Книга Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина

На веревке все также висели вещи, которые я, избегая Германа, так и не забрала. В горшочке с цветком чернела влажная земля. Надо же, не забыл полить. Удивлена. Коляска с Сонькой проехала в комнату, прямо грязными колесами по ковру, а я не знала, куда себя деть. В который раз позавидовала своей дочке. За неё ещё много лет будут решать все проблемы, а стесняться и смущаться она  пока не умеет. А мысли, которые бродят в моей голове при виде Германа, дай бог, её не посетят ещё лет двадцать.

– Ты наверное взопрела, своё барахло таскать? – поинтересовался предмет моих мыслей, выглядывая из единственной комнаты. – На держи полотенце, оно чистое. Иди в душ. Завтра будем думать.

Я взяла пахнущее чуть терпким кондиционером ворсистое полотенце. Мягкое, пушистое. Наверняка привезенное в наш спальный район из миллионерской жизни. Герман прошёл мимо меня в туалет. Мне показалось, или я почувствовала едва уловимый запах женских духов? Точно. Слишком сладкие, с Германом никак не вяжущиеся. Сердце, глупое, ревниво и обиженно сжалось. Эмоции я задвинула подальше.

– Ну, чувствуй себя как дома, – сказал Герман, снова проходя мимо и обдавая запахом виски и чужих духов.

В комнате забубнил телевизор, тихонько, Сонька проснуться не должна. Я вздохнула и пошла в ванную. Я ещё в прошлый раз заметила, что задвижки на двери нет, Германа, живущего одного это не волновало. А меня очень. Причём мысли были самые дурацкие. Вот разденусь я, а дверь откроется, и Герман зайдет. Пусть даже не зайдет, а просто увидит меня. В его миллионерской жизни наверняка были такие же миллионерские женщины. Ухоженные, холеные, лоснящиеся от своей красоты и богатства. Я не стыжусь своего тела. Оно подтянутое, не смотря на роды, молодое. Но такое…обычное. Боюсь, впустив этого мужчину в свою жизнь я заработала кучу новых комплексов.

Однако одежда была сброшена, а дверь так и не открылась. Я залезла в ванную, задвинула от греха шторку, пустила прохладную воду, смывая с себя пот, усталость, нервы. В моём походном рюкзачке, с которым я собиралась ехать в гостиницу есть и щётка, и сменное бельё. Есть и полотенце, но я все равно вытерлась тем, что дал мне Герман. Это странным образом волновало. Оно же касалось и его кожи тоже. По крайней мере до тех пор, пока стирка не смыла все следы этих касаний.

Я надела длинную футболку, приоткрыла дверь. В квартире тихо, только так же, чуть слышно, бубнит телевизор. Я прошла в комнату на цыпочках. Сонька спала в коляске. Герман на единственной двуспальной кровати. По диагонали. Я проверила кресло – не выдвигается. Села на него. Что делать? Снова одеваться, одевать спящую Соньку, которая наверняка проснется и раскричится, ехать в гостиницу? Прислушалась к себе – нет. Ни сил, ни желания. Поэтому выключила телевизор, включила свет, оставив его гореть только на кухне, чтобы не спотыкаться в темноте, когда Сонька проснется. Вытянула из под Германа одеяло – он не проснулся. Свернулась калачиком на самом краешке, укрылась, стараясь занимать, как можно меньше места. Думала, проворочаюсь снова половину ночи, потом Сонька проснётся, и искать новое жилье буду разбитой. Но нет, я уснула почти сразу.

