Книга Любовь вне закона - Сергей Майдуков

Караван забылся сном, пролетевшим незаметно. Позавтракал с приближенными. Дождался телефонного звонка, заставившего его удовлетворенно улыбнуться. И решительно махнул рукой:

— Понеслась!

Тотчас все пришло в движение, забегали боевики, зафырчали автомобильные моторы общей мощностью в несколько лошадиных табунов, залаяли потревоженные в своих вольерах псы: затевалась травля, в которой им тоже хотелось принять участие.

Караван вышел из дома при полном параде, собранный, жесткий, лаконичный. Отдал последние распоряжения, уточнил маршруты, порядок следования, время и место сбора, сигналы оповещения. Никто ничего не переспрашивал, не встревал с бестолковыми вопросами. Непонятливые оставались сторожить замок вместе с собаками, и долевое участие в общем котле имели соответствующее. Объедки вперемешку с подачками. Нет уж, лучше ловить хозяйские команды на лету и отхватывать жирные куски.

Караван щелкнул пальцами. Разъехались в стороны тяжелые створки ворот, выпуская многотонный пуленепробиваемый лимузин авторитета и две машины сопровождения. Механическая кавалькада понеслась по объездной дороге, то и дело петляя, неожиданно меняя курс, сбрасывая скорость и вновь разгоняясь до ста пятидесяти километров в час. Это делалось для того, чтобы отвязаться от возможных полицейских «хвостов» и дать время остальной братве выполнить поставленные перед ней задачи. На все про все отводился ровно час.

Одна бригада, грубо протискиваясь сквозь утренние потоки машин, добралась до нужного дома и заняла позиции. Дальнейшее зависело от человека, за которым братва приехала. Он мог выйти выгуливать собаку, мог сразу отправиться на работу, а мог и задержаться дома ввиду похмелья. При последнем раскладе следовало предупредить остальных о том, что операция откладывается на неопределенный срок.

Но «объект», как называли Распопова во время телефонных разговоров, появился в половине восьмого. Был он растрепанным, опухшим и явно нервным. «В таком настроении долго не гуляют, — поняли бандиты. — Даст собачонке помочиться под кустом и потянет обратно».

В этом они ошибались. Вызвавшись вывести Робби, Распопов не спешил домой. Ему было стыдно смотреть в глаза супруге и не хотелось выслушивать от нее нотации. Как ни странно, она не начала утро с выяснения отношений, а молча занималась своими делами, избегая встречаться с Распоповым взглядом. Подозревая, что это лишь затишье перед бурей, он улизнул из дома, волоча за собой на поводке кокера.

Что он наплел вчера за столом? Какого черта рассказал про встречу с Пампуриным? С какой стати взялся грубить мэру? История могла иметь очень и очень плохие последствия. Хуже всего, что подробностей разговора с Сочиным Распопов, хоть убей, не помнил. Злой, нетрезвый, отупевший спросонья, зачем-то полез в бутылку… Или иначе было нельзя? Наверное. Ведь Сочин, если не подводит память, хотел выяснить, где скрываются Пампурины. Надерзив ему, Распопов выгадал себе время для размышлений. Хотя размышлять, по большому счету, не о чем. Раз Сочину известно о встрече с Пампуриным, то лучше все переиграть, пока не поздно.

Сейчас Распопов позвонит мэру и принесет извинения. Объяснит, что вчера перебрал, это будет самая уважительная из всех уважительных причин. Похоже, Сочин тоже был нетрезв, если не сказать пьян. Оба мужики, с обоими иногда случается. Извинившись за хамское поведение, Распопов объяснит, где можно схватить Пампуриных. Он скажет, что направил их в Алексеевку умышленно, приготовив им там ловушку, а потом выпил на радостях и слетел с катушек.

