но на следующий день мне пришлось прощаться с ним навеки.

Глава двадцать четвертая

До Петоски, штат Мичиган, мы доехали быстро, ужас как быстро.

Петоски, штат Мичиган, был не просто городом, не просто точкой на карте и даже не просто местом, где дожидалась тиа; Петоски, штат Мичиган, был прощанием.

Пусть добрые жители Петоски не принимают это на свой счет, но, пока мы добирались до Петоски, я этот самый Петоски возненавидела.

Думала, после вчерашнего вообще глаз не сомкну, но, казалось, и секунды не вздремнула – а уже продираю сонные глаза на рассвете. По какому-то ощущению, разлитому в воздухе, я почувствовала, что мы далеко углубились в Мичиган; фу, гадость. Я зевнула, сердито покосилась на солнечные лучи.

Айван лежал рядом, моргая сонными голубыми глазами.

– Ну вот и все. Нет смысла тянуть с этим делом, амиго. Наверно, пора отодрать пластырь одним рывком.

В ответ Айван только зевнул, так что я встала и вышла из комнаты.

Лестер вел себя геройски – все еще крутил руль, Родео храпел под грудой одеял, миссис Вега спала на диване. Но Сальвадор не спал: сидел в кресле напротив дивана и читал потрепанную книжку «Айван, единственный и неповторимый», которую я выдала ему вчера вечером. Когда я вышла из-за занавески, он поднял на меня глаза и тут же отвел взгляд, и я поняла, что, возможно, мы оба чувствуем себя примерно одинаково.

Стиснув зубы, я подошла к нему.

Сказала: – Привет, – и он ответил: – Привет, – а я наклонилась взглянуть на сосны, мелькающие за окном, – вид у сосен был определенно мичиганский – и сказала: – А где мы, если точно? – а Сальвадор пожал плечами и, помедлив, сказал: – Лестер говорил, осталось, это самое, час езды. Он это говорил полчаса назад, – а я сказала: – А, классно. – Прошло несколько секунд, и тогда я сказала: – Слушай. Прощаться – это не в моем стиле. Хорошо? Ты крутой парень, и мы с тобой – типа как друзья, и мы вас довезем куда надо, и ладно. Когда доедем, ты не мог бы просто забрать свои вещи и свалить? Я не хочу говорить: «Прощай». Лишние сложности. Хорошо? – Этот урок я усвоила на горьком опыте: столько раз почти подружишься с кем-нибудь в кемпинге, гостинице, парке или библиотеке, и тут мы уезжаем, а они остаются. Я знаю, что такое прощания, и лучшее прощание – когда не говоришь вслух: «Прощай».

Сальвадор захлопал глазами:

– Ну хорошо.

И я пошла было прочь, в сторону кабины, но Сальвадор сказал: – Подожди, – и сунул мне сложенный листок бумаги. Я взяла его, отошла, плюхнулась на кресло за спиной Лестера, развернула бумажку. Там было написано всего три слова: «Твой друг Сальвадор» и номер телефона.

Зажав листок в руке, я уставилась в окно, и по моему лицу блуждала какая-то странная улыбка.

К чести Сальвадора, он железно выполнял просьбы типа как друзей. Высадка пассажиров прошла ровно так, как я просила. Они созвонились с тетей – уточнить, где она сейчас, а потом Сальвадор и его мама стали суетливо собирать свои пожитки. Сальвадор подошел ко мне с книжкой про Айвана, а я сказала: «Оставь себе», но в остальном я сидела и читала, ни на что не отвлекаясь. А потом мы туда приехали.

Встреча с тетей была назначена в ресторане недалеко от гостиницы, где она остановилась. Мы зарулили на парковку, и Сальвадор и его мама ужасно обрадовались, увидев через окно ресторана, что тетя уже сидит за столиком. А я все читала, почесывая пушистую спину Айвана.

Кое-кто сказал вслух: «Прощайте», но я в этом не участвовала. Родео и Лестер пожелали Сальвадору и миссис Веге удачи, помогли выгрузить чемоданы и прочие вещи, и, наверно, были дружеские объятия и как там обычно положено – я не приглядывалась.

Родео и Лестер влезли в автобус, дверь закрылась, а я случайно подняла глаза от книги и увидела в окно ресторана, как тетя Сальвадора вскочила, когда он и миссис Вега вошли, и опять начались всякие объятия и какие-то взволнованные разговоры.

Приятно, должно быть, встретиться с родными после разлуки.

Я снова уткнулась в книгу.

Родео устроился в кабине, посмотрел на меня с секунду, а потом спросил: – Как дела, детка-конфетка? – а я только сказала: – Давай, раскочегаривай свою колымагу, старик, – даже глаз от книги не подняла, но увидела боковым зрением его кивок, и мотор завелся, и мы тронулись в путь.

Правда, я украдкой глянула еще раз. Просто мельком посмотрела в окно – мне все равно надо было откашляться.

Миссис Вега разговаривала с сестрой; они держались за руки и смотрели друг дружке в глаза, шептались, кивали. Так, как делают все сестры на свете.

Сальвадор стоял рядом с ними. Стоял посреди ресторана, держа под мышкой тот самый грязный старый колпак от автомобильного колеса. И смотрел на меня, приподняв свободную руку – махал мне.

Моя книга была намного интереснее, чем прощание со всякими там тупыми парнями с идиотскими колпаками от колес в руках.

Брось, Койот, не юли – на душе было мерзко. Ужасно мерзко. Нет, не от книжки, которую я читала. А от того, что с этим идиотом приходится прощаться. Вот в чем мерзость. Я заморгала, раздула ноздри, стиснула зубы и напомнила себе, что все хорошо, у меня все хорошо, все идет хорошо.

– Эй, ромашка-промокашка, – окликнул меня Родео, когда мы покатили к выезду на улицу. – Расскажи-ка мне сказку.

Я захлопнула книгу, сделала глубокий вдох – очищающий душу, прочищающий мозги, изобразила губами что-то отдаленно похожее на улыбку. Я знала: так надо. Так мы идем по жизни. Ну, наверное, так мы и должны идти…

– Жила-была… – начала я. – Жила-была… лошадь.

– О, обожаю лошадиные истории. Валяй, детка.