Я страшная мерзлячка. Обогреватель зимой, мой лучший товарищ. А этой ночью я проснулась от того, что мне жарко. Не поняла сначала даже, что происходит. С трудом измученный мозг припомнил, что меня выселили из квартиры, я ночую в квартире Германа, а вот этот жар – от его тела. Герману надоело спать одному по диагонали, он подгреб меня к себе, сложил на меня руки и ноги, и греет своим телом. Чуть подвинулся и совсем на меня навалился. Дышит, уткнувшись носом в затылок. Щекотно, даже внутри меня. Я чувствую, как встают дыбом крошечные волоски. Одна его рука – на моём животе. Словно так и должно быть, по хозяйски. Он чуть ерзает, рука сползает ниже, я забываю, как дышать. Его возбуждённый член упирается в моё бедро. Мне начинает казаться, что он не спит, просто провоцирует меня, притворяясь спящим. Но его дыхание такое спокойное, размеренное. Ладонь замирает в самом низу, уже за границей дозволенного. Футболка давно задралась, поэтому мужская ладонь покоится на моих трусиках. Да, он спит. Спит, а я плавлюсь. И от дыхания его, прикосновения, близости, тяжести его тела. Мне кажется, что я сойду с ума. Я лежу так томительную прорву минут, в каждую из которых мне хочется накрыть его ладонь своей, позволить ей опуститься ниже, туда, где горячо, даже больно пульсирует. А потом повернуться, закинуть на него свою ногу, а дальше все примерно так же, как в моём сне. Но я лежу, замерев, словно мышка, прячущаяся от кота.

А потом просыпается Соня. Сначала тихо ворчит, ожидая, когда к ней подойдут. Потом уже хнычет громче. Я откидываю теплую мужскую руку и встаю. Сразу становится зябко. Об Соньку не согреться, она своя, родная, но такая крошечная… Снова Сонька засыпает только ближе к утру. Меня клонит в сон, но я боюсь ложиться. Причём сама себя боюсь. Герман откатывается на свою половину, я наконец решаюсь и ложусь. Удивительно, но рядом с ним я засыпаю почти мгновенно. Только снится всякая тарабарщина, преимущественно сексуального характера.

Утром я проснулась стоило лишь будильнику зазвонить. Но виду не подала. Не с моей выдержкой дефилировать перед Германом в нижнем бельё. Лежала, притворялась, что сплю, и чувствовала себя невероятно глупо. Успела отвыкнуть от ежедневной работы, и с трудом соображала, с чего бы вообще в субботу просыпаться. С трудом вспомнила, что выходные сместились из-за предстоящих праздников, вздохнула. А Герман же не просыпался очень долго. Я готова была встать и кинуть будильником об стену, когда он наконец проснулся. Скрипнула постель. Надеюсь, Герман вчера был не настолько пьян, чтобы позабыть моё водворение в свою квартиру. Иначе мне будет втройне неловко.

Он постоял немного у кровати, наверняка меня разглядывая. Потом наклонился, и…накрыл меня одеялом, которое у нас было на двоих, поэтому доставалась мне от него только малая часть. Потом ушёл на кухню, загремел. Проснулась Сонька, немудрено, после таких-то трелей будильника. Герман забренчал, отыскивая смесь и бутылочку, покормил, потом даже памперсы Соньке переодел. Это все было ну очень дико. Невероятно. Потом уложил Соньку возле меня и ушёл в душ. Я повернулась к дочери.

– Не вздумай только подумать, что он твой папа, – строго сказала я дочери. – Дядя уйдёт. Заботиться о нас всегда не будет. Тебя милая, принёс аист.

Сонька вскрикнула, протестуя, против подобного рождения. Оттолкнулась пяточками от простыней, словно ползти собралась. Её интересовала брошенная на постели пинетка, её можно сунуть в рот и пожевать. Мои сердечные метания её нисколько не волновали. В квартире запахло кофе, я снова закрыла глаза. Потом дверь хлопнула. Боже, что я творю!

Надо срочно решать, как быть дальше. Так нельзя. Так и в психушку загреметь недолго.

Я успела почистить зубы и сварить кофе. Сонька, выспавшаяся ночью, спать упрямо отказывалась, впрочем, как и просто лежать спокойно. Поэтому приходилось все делать с ней на руках. Когда позвонили в дверь, я как раз искала съемное жильё, забыв про остывающий кофе.

– Кого там черти принесли? – удивилась я.

Герман вернуться был не должен. Работает. Замки в моей прежней квартире уже поменяли, приехали чуть свет, спешили. Может, снова старшая по подъезду? Как меня тут нашла? Открывать я пошла с Сонькой, которая против кровати протестовала яростно, а чудо креслице было упаковано. За дверью стоял дед. Тьфу, Михаил Степанович.