Книга Министерство по особым делам - Натан Энгландер

Кадиш считал, что Лилиан нужно поесть и принять душ. Дальше, решил Кадиш, их пути расходятся. У него – своя программа. Если Пато не вырвать из их лап сразу, он – покойник. Он же видел этих типов в костюмах. Видел, как они схватили Пато за руки. Он же слышал, как дышала эта пятерка, поджидая лифт.

Искать вчерашний день в полицейских участках – на это у него нет времени. И действовать, как предписано, проходить все этапы системы он не собирается. Ждите – не дождетесь. Поверить, что бюрократия функционирует нормально? Легче поверить, что земля плоская, а у ее краев начинаются небеса. Прямой дороги тут нет. Бюрократия в Аргентине – это замкнутый круг.

Если искать так, как наметил Кадиш, найти Пато будет не труднее, чем крутануть глобус. Континенты и страны по ту сторону земного шара в мгновение ока оказываются рядом. Совсем рядом. Настолько близко, что даже странно, почему русский и китаец такие разные на вид. Это относится и к власти. Верхи и низы, сливки общества и дно. Иерархическая прямая имеет свойство искривляться, только это скрыто от глаз. И всегда есть невидимое глазу местечко, где две стороны встречаются.

За эту операцию – искать шов, где к трону власти пришит заношенный подбой, – Кадиш возьмется сам. Он найдет место, где пересекаются пути преступника и генерала, сутенера и президента. Он не просто верил в эту возможность – на что еще такой, как Кадиш, мог рассчитывать?

Лилиан собралась смыть с себя ночь – дай бог, последнюю такую. Она соскребет с себя эту мерзость, увидит, как она убежит в сток. И Лилиан будет жить в своей собственной сказке. Каждое утро будет первым, каждое появление Пато – новым. Вот какой план сложился у нее в голове, пока ночь отступала перед новым днем.

Лилиан разделась, посмотрелась в зеркало. Прижала пальцами мешки под глазами.

– Всего одна ночь, – сказала она, – вот следы всего лишь одной ночи.

Свое лицо она знала наизусть, но из зеркала на нее смотрело лицо другой женщины с чужим исковерканным носом, какой-то птичьей косточкой. Можно сказать спасибо доктору Мазурски. Только посмотрите на усталые глаза на новом лице этой женщины. Конечно, Лилиан хотелось быть красивой, но, по крайней мере, теперь она выглядит по-другому. Теперь она могла смотреть на изможденное, измученное лицо женщины в зеркале и жалеть – вот здорово! – не себя, а ее. Бедняжка. Какое счастье, что это не она.

Лилиан стояла под душем, вода хлестала ее по лицу, становилась все горячее. Ее словно всю промыло, мысли куда-то улетучились. Она потянулась за мылом и заметила, что рука ее дрожит, да и плечи тоже. А тут еще раздался звук, эхом отражавшийся от кафельной плитки. Это рыдала женщина из зеркала.

Так она и приняла душ – ее трясло, вой не прерывался.

Плача навзрыд, она обтерлась полотенцем, с трудом выдавив пасту на щетку, почистила зубы. Она была какая-то заторможенная. Побочные явления. Оттого день ее будет еще более путаным.

Когда она натягивала чулки, старалась застегнуть лифчик, каждое движение вызывало боль в ребрах. Она проверила, в порядке ли пуговицы на блузке, молния на юбке, и села на край постели.

Она впервые по-настоящему сидела просто так – не вела машину, не ожидала очереди, не занималась розысками. Блузку уже надо менять – на нее накапали слезы, натекло из открытого рта, из носа. Она потянулась за салфетками. Наверное, надо посидеть минуту-другую, пока эта течь не прекратится. А потом можно двинуться дальше, долго рыдать нельзя, такого она себе позволить не может.

Лилиан раскачивалась и выла, ей казалось – через глаза, нос, рот – она вытечет вся. Может, ей суждено вот так умереть, вытечет вся, и ничего не останется?

Это случилось не тогда, когда она плакала, уткнувшись лицом в руки, головой – в колени. А когда она, испустив оглушительный вопль, поднялась, чтобы набрать воздух. Лилиан плакала так надрывно, раскачивалась, сморкалась так сильно, что, когда она в очередной раз прижала к носу салфетку, нос не выдержал.

Лицо ее онемело. Голову пронзила острая боль, стиснула тисками два передних зуба.

Но Лилиан, не обращая внимания на то, как обмяк нос – из него по-прежнему текло, – на кровавые разводы на салфетках, на руках, а потом и на блузке, все плакала. Вот теперь из нее точно вытечет жизнь. Не обращая внимания на боль, обливаясь слезами, она пришла к выводу – и он был очевиден. За невыплаченный долг ученичок стачал ей нос, как умел, и этот нос, похоже, отвалился.

А что можно было ждать от такой дешевки? Чем еще могла закончиться история с таким хилым носом и сделкой в духе Кадиша?

Тут Кадиш вошел в спальню, неся на тарелочке чашку чая и намазанный маслом кусок багета. Старается, подумала Лилиан.

– Что с тобой? – задал он дурацкий – учитывая, что их сын пропал, – вопрос. Потом поглядел на нее и сделал шаг назад. Это что-то новое!

– Нос, – пояснила Лилиан.

– Вижу.

– Не видишь, – прогнусавила она, не переставая плакать.

– Что-то с ним не так, Лилиан.

– Каждый раз, когда они смотрят, – сказала она, – когда видят фотографию Пато и сравнивают с нами, они не верят. – Лилиан схватила горсть салфеток, прижала к тем, что уже промокли. – Я первый раз понравилась себе в зеркале, когда родился Пато. И с тех пор, глядя в зеркало, всегда видела себя и его. Мы были одинаковые, Кадиш. Мой сын был моим близнецом. А теперь его нет даже в зеркале. Этот нос – прямо-таки орудие убийства.

– Ну, видеть Пато в зеркале ты все-таки можешь.

– Не могу, – сказала она, кровь текла все сильнее. – Я уже не вижу своего лица в зеркале. Как же я могу увидеть там лицо моего сына? Сына нет, а теперь нет и единственной связи, которая у меня с ним была.

– Твой нос, Лилиан, – напомнил Кадиш.

– Из него течет кровь.

– Не просто течет. С ним что-то не так. Он не держится на лице, – сказал Кадиш. – По-моему, он отломился.

– «Мой лучший студент»! Так он сказал. Отличная работа, Кадиш, как и все твои начинания! – Она перестала плакать и засмеялась. – Когда в холодильнике, который ты надыбал на какой-то распродаже с грузовика, отказала морозилка, когда у тачки, которую ты выиграл в покер, накрылся движок, когда коттедж в Мар-дель-Плата оказался далеко от пляжа – единственный такой – к этому я готова всегда. Даже то, как мне изуродовали нос, меня не слишком удивило. Но чтобы в счет долга пошло мое лицо! Чтобы превратить мой нос в товар – такого я не ожидала.

Кадиш подошел ближе, чтобы четче слышать: Лилиан говорила все более гнусаво.

– Давай приложим лед и дунем к Мазурски.

– До рассвета? – спросила Лилиан.

– К нему домой, – объяснил Кадиш. – Заберем его и отвезем в клинику.

– И сколько времени потратим на езду туда-сюда, на подготовку, и чем дальше, тем ехать по городу будет сложнее.

Этого она могла не говорить. У него и самого поджилки тряслись.