Книга Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - Алексей Смирнов

– Есть вопрос. Самый последний, – отважился Юра. В конце концов, они больше не увидятся, терять нечего. – Александр Берг не просил ничего передать, если появится кто-то из его… первой семьи? Я, конечно, не имею в виду деньги. Какой-нибудь предмет, безделушку, памятную штуковину?

Вопрос был на грани приличия. Предполагалось, если бы дед действительно хотел что-то оставить своим близким в России, графиня сама сообщила бы об этом. Ему показалось, что старуха, державшаяся все время разговора как танк, движение которого пытаются остановить голыми руками, на мгновение смутилась. Какая-то тень скользнула по ее невозмутимому лицу, или, может быть, это была просто игра света, в пыльный столб которого она вступила.

– В последние годы жизни он почему-то вообразил себе, что у него есть внук, который захочет его разыскать, – медленно произнесла Кристина, не отводя пристального взгляда от Юры. Казалось, она таким образом борется со своим секундным замешательством: мол, вот, смотрю прямо, мне нечего скрывать. – «Я вижу мальчика, – говорил он, – ведь девочек не берут в военно-морские училища». Его мозг уже разрушался, и я отнесла всю эту мистику на счет болезни. Наверное, он просто мечтал о продолжении династии подводников, хотя и ему, и его первой жене эта профессия принесла одни страдания. И вот появился ты. По виду не похоже, чтобы ты стал военным моряком, – усмехнувшись, Кристина коснулась мочки своего уха. У Юры там сидела заклепка – плоское серебряное колечко с выбитой группой крови и резус-фактором. Таким «соблазном для дурочек» украсила себя половина инструкторов по дайвингу на Шарм-эль-Шейхе.

– Я учился на подводника, но бросил, – коротко сообщил он, не желая впускать эту чужую старуху в семейную драму, невольно срежиссированную дедом.

– Понятно, – кивнула Кристина. – Удивительно, что тебя еще приняли в училище. Александр действительно хотел передать один предмет. Именно внуку. Считаю, что ты вправе знать об этом, если уж мы встретились. Это картина, там он нарисовал, как взрывается его подводная лодка. К сожалению, она не сохранилась. Я ее уничтожила. Мне в голову не приходило, что появится получатель, а самой не хотелось иметь дома изображение корабля, который всем несет одно только горе. Тем более что художественные достоинства полотна, уверяю тебя, были ничтожны.

Кристина сделала приглашающий жест рукой к выходу. Беседа считалась законченной.

По тропе, помеченной овечьими катышками, они прошли в конец мыса, где возле развалин какой-то старинной постройки, от которой остались лишь выложенные булыжником подвалы («Первая усадьба моих предков, которую русские сожгли в 1719 году», – пояснила графиня), громоздилась приземистая глыба из серого гранита, обтесанная с одной стороны. На камне было выбито: «Эрик Нюландер 1914 – 1985».

Правдой в этом сообщении потомкам был лишь год смерти Юриного деда.

Он поймал себя на мысли, что ничего не чувствует. Ни жалости, ни злости, ни душевного трепета. Только усталость. Точно шел-шел по бесконечной дороге к заветной цели, а дорога оказалась круговой.

– Эй, очнись. Ты землю брать будешь? – шепнула на ухо Лена.

– Нет. Если найдем его подлодку, там возьму, – неожиданно для себя решил Юра.

– Наше фамильное кладбище в Стокгольме, но я получила разрешение похоронить Александра здесь. Ни к чему привлекать лишнее внимание. Все же он жил по чужому паспорту, – пояснила Кристина.

Может быть, она просто не желала, чтобы эта парочка чужаков вообразила себе, будто она хочет иметь рядом своего мертвого русского.

10

Створка калитки из металлической сетки закрылась за ними с ржавым скрипом, который отдался в ушах Юры тяжелым грохотом крепостных ворот. Казалось, будто осажденный замок вышвырнул ворвавшихся на его территорию захватчиков, возомнивших себе, что налет окажется успешным.

– Болит? – Юра снял с бинта, плотно охватившего руку девушки, застрявшую в марле сосновую иголку.

– Немного, – Лена, обернувшись, посмотрела на уходившую к дому Кристину, которую сопровождали два молчуна-басенджа. – Зато теперь на всю жизнь останется память о встрече с графиней. Стану такой же старой каргой, как она, проведу по шраму и – щелк – дверь в прошлое откроется. Я много раз хотела себе кровь пустить, просто так, потому что и себя, и весь мир ненавидела, а тут хоть со смыслом ножом тяпнула. Ну что, не хочешь взглянуть на комнату своего деда?

Склонив голову, она уставилась на Юру своим круглым сорочьим глазом, следя за его реакцией.

– Это как? Теперь моя очередь калечиться, чтобы попасть к графине? Только на этот раз рана должна быть серьезнее. Представляешь, подходим к воротам, голова у меня под мышкой, ты меня поддерживаешь. Пока она пришивает, ты быстренько пробираешься на второй этаж.

– Да ладно тебе, уже пробралась, – фыркнула Лена. – Ты что, и вправду подумал, будто я с менструацией столько времени в туалете валандалась? Вот она, эта комната, в моем телефончике! – девушка вытащила из своей холщовой сумки «а-ля привет с Гоа» мобильник, украшенный, точно индейский тотем, волосяным хвостом с разноцветными бусинками.

– Когда старуха заявила, что с лодкой помогать не собирается, я поняла: сейчас или никогда, – поясняла Лена. – Соврала про менс, чтоб старуха от стыда мозги отключила. Потом воду врубила – и наверх. Вот, смотри.

На экране появилась фотография большой комнаты, сплошь уставленной книжными шкафами.

– Это библиотека, она справа от лестницы, – пояснила Лена. – За ней спальня. Я там не снимала, неудобно все же. А слева от лестницы, одна за другой, еще две комнаты. Самая дальняя – твоего деда. Туда снизу грузовой лифт идет, видишь? И еще один туалет. Все для инвалида. Это солдатики, наверно, твой дед делал – целая полка сплошь заставлена. Это его стол с пишущей машинкой. Справа там все фотографиями завешано, Кристина с твоим дедом в разных странах. Наверно, поэтому она и не хотела нас наверх пускать, они очень личные. А вот здесь, смотри, главная добыча экспедиции. Похоже, это та картина, которую старуха объявила уничтоженной.

На экране возник рисунок, выполненный в той же наивной героической манере, что и работа, висевшая в квартире Матвеева в Эскильстуне: рассвет, красноватая дорожка на воде, подлодка со знаком С-27 на рубке, шедшая в надводном положении, наскакивала носом на фонтан взрыва. На заднем плане художник изобразил полоску земли с вертикальной черточкой маяка, залитой алым светом восходящего солнца. В нижнем правом углу, там, где на картине, подаренной Матвееву, значилось «Антон Никифоров», стояло «Александр Берг».

– Ну, ты и Мата Хари, – пробормотал Юра, разглядывая последний снимок. – Теперь ясно, почему ты в конце встречи была такой тихой. Обдумывала смысл этого произведения?

– Да, – кивнула Лена. – Хотела тебя открытием поразить, но мозгов не хватило. Странно, что он вдруг подписался своим настоящим именем. Ведь старуха говорила, что в лагере он рисовал как Антон Никифоров, а потом появился художник Эрик Нюландер.