Книга Я русский - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему, похоже, тоже наша внезапная остановка по требованию не понравилась.
– Ну?!
Молчит.
Только глаза стремительно заполняются горячей злой влагой.
Я – снова закуриваю.
– Ты не понимаешь, – шепчет. – Ни черта ты не понимаешь!
– Не понимаю, – соглашаюсь. – И не пойму, пока ты не объяснишь. Желательно словами. А не хватанием водилы за руки на скорости в восемьдесят километров в час. Так что – валяй. Я слушаю.
Смотрит исподлобья.
Даже подбородок вперед выставила.
Может, ее и вправду имеет смысл из тачки высадить, эту психованную?
Да нет.
Жалко.
Лес кругом, до ближайшей деревни километра четыре как минимум.
Замерзнет на фиг.
А меня потом совесть замучает.
– Ну?! – повторяю, повысив голос. – Что молчим, кого ждем?
Молчит еще секунд эдак тридцать.
Потом – носом хлюпает.
Похоже – сдается.
На милость победителя, ага.
– Дай сигарету, – просит.
Именно просит, не требует.
И неожиданно добавляет полушепотом:
– Ну пожалуйста…
Роюсь в бардачке, нахожу там легкий Златин «Вог».
Мои для нее чересчур крепкими покажутся – сто процентов.
– Держи, – говорю. – Это тебе подарок. Заочный. От моей чешской невесты. Травись на здоровье.
Она плачет.
Потом, чуть успокоившись, прикуривает.
Дымит, набычившись.
Я молчу.
Наконец решается.
– Знаешь, – спрашивает, – какое у нас на курсе соотношение парней и девчонок? Один к пяти!
– И что? – удивляюсь. – Это же экономика. Там всегда так было. На юридическом, к примеру, думаю, наоборот.
Она морщится.
– На юрфаке, – кривится, – парней, конечно, побольше. Но все равно немногим больше половины. И то за счет кавказцев. А те, кто есть, – или пьют, или колются. Или, того хуже, по гей-клубам тусуют, как подорванные.
– Ну, допустим. А я здесь при чем?
– При чем?! – смотрит зло. – Не при чем, конечно. Просто вот смотрю на тебя и вижу – этот точно не при чем: не алкаш, не героинщик. Сильный, обеспеченный. Не дурак, похоже. Но – совершенно не при чем. И я не при чем. И мои подруги не при чем. А какая-то шлюха чешская – при чем.
Пощечину я ей вкатил, конечно.
Не за себя.
За Злату.
– Знаешь, – говорю медленно, зло и раздельно. – Когда тебя накроет по-настоящему, ты тоже не будешь рассуждать, кто русский, а кто не русский. Когда полюбишь. А вот остальное – только от тебя зависит. Моя будущая жена, к примеру, будет русской. Я этого добьюсь. И жить будет – здесь, в Москве. И дай бог, чтобы твой будущий парень, кто бы он ни был по крови, оказался таким же русским, какой станет эта чешская девочка. Все понятно?
Молчит.
Похоже, думает.
А я – лезу в карман за сигаретами.
– Извини, что ударил. Женщин бить вообще-то нельзя. Особенно маленьких. Не сдержался. Тебе б, наверное, тоже было неприятно, если б тебя какая курица малолетняя шлюхой за глаза окрестила.
Она неожиданно мелко-мелко кивает и тупо утыкается мне в плечо.
Плачет, дура малолетняя.
Только плечи вздрагивают.
И я понимаю, что мне придется еще постоять тут, покурить, пока она успокоится…
…Потом даю ей упаковку бумажных салфеток, чтобы вытерлась, довожу до окраины Зеленограда и высаживаю на первой попавшейся автобусной остановке.
Уфф…
Не знаю, хочется ли мне сейчас шашлыка, но вот водки я точно выпью.
Доехал, погудел, запарковался.
Занес кота в каминную, сдал на руки Инге.
И на лапы мускулисто-серого папаши, принявшегося закладывать вокруг сыночка виражи.
Цицерон, отец моего кремового дурака – скотина еще более серьезная.
Арамис это прекрасно, зараза, понимает.
Завалился на спину, начал хватать лапами воздух, играть, вертеться, изображая маленького котеночка.
Авось, типа, папа не обидит.
Папа и не стал.
Обнюхались и побежали куда-то по своим срочным кошачьим делам, друг через друга перепрыгивая.
Играть, наверное.
Или с мамашей здороваться.
Мне бы, блин, думаю, их заботы…
…А мы с хозяйкой, прихватив бутылку коньяка, пошли за дом, к барбекюшнице, где уже колдовал над мангалом довольный жизнью Али.
Нет, мясо он пока что еще не ставил, рано.
Народ не весь съехался.
Они с Мажором дрова в мангале выжигали, угли готовили.
Ага.
Глеб готовые магазинные угли для шашлыка не признает, хоть и хранит в гараже мешок-другой про запас. На случай, когда времени на готовку мало, а публика – злая и предельно голодная.
Тогда – да.
А так – все должно идти своим чередом.
И вообще – в пьянке важен антураж, что они с Мажором нам немедленно и продемонстрировали.
Еще бы.
Представьте: морозный подмосковный день, загородный дом среди векового зеленоградского бора, уютное высокое пламя в большом мангале. И двое мужиков в толстых шерстяных свитерах у этого импровизированного костерка за жизнь разговоры разговаривают.
Под сигареточку.
Рядом с мангалом – табуретка, ножками в снежок прикопана.
На табуретке – доска.
А на доске – водочка.
Как слеза.
А рядом – тарелочка, на которой немудреная мужская закуска аккуратно разложена.
Черный хлеб, сало, чесночок.
Простой и маринованный.
Горчица, чтобы сальце в нее перед употреблением обмакивать.
Лучок кольцами, черемша. Было бы чуть потеплее, они бы и огурчиков малосольных захватили, ага.
А так – холодно, померзнут.
Вот гады…
…Наш с Ингой коньячок сразу каким-то неуместным показался, и я метнулся в дом за еще двумя водочными рюмками.
– Ну, за встречу!
Естественно – вздрогнули.
И Инга с нами за компанию водочки с удовольствием тяпнула.
Интересно, а Злата вот так, залихватски – сможет?
