Книга Рось квадратная, изначальная - Борис Завгородний

Зал, в который они вошли, оказался невероятно огромным и напоминал своими сводами гигантский колокол. А в самом центре этого зала, занимая значительную его часть, что сразу же бросилось славу в глаза, стоял… стояла… стояло… Оторви и выбрось! Да как же это описать? Открыв от удивления рот, слав силился подобрать слова-определения для той громадины, что чудовищной стальной свечкой уходила из пола в почти необозримый снизу потолок. Лицо помимо воли задиралось всё выше и выше, по мере того как глаза скользили вверх по неведомому сооружению, ярко освещённому стенными и потолочными зерцалами со всех сторон. Собранная из самых разных блоков и деталей угловатая громадина, размером превышающая весь состав Махины, поставленной торцом, включала в себя сталь, камень, дерево, даже вкрапления лазурного байкалита, что поразило Благушу особенно. Ведь байкалит, по его сведениям, обработке не поддавался, раз возведённые из него Неведомыми Предками строения служили вечно, игнорируя и разрушительное для всех остальных материалов влияние времени, и кощунственные, бесполезные попытки мирян, возжелавших построить что-то из вечного материала для себя лично.

Похоже, здесь эта попытка каким-то образом удалась, и Смотрящий, Великий Двуликий Олдь, почему-то не наказал осквернителей…

Чем дольше Благуша смотрел на сверкающую в лучах зерцал громаду, тем больше в душе его нарастало потрясение. Ведь это творение явно было рукотворное, сделанное обычными людьми! И главное, эта махина жила своей собственной жизнью! Стоя на месте, она производила какую-то работу – из многочисленных разной толщины труб, которые вились в теле громады замысловатыми кольцами и изгибами, с шипением вырывались струйки белесого пара (словно из глоток закрученных в узлы и оттого весьма рассерженных подобным обращением змей). А в некоторых местах выступали какие-то вращающиеся зубчатые части, шелестели металлические с виду ленты, выныривая из замысловатой толщи с одного бока и исчезая в другом. Время от времени внутри громадины что-то звонко лязгало, заставляя слава каждый раз вздрагивать.

Когда первый, самый сильный всплеск потрясения пошёл на убыль, Благуша заметил, что это рукотворное чудо, сделанное неизвестно для каких, но, несомненно, важных целей (кто же столько труда будет вкладывать в бессмыслицу, справедливо посчитал слав), было окружено строительными лесами с площадками, расположенными на разных уровнях, чтобы обслуживающим работникам было легче добраться до нужных мест. А по стенам колокольного зала пологой спиралью вился широкий пандус, проходя аккурат рядом с площадками на всех уровнях.

Минута с довольной улыбкой стояла рядом, наблюдая за реакцией слава. Она и не сомневалась, что сумеет его поразить до глубины души, когда вела сюда, в личную мастерскую настоятеля.

– То, что ты видишь пред собой, – наконец ответила Минута на невысказанный, но горевший в глазах Благуши вопрос, – специальный думающий агрегат изобретения Бовы Конструктора, или, как он сам его называет, Паровая Думовина, модель номер два!

Голос Минуты даже зазвенел от гордости за всё ещё неведомого Благуше изобретателя. «Эх, его-то Милка навряд ли будет вот так им гордиться», – вдруг подумалось ему с непонятно откуда взявшейся горечью. Но ведь гордиться, надо отдать должное, и вправду было чем. Благуша всегда старался быть справедливым, даже если задевались его личные интересы. Батюшка так воспитал.

В этот момент с верхней площадки донёсся чей-то зычный голос:

– Поставить винты на левый спин и не давать им себя градуировать!

На площадках заметно зашевелился народ, и в общий гул работающего агрегата вплёлся новый басовитый тон. Благуша, естественно, ни елса не понял, но спрашивать постеснялся, чтобы не выставлять себя полным идиотом. Ведь чтобы спросить что-то умное, надо уже знать хоть что-то не менее умное.

– Это Бова, – шепнула Минута, заметно увлечённая процессом работы махины. И с уважением добавила: – Всегда сам руководит.

Откуда-то сверху снова раздался громкий крик, требующий срочно завести ещё десять тачек золотых битов и ссыпать их в четвёртый бункер.

– Кстати, Бова не любит, когда при нём слишком часто употребляется родовое ругательство, – строго предупредила Минута. – Здесь это, скажем, немодно.

– А какой у него личный матюгальник? – не сдержал любопытства слав.

– Включи-выключи. Ладно, пошли, познакомишься.

И, к ужасу и восторгу торгаша, повела его прямо к началу пандуса.

Едва они ступили на ведущее вверх ребристое дощатое полотно, как мимо пробежала группа молодых послушников в серых рясах, толкая перед собой небольшие двуручные тачки, гружённые смахивающими на кирпичи золотыми болванками.

Благуша непонимающе посмотрел на Минуту, и та, путаясь и запинаясь от необходимости подбирать слова попроще, попыталась ему объяснить происходящее: что биты и есть эти самые бруски в тачках, на которые он обратил внимание, и что, по сути, биты являются как бы овеществлёнными фрагментами информации. Блок, сформированный из восьми битов, в свою очередь, именуется байтом и в таком виде поступает в Думовину, которая и использует его в сложнейших вычислениях. В настоящий момент биты изготовляются только четырёх видов – свинцовые, медные, серебряные и, собственно, золотые, причём последние, как это должно быть понятно самому отпетому невежде, являются самыми информационно-ёмкими, недаром золото так всеми ценится! Но пытливая мысль Бовы Конструктора не стоит на месте: недавно он, например, проводил эксперименты с двумя новыми металлами, которые предоставил Храму Света знаменитый гармахер Кумок, назвав их уранием и плутонием. И в ходе экспериментов выяснилось, что информационной ёмкостью эти металлы обладают поистине чудовищной! Например, вычислительная Думовина, сконструированная для работы на ураниевых и плутониевых битах, оказалась бы совсем миниатюрной и заняла бы собой, скажем, не более этажа той гостиницы, где Благуша отдыхал. Или даже, хоть это и кажется пока маловероятным, лишь обеденный зал. Но вот беда – металлы эти, как оказалось, обладают необъяснимой ядовитой эманацией, и все те, кто работал с ними непосредственно, сейчас поражены странными и жуткими недугами, описывать которые у неё, Минуты, не поворачивается язык. Поэтому все эксперименты в этом направлении пока прекращены, а по поводу Гармахера, приславшего столь жуткие образцы, проводится служебное расследование с целью выяснить, имела ли место сознательная диверсия. Бова же не отчаивается и упорно ищет способы одолеть эту беду, так как не сомневается, что за этими металлами, несмотря на их зловредность, будущее. По его словам, надо то ли как-то обезвредить их очисткой, то ли найти средство, способное защитить от них работающих.

Они шли по пандусу уже на приличной высоте, миновав по пути несколько рабочих площадок с суетящимся людом, когда монолог Минуты прервал зычный голос Бовы, громогласно раздавшийся под сводами башни – совсем уже недалеко:

– Да когда же эти бездельники научатся работать?! Опять упало давление пара на центральный процессор! Мы потеряем информацию! Мы её теряем! – В голосе настоятеля явно проскальзывала паника пополам со злостью, и Благуша поёжился, прикидывая, как бы не попасть под горячую руку.