Книга Ребенок от бывшего мужа - Анастасия Франц

Не выдерживаю… Моя ладонь встречается с её щекой, отчего Огнева-младшая от удара поворачивает голову вправо. Через мгновение проступают красным пятном мои пальцы на левой щеке сестры. Но меня это совсем не

трогает. Мы вместе тяжело дышим от случившегося, не веря в то, что я совершил, но её слова, отношение к моей жене, которую я сам выбрал, сам любил — переходит все границы.

— Закрой свой поганый рот! — взревел. — Ты в своей жизни ничего сама не добилась и ещё смеешь открывать рот в сторону Ады. Не смей! Мать её любила, потому как она видела, какая это девушка, в отличие от тебя, что стала мерзкой девкой, думающей только о себе.

Я отчитывал её, а она даже не повернула ко мне лицо, словно всё это её не касается.

— Не смей говорить о матери ничего плохого, — убираю от неё руки. Даже в этой квартире мне неприятно находиться, уже не говоря о том, чтобы видеть и слышать сестру, которая искалечила мне жизнь и погубила мою девочку, которая чуть было не потеряла нашего малыша.

Иду в сторону выхода и уже возле двери, не оборачиваясь, произношу:

— Чтобы мои глаза тебя больше никогда не видели, — и, больше не сказав ни слова, выхожу из комнаты, а следом и из квартиры, которая стала теперь для меня чужой.

На этом моё путешествие на сегодня не заканчивается. Срываясь с места, мчусь к дому человека, который принимал в этой во всей авантюре непосредственное участие. Если Марину я не мог тронуть потому, что, несмотря на её гадкий план, она моя сестра, то этому человеку я набью морду, не сдерживаясь. На нём вымещу всю свою злость и ярость, что внутри меня.

Глава 23

Ада

С самого утра, как только встала и не обнаружила в доме Матвея, моё сердце не на месте. Плохое предчувствие не даёт покоя, заставляя меня ходить из угла в угол квартиры, которая стала казаться такой маленькой, что трудно было вздохнуть. В отличие от того, когда в ней был Огнев. В такие моменты она казалась тёплой, уютной, такой, что здесь хотелось остаться. Остаться навсегда вместе с мужчиной, что в последнее время слишком часто находится со мной рядом.

Вчера бывший муж странно себя вёл: был спокоен, но я чувствовала, что внутри напряжён. О чём-то думал, делал какие-то одному ему ведомые выводы. То хмурился, отчего брови на переносице сходились, что хотелось провести по ней пальцами, разгладить. То смотрел странно, задерживая на

мне долгий взгляд. То вдруг отмахивался, словно его моё присутствие напрягало, несмотря на то, что сам решил привести меня к себе в квартиру, хотя я была против этого.

Со стороны Матвея было глупо поселять меня рядом с собой, несмотря на то, что я ношу под сердцем его ребёнка, в правдивости чего он удостоверился, прочитав тот самый тест, который, оказывается, перепутали. Но разве это что-то меняет? Мы по-прежнему чужие люди друг другу, хоть и замирал пульс при виде него. Но я всё списывала на гормоны, которые в последнее время что-то разбушевались не на шутку.

Но не только я чувствую себя странно, Огнев тоже ведёт себя крайне подозрительно. А сегодня и вовсе куда-то ушёл, едва только забрезжил рассвет в окне. Слышала хлопок двери — не спала. Всю ночь крутилась, не понимая своих чувства, эмоций. Пульс замирал, стоило только подумать, что через стенку находится Огнев. Человек, к которому, несмотря на боль и то, как он поступил со мной, внутри теплятся, еле дыша, чувства, оставшиеся тлеть глубоко в душе.

Я противилась, не хотела, но рядом с ним, так невозможно близко, трудно противостоять ему, как и прежде. Он всегда затягивал в свои сети. Без права на выбор. Да и разве хотелось от него сбежать, когда он так смотрит? Когда прикасается так, что мурашки бегут по коже. Когда обнимает, а земля уходит из-под ног.

Мне хочется убежать, скрыться от него вновь и вновь, чтобы не чувствовать всего того, что он вынимает из меня своим присутствием рядом. Понимаю, что было глупой идеей находиться с ним в одной квартире, настолько близко, считай, руку протяни — и вот он. Стоило только подойти чуть ближе — и можно было прикоснуться к знакомым чертам лица: густым бровям, уголкам глаз, идеальному носу, слегка пухлым губам, обведя их по контору подушечками пальцев, и бороде, которая отросла, но так ему идёт, что хочется касаться её кожей.

Мои руки ложатся в привычном жесте на уже довольно выпуклый живот. В последнее время я часто так делаю, аккуратно его поглаживая.

За окном сгустились сумерки, а Матвея всё нет дома. Сердце сжимается. Вдруг чувствую лёгкий толчок внутри. Малыш.

— Тихо, тихо, малыш, — глажу в успокаивающем жесте. — Всё хорошо. Твой папа скоро вернётся, — чувствует мои метания и переживания за непутёвого папочку, который вдруг пропал на целый день, не оставив ни записки, ничего. Как, впрочем, и не отвечает на мои звонки.

Пыталась позвонить, наверное, миллион раз, но в ответ лишь знакомое «Абонент временно недоступен», отчего сердце сжимается в тисках с сумасшедшей силой, а малыш всё чувствует, вот и буянит. Хулиган.

Первый толчок маленькой ножкой почувствовала не так давно. Буквально пару дней назад, перед выпиской, когда ко мне вновь пришёл Матвей. За месяц, который я находилась в клинике, он приходил каждый день. Иногда уставший, помятый, но это стало для него своеобразным ритуалом: ровно в шесть часов вечера появляться на пороге моей палаты, смотреть с лёгкой улыбкой, сжимая в одной руке пакет с фруктами, что можно уже складировать на небольшом столике.

Помимо того, что бывший муж приносил еду, к тому же и Тея часто заходила. Пыталась выведать, какие у нас с Огневым отношения, получая от меня один и тот же ответ — он лишь отец моего малыша. Всё. Точка.

Вернуться в прошлое невозможно, как и понять, почему он так со мной поступил, а спрашивать я не решалась. Не хотела бередить прежние раны, которые и так, кажется, зажили, хоть и остались после глубоких порезов шрамы, которые ничем не залечишь. Боль лишь со временем притупляется.

Тогда бывший муж был странно нежным и каким-то родным, что затрагивал какие-то струны внутри. Его ладони лежали на моём запястье, поглаживая большими пальцами рук кожу. А маленькая ножка внутри меня слегка пиналась, отчего в первые секунды я испугалась, что что-то не так. Даже Матвей изменился в лице: занервничал, подскочил, спрашивая, интересуясь, хорошо ли всё со мной. Я его успокоила, сказав, что всё замечательно, и впервые за долгое время ему улыбнулась, ошарашив его ещё больше.

Не знаю как, но маленький комочек чувствует своего папу даже на расстоянии, как и меня, мои чувства к его папе.

Вот и сейчас разбушевался, отчего пришлось присесть на диван в гостиной, облокотившись на спинку.

— Ну, что ты, маленький, — улыбка на лице, а рука гладит, успокаивает. — Мама с тобой, сейчас и папа придёт, — как только проговорила последние слова, слышу звук, копошение в коридоре.

Подорвалась с места, как птичка полетела к своему губителю. Хоть и крылья подрезаны, а всё равно лечу, будто мотылёк на обжигающий огонёк. Опасно, но так хочется подлететь к нему настолько близко, чтобы почувствовать хоть ненадолго долгожданное счастье, даже если плата за него — смерть.