Книга Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда - Дэвид Грэбер

Я сразу понял, что нас дурят. Эти поля вспахивались множество раз до нас, а кроме того, во время суровых зим почва вздымалась, и на поверхности оказывались новые камни. Но благодаря этому наши руки были «заняты», нас учили правильной трудовой этике (то есть послушанию – у мормонов это очень важный принцип), бла-бла.

Во-о-от. На площади в сто квадратных футов грязи лежали сотни камней размером с кулак или больше.

Я помню, как однажды провел в поле несколько часов один, собирая камни, и я честно старался (бог знает зачем), хотя и понимал, насколько тщетны мои усилия. Это был изнурительный труд. Когда старик-босс вернулся забрать меня на другую работу, он с осуждением посмотрел на гору камней и заявил, что я сделал не особенно много. Как будто то, что я занимался черной работой ради нее самой, не было достаточно унизительно, вдобавок к этому мне еще сказали, что результаты моих часов тяжелой работы, которую я делал голыми руками, без тачки и вообще без инструментов, не соответствовали ожиданиям. Да уж, спасибо. Более того, никто так и не пришел забрать камни, которые я собрал. С того дня они лежали на поле ровно там, где я их оставил. Не удивлюсь, если они до сих пор там.

Я ненавидел этого старика до самой его смерти.

История Митча указывает на важность религиозной идеи, что покорное подчинение даже бессмысленной работе под чьей-либо властью является формой нравственной самодисциплины, которая делает тебя лучше. Это, конечно, современный вариант пуританства. Но пока что я хотел бы в первую очередь подчеркнуть, что религиозный элемент создает еще один, еще более невыносимый, уровень противоестественной нравственности, согласно которой безделье – это кража чьего-то времени. Несмотря на унижение, Митч относился даже к самым бессмысленным заданиям как к испытанию, с которым нужно справиться. В то же время всем своим нутром он ненавидел это положение, потому что у него не было выбора и ему приходилось играть в выдуманную игру, придуманную не им и устроенную таким образом, что он никогда бы не смог выиграть.

Когда тебя заставляют совсем ничего не делать, то это губит душу почти так же, как и работа без какой-либо цели. В каком-то смысле это даже хуже – по той же самой причине, по которой любой тюремный заключенный предпочтет год дробить камни, будучи скованным цепью с другими, чем провести год в одиночной камере, глядя в стену.

Иногда очень богатые люди нанимают своих человеческих сородичей позировать в качестве статуй на их лужайках во время вечеринок[99]. Некоторые виды «настоящей» работы очень на это похожи: хотя можно стоять не совсем неподвижно, зато делать это надо гораздо дольше:

Кларенс: Я работал в крупной международной охранной компании охранником музея, в котором одна из выставочных комнат практически никогда не использовалась. Я должен был охранять эту пустую комнату. Я следил, чтобы никто из посетителей ни к чему не прикасался… вернее, в комнате ничего и не было, а также чтобы никто ничего не поджег. Чтобы быть начеку и не отвлекаться, мне было запрещено заниматься какой-либо умственной деятельностью, например читать книги, пользоваться мобильным телефоном и так далее.

Поскольку туда никто никогда не заходил, я фактически тихо сидел сложа руки семь с половиной часов в ожидании пожарной тревоги. Если она звучала, я спокойно поднимался и выходил. На этом всё.

В подобной ситуации (я могу подтвердить, поскольку был в аналогичных ситуациях) очень сложно не начать спрашивать себя: «Насколько больше времени потребовалось бы мне, чтобы заметить пожар, если бы я сидел здесь и читал роман или играл в «солитер»? На две секунды? На три секунды? А возможно, наоборот, я заметил бы его быстрее, потому что мой мозг не размягчился и не расплавился бы от скуки так, что практически перестал работать. Но даже если предположить, что это заняло бы эти три секунды, сколько секунд моей жизни у меня, по сути, отняли для того, чтобы предотвратить гипотетическое опоздание на три секунды? Давай-ка посчитаем (раз уж у меня всё равно полно времени): 27 000 секунд в рабочую смену; 135 000 секунд в неделю; 3 375 000 секунд в месяц». Неудивительно, что тем, кто устраивается на такую абсолютно пустую работу, редко удается продержаться на ней хотя бы год, если только кто-то наверху не сжалится над ними и не даст им еще какое-нибудь занятие.

Кларенс продержался шесть месяцев (примерно двадцать миллионов секунд), а затем ушел на работу, за которую платили в два раза меньше, но которая предполагала хотя бы немного умственной активности.

* * *

Это, конечно, крайние случаи. Но поведенческий принцип «ты тратишь мое время» стал настолько естественным, что большинство из нас приучились смотреть на мир с точки зрения владельца ресторана – до такой степени, что даже простые граждане должны считать себя начальниками и чувствовать себя униженными, когда им кажется, что госслужащие (скажем, работники транспорта) не работают всё время или работают слишком медленно, не говоря уже о тех случаях, когда они вовсе бездельничают. По мнению Венди, которая прислала мне длинный рассказ о своих самых бесполезных рабочих местах, многие из них существуют потому, что работодатели не могут принять один факт: некоторым работникам они на самом деле платят для того, чтобы они были при необходимости на связи:

Венди: Первый пример: работая на стойке регистрации в офисе небольшого торгового журнала, я часто получала задания, которые мне нужно было выполнять, пока телефон не звонил. Это разумно, но почти все задания были дурацкими. Одно из них я запомню на всю жизнь: сотрудница отдела рекламных продаж подошла к моему рабочему столу, вывалила на него тысячи скрепок для бумаги и попросила меня рассортировать их по цвету. Я подумала, что она шутит, но нет. Я сделала это, а потом видела, как она использует их, не обращая ни малейшего внимания на цвет скрепок.

Второй пример: моей бабушке было девяносто лет с небольшим, и она жила в Нью-Йорке одна. Но ей требовалась помощь, и мы наняли милую женщину, которая жила в ее квартире и приглядывала за ней. По сути, она находилась там на случай, если бабушка вдруг упадет или если ей потребуется помощь. Она помогала с покупками и стиркой, но если всё было в порядке, то у нее особо не было работы. Это выводило мою бабушку из себя. «Она просто сидит там, и всё!» – жаловалась она. Мы объясняли бабушке, что в этом и состоит смысл ее работы.

Для того чтобы помочь бабушке сохранить лицо, мы попросили женщину прибираться в шкафах, когда нечего больше делать. Она сказала: «Нет проблем». Но квартира была небольшой, она быстро наводила порядок в шкафах, и делать снова было нечего. Моя бабушка опять сходила с ума от того, что работница просто сидела и ничего не делала. В итоге женщина ушла с работы. Когда это произошло, моя мать спросила у нее: «Почему? Ведь с моей мамой всё в порядке!» – на что женщина ответила: «Ага, это с ней всё в порядке, а я похудела на пятнадцать фунтов, и у меня выпадают волосы. Я больше так не могу». Сама работа не была бредовой, но необходимость создавать прикрытие, занимаясь таким количеством дурацкой суеты, была слишком унизительной для нее. Я думаю, это распространенная проблема у людей, которые работают с пожилыми. (С ней сталкиваются и детские нянечки, но совсем по-другому.)[100]