Книга Слово, образ, миражи - Влада Юрьева

У всех троих не было отцов. По крайней мере, официально обозначенных. Это не такая уж шокирующая деталь и не уникальное явление при статистике по стране. Но такая общая черта настораживала.

Евгений Богданович, напарник Севера, несколько выбивался из этой статистики. Он вырос в Казани — в полной семье. Однако его отец, военный, жил разъездами. Мать наотрез отказалась быть «декабристкой», а когда муж приезжал, они часто ссорились. Из-за чего, никто не знал.

Ланфен предполагала, что из-за ребенка, потому что она видела — Евгений вырос нервным, неуверенным и пугливым. Он научился за улыбкой прятать боль, а такое знание не приходит просто так.

Все это давало повод предположить, что с его отцом все было не однозначно. Но почему это важно? Что связывало этих людей? Всматриваясь в их фотографии, Ланфен пыталась понять, может ли у них быть один отец. На первый взгляд — нет, они совершенно не похожи друг на друга. Но разве это что-то значит? По разбежке возраста, они, в принципе, могут быть детьми одного человека. Старшей в этой группе, Марине, тридцать девять лет, младшему, Евгению, двадцать четыре. Пятнадцать лет разницы, нормальный срок сексуальной активности для одного мужчины.

Ланфен нашла все данные, что могла получить в таких условиях, но этого оказалось недостаточно. Значит, нужно было менять условия.

Анализ ДНК даст ей гораздо больше, чем любое рассматривание фотографий. Конечно, отца он не выявит, но поможет узнать, приходятся ли эти люди родственниками друг другу. В Москве у нее были знакомые, которые могли все организовать быстро. За вознаграждение, ясное дело, но к этому Ланфен была готова. Она уже собрала образцы — в общей душевой, где все бросали свои личные вещи, сделать это было несложно.

У нее была и еще одна причина вернуться в Москву: она хотела встретиться с Александром Армейцевым. Поговорить с ним не по телефону, а лично. По телефону врать гораздо проще! Он может знать больше, чем сказал им. Тронов, кажется, тоже догадывается об этом, но он недостаточно заинтересован в деле, чтобы разбираться в таких тонкостях.

Ланфен как раз собирала сумку, когда в дверь ее комнаты постучали. Это точно не Герман — он не стучит, он вваливается сюда, как к себе домой. Да и потом, он до обеда возвращаться не собирался! Ланфен отложила сборы, чтобы открыть дверь.

На пороге стояла Александра. Она выглядела неуверенной, бледной, как после бессонной ночи, и даже слой блеска не мог спрятать пару маленьких порезов на опухших губах.

— Саша, что-то случилось? — нахмурилась Ланфен.

— Нет, извините, что отвлекаю вас, — виновато улыбнулась она. — Но мне очень нужно с вами поговорить.

— Конечно, заходи!

Они прошли из комнаты на кухню, Ланфен поставила чайник на плиту, достала чашки. Саша тем временем задумчиво смотрела в окно.

— Это не касается проекта… По крайней мере, не расследования, — уточнила она. — Я пришла к вам, потому что вы психолог. Так указано в досье.

Еще одна! Сначала Марина, теперь она… Впрочем, злости или даже раздражения Ланфен не чувствовала. Она просто поняла, что испытывал Дамир, к которому все ходили за медицинскими консультациями на предыдущих этапах. Что ж, этого, наверное, не избежать, профессия обязывает.

— Я буду рада помочь, если смогу. Давай на ты, так все-таки проще.

— Хорошо, — кивнула Саша. — Это касается не меня, а Кирилла… Ты можешь не рассказывать ему об этом разговоре?

Вот теперь Ланфен заинтересовалась. Кирилл был связан с ее личным расследованием, а его напарница могла узнать его лучше, чем кто бы то ни было!

— Я ничего не расскажу ему. Как минимум потому, что сегодня я возвращаюсь в Москву.

— Что? — удивилась Саша. — Почему?

— По личному вопросу. Там ведь жизнь продолжается… Мне придется покинуть проект, а Герман останется.

— Велика радость!

— Как есть. Но я пыталась сказать, что вряд ли я буду общаться с Кириллом в ближайшее время, так что на этот счет можешь быть спокойна. Так о чем ты хотела поговорить?

Саша замялась, подыскивая правильные слова. Ланфен не давила на нее, она просто готовила чай.

— Я увидела у него шрамы, — наконец решилась Саша. — Он переодевался, я случайно заметила… На спине их очень много, особенно одного вида. Я спросила его, безо всяких обвинений, но он отреагировал довольно резко. Понимаю, что это не мое дело, и все-таки я поискала в интернете и нашла, откуда берутся такие шрамы. Думаете, я поступила слишком нагло?

— Вовсе нет, — заверила ее Ланфен. — Он твой напарник, а значит, ты имеешь полное моральное право волноваться за него. Так что ты нашла?

— Это шрамы от розог. Представляете? Мы ведь в двадцать первом веке живем, какие тут розги! Да, эти шрамы старые, но Кириллу всего двадцать девять лет, так что это не могло быть слишком давно. Получается, его сильно били… в детстве… Это вообще никак не влияет на расследование, а значит, не связано со мной. Меня должно больше беспокоить то, что он уголовник! Но я не могу перестать думать об этом… Я не понимаю, что с ним случилось! Я решила, что, может, вы поможете мне… Как думаете, что мне лучше сделать? Притвориться, что я ничего не знаю, или снова спросить его?

Чувствовалась, что Саша запуталась. Она что-то обнаружила — но для нее это были бессмысленные куски мозаики. А вот для Ланфен, которая успела собрать определенные сведения, в этих фактах было гораздо больше смысла.

— Если ты спросишь его, он не ответит тебе, — покачала головой психолог. — Возможно, замкнется еще больше, начнет избегать тебя. Кирилл Виноградов — не самая сентиментальная особа. Тема, на которую он реагирует так болезненно, должна иметь для него очень большое значение.

— Короче, я сунула нос не в свое дело?

— Я этого не говорила. Все зависит от того, что ты ставишь своей целью. Ты хочешь ему помочь? Тебе любопытно? Ты боишься его и хочешь развеять страхи?

— Я не знаю… — Саша отвела взгляд. — В некотором смысле, все, что вы назвали. Но еще… я начинаю думать, что Кирилл не такой плохой, как я предполагала изначально. И я не знаю, почему мне вообще есть дело до того, какой он.

— У меня нет для тебя однозначных ответов. Но на основании того, что ты сказала, и того, что я знала изначально, я могу составить определенную картину событий. Хочешь? Я спрашиваю тебя потому, что знание такой картины — это не всегда благо. Она может исказить твое понимание ситуации, отвлечь от расследования.

— Я все равно хотела бы узнать…

Что-то произошло между ней и Кириллом. Ланфен догадывалась, что именно. Поэтому она и собиралась быть с ней честной.

— Кирилл рано лишился матери, более того, его рождение повлияло на его мать не самым лучшим образом. По сути, сломало ей жизнь. Кирилла воспитывал дед по материнской линии.

Петр Виноградов, судя по характеристике, был человеком старой закалки, это раз. А еще он мог быть тем, кто склонен искать мести как способа избавления от собственной боли. Думаю, он наказывал Кирилла за любую оплошность сильнее, чем ребенок того заслуживал, из-за того, что случилось с его дочерью.