— Вот, Павел Антонович, — пробормотал Распопов себе под нос, репетируя покаянную речь. — Теперь звоню, чтобы сказать: простите засранца. Занесло. Больше не повторится. — Распопов подумал и решил добавить еще пару подробностей, понятных любому мужчине. — Понимаете, вчера с супругой сцепился. Начала пилить, доставать, вот я и… того. А про Пампуриных забыл совсем. Но они никуда не делись, не беспокойтесь. Им некуда деваться, это мне сам Валерий Константинович…

Распопов не договорил, вынужденный отступить с асфальта в кусты, чтобы не быть задетым неизвестно откуда взявшейся иномаркой, тонированной и грязной, как будто въехавшей в наш мир из далекого прошлого, когда дороги были наводнены бритоголовыми молодчиками в спортивных костюмах.

— Эй, полегче! — крикнул Распопов. — Это пешеходная аллея.

Вторую часть тирады он произнес упавшим голосом. Машина не поехала дальше, а остановилась, не позволяя ему выбраться из кустов. Из распахнувшейся задней двери высунулась рука, схватила прокурора за грудки и заволокла в салон.

— Я… — начал он.

— Головка от буя, — сказал ему человек в балаклаве.

Возмутиться или дать достойную отповедь Распопов не успел. В лицо ему вылетел огромный кулак и заполнил собой все видимое пространство до такой степени, что стало темно.

* * *

Бандиты деловито покинули двор, по которому бестолково бегал осиротевший кокер-спаниель. Обмякший прокурор полулежал на заднем сиденье отъехавшего автомобиля. Как и все высокопоставленные чиновники, до этого дня он воображал, будто пост и должность дают ему какие-то особые привилегии. Но это было заблуждением. Василий Петрович Распопов был совершенно беспомощен перед насилием в его чистом виде. В данный момент он представлял собой такую же легкую добычу, как овца, утащенная волками из овчарни.

Между тем, он был не единственной добычей братвы Каравана. Другой дорогой с противоположного конца города к конечному пункту назначения спешил вторая машина, в багажнике которой пребывал в беспамятстве мужчина. Не такой солидный и представительный, как прокурор области, а попроще, значительно попроще. Если называть вещи своими именами, то самый настоящий оборванец — грязный бомж, схваченный в районе железнодорожного вокзала.

Все машины, отдаляясь от городской черты, съезжались к одной заранее намеченной точке на карте. Она находилась за лесополосой, протянувшейся вдоль трассы. Деревья еще только-только подернулись первой зеленью, но росли так густо, что представляли собой непроницаемую ограду.

Первым прибыл кортеж Каравана. Стихли моторы, из машин выбрались и рассредоточились бандиты с укороченными автоматами в руках. Их главарь пока что сидел в своем бронированном лимузине, посасывая пахучую коричневую сигару. Когда он затягивался, огонек разгорался ярче, отражаясь в лобовом стекле. Караван заворожено наблюдал за мерцаниями красной точки. Он думал о своем всесилии и могуществе. Ему нравилось распоряжаться людскими судьбами. Самое удивительное заключалось в том, что большинство людей вовсе не противились тому, что ими управляли, а наоборот, были этим вполне довольны.

Когда поступило донесение о том, что все готово, Караван стремительно выбрался наружу и углубился в заросли посадки. Несмотря на обилие торчащих веток и сучьев, он ни разу не зацепился и не поцарапался, ловко уворачиваясь, наклоняясь и пригибаясь. Сопровождавшие его бойцы, опасаясь отстать, с треском перли напролом, пропарывая одежду и кожу, получая хлесткие удары по сосредоточенным лицам.

На подготовленную поляну Караван вышел, как на сцену. Здесь уже находился Распопов, поставленный на колени возле косо спиленного пня. Увидев главаря группировки, он хотел предупредить о последствиях такого обращения с представителем закона, однако лишь молча вытаращился, не веря собственным глазам. В полуметре от его лица холодно блестел длинный металлический предмет. Предмет, которого не могло и не должно было быть здесь. Совершенно неуместный, а потому особенно жуткий в таком мрачном и уединенном месте, как лесополоса за чертой города.