Книга Завещание - Нина Вяха

Все это казалось таким торжественным. Это и было торжественно. Анни оглядела своих сестер и братьев. Она почувствовала, что они вот-вот придут к общему заключению, или что, скорее, она сама уже на финальной стадии и вот-вот вычеркнет себя из истории своей семьи.

Главной задачей дня было дать понять Сири, что для нее самое лучшее, и заставить ее измениться. Или самим изменить все настолько, чтобы мать, наконец, поняла, что должна развестись. И Сири наверняка поняла, зачем они здесь сегодня собрались, пусть даже делала все возможное, чтобы казаться собранной и непонимающей. Анни смотрела на мать, на то место, где она сидела. Сири выглядела такой хрупкой, примостившись в глубине комнаты на самом краешке кресла Паси, в котором он смотрел телевизор. Можно было вытащить мать из ее дома, но, покидая его, она оставляла в нем большую часть самой себя и без своего привычного окружения казалась потерянной, почти безликой. Словно зверь в зоопарке, одна оболочка. Как она сможет прожить в этом мире без своего Аапаярви? Кем она станет, если перестанет быть той, какой она была всю жизнь? Ладно, пусть не всю жизнь, но уж большую-то ее часть, это точно. Осталось ли в ней что-то еще? И есть ли у этого что-то возможность как-то проявить себя? 

* * *

Хелми заботливо накрыла стол, принесла кофе и имбирное печенье, она всегда заботилась о них и ей это нравилось. Для нее это было естественно, the natural born hostess[12]. Постоянно следить за тем, чтобы всем было хорошо, чтобы царило хорошее настроение и чтобы никто не почувствовал себя обиженным, оскорбленным или забытым.

Хелми жила вместе со своей семьей в маленькой квартирке вахтера на нижнем этаже многоквартирного дома в Рованиеми, – одна комната и кухня, сорок четыре квадратных метра. Они снимали ее совсем задешево, а Паси в обмен на это выполнял обязанности консьержа по дому. Он был консьержем в трехэтажном доме с тремя подъездами и шестью небольшими квартирками в каждом, в большинстве из которых жили одинокие старики и старухи, – люди, которые когда-то или еще совсем недавно были фермерами со своими собственными усадьбами, но которые в силу различных обстоятельств оказались вынуждены покинуть свои дома. Одни по причине стремительно приближающейся старости, другие из-за различных сельскохозяйственных реформ и нехватки средств продолжать и дальше вести свои дела, а остальные попросту были неспособны и – честно сказать, всегда такими были – тянуть на себе ферму вместе ос всем ее содержимым. Почти во всех случаях переезд происходил из-за того, что вторая половинка покидала первую, а проще говоря, умирала. И лишь в очень редких случаях причиной служил развод. Таковы реалии нынешнего мира, такова жизнь тех, кто утратил всякую связь с деревней.

Как бы то ни было, теперь эти одинокие люди ютились здесь, в маленьких ящичках, поставленных в ряд друг на друга, – люди, которые привыкли сами заботиться о себе, всегда имея возможность выйти на простор, в поля.

Работы у Паси было выше крыши. Приходилось предотвращать множество мелких несчастных случаев и даже небольшие катастрофы – последствия внезапно свалившегося комфорта и ужесточающихся жилищных стандартов. Еще бы, ведь им теперь приходилось жить в городе, где хочешь не хочешь, а нужно научиться споласкивать унитаз. В городе, где не выставляют мусор за дверь или возле подъезда. И уж тем более не выбрасывают в окно. Что вы, никаких окон! Нет, даже через форточку в ванной! В городе, где нельзя всю ночь наполет громко слушать пластинку с танго. В общем, много чего еще нельзя делать в городе. При этом с большей частью возникавших проблем жильцы таких домов могли спокойно справиться сами, как то – поменять перегоревшую лампочку, ткнуть обратно выскочивший из розетки провод или разморозить холодильник. Но так как многие из них были очень одиноки, а признаваться в этом им не хотелось, то они выискивали малейший повод, чтобы пообщаться, и, утверждая, что им позарез нужна помощь то с одним, то с другим, шли со своими делами к вахтеру, чтобы потом стоять у него в дверях и болтать о том, что они прочли в газетах или услышали по радио или что просто пришло им в голову. Паси считал их жутко утомительными, всех этих стариков и старух, которые мешали ему нормально жить. Но Хелми всегда старалась уделить им время. Она любила стариков, они напоминали ей о чем-то хорошем, дарили ей ощущение покоя, стабильности и неизменности.

Хелми оглядела свой скворечник. Обвела взглядом братьев, сестер и маму. Ко всем ним она испытывала сейчас большую любовь, нежность и радость от того, что все они сейчас здесь, у нее. Некоторые из ее сестер и братьев выглядели так, будто из них выпустили весь воздух. Словно то обстоятельство, что их собралось сразу так много, высосало из них все соки, и, возможно, так оно и было, потому что Хелми, видя их всех вокруг себя, напротив, чувствовала себя до краев заправленной.

Они собрались, чтобы поговорить с Сири. Чтобы заставить ее понять. Что есть другая жизнь. И иные возможности.

– Ох, я так рада, что мы все здесь сегодня вместе, – раз за разом повторяла Хелми.

Она действительно была рада. Рада тому, что теперь положение дел изменится.

Она посмотрела на Сири и попыталась представить свою мать в роли квартиросъемщицы. Нет, невозможно. Она не справится. Но ей придется справиться, подумала Хелми. И потом с ней останутся двое маленьких детей. Или даже больше, потому что Лахья продолжала жить дома и Вало тоже. И к тому же мать была моложе тех теток и дядек, что жили здесь, в этом доме. Так что все уладится. В этом Хелми не сомневалась. Обычно все всегда улаживается. Если того хочешь. Это была ее жизненная позиция. Врожденное позитивное мышление, словно постоянный спутник по жизни и оберегающая длань. Самый простой способ изменить свою жизнь – нагрубить полицейскому патрулю, но в конечном счете перед каждым может появиться открытая дверь и весь смысл в том, чтобы не упустить момент и войти в нее, – так Хелми смотрела на все это.

В квартире стало быстро накурено, потому что Тату и Лаури оба были заядлыми курильщиками, но такие вещи не трогали Хелми. Она только открыла балконную дверь и больше уже не волновалась по этому поводу. Таким вот образом она улаживала все жизненные трудности, возникавшие у нее на пути. Большую их часть.

Хелми перевела взгляд на свою старшую сестру, сидевшую на кухонном стуле рядом с выходом. Анни и Хелми всегда были полными противоположностями друг другу, но теперь, когда сестра вернулась, казалось, то, что объединяло их, – та дверь, которая прежде была между ними открыта, теперь закрылась, и Хелми спрашивала себя, неужели она что-то не то сказала или сделала или все дело в переменах, произошедших с ее сестрой. Или она просто вообразила себе черт знает что, накрутила, как говорил Паси, когда возвращался домой после своего очередного запоя. И теперь должна немножко успокоиться.

Но Хелми не знала, как это делается. Как запереть в себе чувства и жить дальше, притворяясь, словно ничего не произошло? Или, хочется сказать, что однажды ей все-таки это удалось, и та дверь в ее душу, которую она прежде придерживала, резко захлопнулась. Возможно, это она стала другой, а не Анни? Хелми покачала головой, подобные мысли ни к чему не приведут, лучше думать о том, на что ты можешь повлиять или что может поднять тебе настроение.