Книга Цена притворства - Снежана Черная

Бультерьер вёл машину, одновременно пытаясь освободиться от пиджака. Боже! Его белая рубашка на плече и всей правой части туловища пропиталась кровью. Рванув на себе рукав, он окинул быстрым взглядом открывшуюся картину и снова вернулся к созерцанию дороги, как будто ничего не произошло. Так, царапина.

Мою грудь, руки и везде, куда только дотягивался взгляд, тоже украшали порезы: глубокие и не очень, но они не шли ни в какое сравнение с ранами Бультерьера.

Вытянув шею, я попыталась взглянуть на рану на его плече. Чёрт его знает что он там мог рассмотреть. Я, например, кроме крови, не видела абсолютно ничего. А её было много. Даже слишком много.

Мне тут же стало стыдно за свои слова. Ведь я не понаслышке знала, при каких обстоятельствах он получил эти ранения.

- Прости, - прошептала и тут же прильнула к окну.

Не терплю вида крови… Оказывается, хуже её вида может быть только её запах – тяжёлый, железистый. Из-за этого запаха было нечем дышать, и я отчётливо поняла, что сейчас задохнусь, если только меня не вырвет раньше.

- Ты водить умеешь? – ворвался в мои мысли голос Бультерьера.

Оторвавшись от спасительной свежести ночного воздуха, я непонимающе уставилась на мужчину.

Выглядел он скверно. И только сейчас я поняла, как ему должно быть хреново.

Занятая своими переживаниями, я даже не обратила должного внимания на то, что мой страж и спаситель в едином лице серьёзно ранен.

- Останови, - спокойствие в моём голосе поразило меня саму. - Я поведу.

Через минут десять я уже перестала путать газ и тормоз. Вначале машину дёргало и пару раз глох мотор, но Бультерьер держался молодцом. Кремень! То ли отнёсся с пониманием, то ли не до того ему было. Перевязав бок и плечо остатками своей рубахи, он вбил в навигатор координаты какого-то посёлка и, кажется, уснул. Я же приноровилась и медленно, но верно преодолевала отмеченное им расстояние, хоть и не имела ни малейшего понятия, куда мы едем, и главное зачем. Будучи настолько вычерпанной морально и физически, я просто убедила себя в том, что Бультерьер знает, что делает. В конце концов, ему доверял отец, значит и я могу довериться! А если посмотреть правде в глаза, то выбора другого у меня сейчас просто не было. Поэтому, вцепившись в руль, я постаралась полностью сконцентрироваться на дороге, что позволило занять голову и не думать обо всём случившемся за последние сутки.

Светало. Однообразный пейзаж убаюкивал, а «Русское Радио» шумовым фоном вещало, что «всё будет хо-ро-шо».

Горизонт окрасился оранжевым, позолотив угрюмые ели, сумрак становился прозрачным, а в моей груди разливалось долгожданное спокойствие. Мне вдруг от всей души захотелось поверить, что все действительно будет хорошо.

Глаза слипались. Где-то на краю сознания появилась мысль о папе, и чуть не утащила за собой в тёмную бездну. Я проморгалась и вновь сконцентрировалась на дороге. Усталость брала своё: меня смаривал сон. Вот бы сейчас чашку крепкого сладкого чая с лимоном. А ещё лучше кофе. Да чего уж там, согласна и на стакан воды!

- Тормози, - голос проснувшегося Бультерьера стряхнул остатки оцепенения.

От неожиданности я вздрогнула, а босая нога, как по команде, вдавила педаль в пол. «БМВ» дёрнулась и заглохла. Чёрт, снова забыла, что это не автомат.

- Мы ещё не приехали, - возразила я, бросив на него виноватый взгляд.

- Такими темпами и не приедем, - ответил мужчина.

Пожав плечами, я промолчала. Я, конечно, не ожидала с его стороны благодарностей, но всё же стало немного обидно. До сих пор не верится, что это была я, - та, кто рулил последних три часа. Ну и что, что плелась я со скоростью 50 км/час. Но плелась ведь! Благо, дороги пустые. А мне, между прочим, до этого рулить приходилось только на учебном автотренажёре! Так что с моей стороны это был чуть ли не подвиг.

Вслух я, конечно же, ничего подобного не сказала. Более того, наблюдая за тем, как Бультерьер, морщась, выбирается наружу, дала себе установку заткнуться и лишний раз не отсвечивать. Он, между тем, потянулся, разминая затёкшие мышцы и открывая моему взору повязку с просочившейся насквозь кровью. Затем вынул из багажника пиджак - точную копию того, что красовался на его голом торсе, и, вытащив наружу меня, молча всучил его в руки.

- Спасибо, - пробормотала я растерянно.

Этот грубоватый жест внимания в его исполнении выглядел немного странно и непривычно. Он всегда был немногословен, не изменил он своим принципам и сейчас. Схватив меня чуть выше локтя, он обогнул со мной капот и, открыв дверцу, молча втолкнул на пассажирское место. Должно быть, так выглядит забота по-бультерьерски.

После того, как за руль сел он, дело пошло в разы быстрее, и когда солнечные лучи настойчиво пробились сквозь туманную дымку, Бультерьер свернул на просёлочную дорогу, а вскоре и вовсе заехал в густой лес! Узкая тропа здесь петляла меж деревьев, и мужчине пришлось сбавить скорость. Раскидистые кроны вековых дубов и сосен переплетались здесь настолько, что почти перекрывали солнечный свет. Средь бела дня мы вдруг очутились в сумерках. А от того, что мой спутник постоянно молчал, становилось ещё более неуютно. Укутавшись в его пиджак, я зарылась в него носом, поджав голые ноги, и с тревогой наблюдала за мелькающими в окне хмурыми деревьями. По-моему, ужастики обычно так и начинаются.

Тогда-то и случилось то, что полностью изменило моё отношение к этому человеку. Когда что-то тёплое прикоснулось к моей руке, я сначала даже не поняла, что это его ладонь, настолько неожиданным был этот поступок. Опешив, я растерянно заморгала и подняла глаза на мужчину. Его взгляд был устремлён вперёд, и, казалось, сам он полностью увлечён узкой полоской тропинки, петляющей в лесной чаще. Но это только на первый взгляд. Чёткий профиль, словно высеченный из камня, был напряжён, Бультерьер стиснул зубы так, что мне показалось, будто я слышу их скрежет.

Не выдержав, он обернулся, и наши глаза на секунду встретились. Раньше я думала, что они пустые и невыразительные, как и его лицо, пугающее своим застывшим выражением и ледяным равнодушием. Но сколько же эмоций на нём отразилось сейчас! Душевная боль, боровшаяся с твёрдым намерением её угасить, подавить в зародыше; надежда на то, что я не оттолкну в минуту его слабости, и вместе с тем злость на эту самую слабость. А ещё на его лбу снова запульсировала жилка - заметила, она появляется, когда Бультерьер нервничает. Всё это промелькнуло на его лице, обнажив истинную сущность человека, которого я, оказывается, совсем не знала.

У меня, привыкшей к повседневной фальши, накативший волной выбило воздух из груди, а сердце, кажется, пропустило удар. Ведь в его взгляде этой самой фальши не было ни на грамм. Лишь голая правда, неприкрытая напускной романтической бредятиной. И в то же время, я ведь не полная дура, чтобы не осознать, что именно он только что дал мне понять. Но почему-то это открытие не вызвало во мне ни страха, ни отторжения.

Он был всё так же напряжён в ожидании моей реакции, но руки своей не убирал. И чёрт меня возьми, если я совру, сказав, что его прикосновение мне неприятно. Ведь и я не хотела убирать своей!