Книга Зеркало, зеркало - Бетси Фюрстенберг

Они побрели туда, где предстояло встретиться с Жози. Джек все еще был встревожен и расстроен.

— Я знаю одно безопасное место, которое не посещают фотографы, — сказала Франческа. — Ни за что не догадаешься! На верхнем этаже палаццо есть комнаты, закрытые с тех пор, как меня увезли в Нассау.

Джек расхохотался:

— Значит, завтра я пожалую в палаццо и заявлю, что у меня назначено свидание с тобой в мансарде.

— Завтра после ленча отец уйдет в офис и я позвоню тебе. Ты подойдешь к калитке для посыльных, я тебя там встречу, мы поднимемся наверх и будем весь день заниматься любовью!

Джек изумленно уставился на нее:

— Боже правый, а я считал тебя беспомощным, невинным созданием! Франческа, не потомок ли ты Макиавелли?

— Я потомок Карло Нордоньи, — сухо ответила она, — а это почище Макиавелли.

— Удивительная у итальянцев страсть к любовным интригам! А вон и твоя подружка. Позвони завтра, любимая. — Он быстро поцеловал ее на прощание и растворился в толпе.

Глава 11

Жози поднималась в свою комнату, вернувшись с урока раньше обычного. В жаркие послеобеденные часы жизнь в палаццо замирала. Слуги отдыхали, Карло был у себя в офисе, а Франческа уходила к себе и не показывалась до вечера. Неделю назад Чарльз уехал из Венеции, и Жози осталась одна. Ее единственной радостью стали уроки пения. Да и чем заняться в эти жаркие дневные часы, когда от застоявшихся каналов поднимаются душные испарения, окутывающие весь город? Девушка с тоской вспоминала свежий воздух Нассау, невинные развлечения и ничем не омраченную дружбу.

Франческа, p'tite soeur, видимо, потеряна для нее навсегда. Внешне они по-прежнему держались дружески, но от прежней близости не осталось и следа. Девушки больше не перешептывались по ночам, не делились сокровенными мыслями. Иногда они, как прежде, непринужденно болтали, но тайны все больше отдаляли их друг от друга за два месяца пребывания в Венеции. Франческа не могла говорить ни о чем, кроме своей любви к Джеку, стремления быть с ним и решимости бежать в Париж. Она не рассказала Жози, что делит с Джеком постель, но та догадалась об этом, увидев, как сияет Франческа, когда они встретились после урока пения. Жози понимала, что у contessina есть и другие секреты. Она говорила об отце с цинизмом, которого не было раньше, и больше не уходила из палаццо вместе с Жози, когда та отправлялась на урок. Когда Франческа заявила, что они с Джеком слишком любят друг друга, чтобы прятаться по закоулкам, Жози поняла, что это тоже ложь.

Жози вытянулась на кровати, надеясь проспать самые жаркие часы этого знойного летнего дня. Но тревожные мысли не давали ей уснуть. Сама удивляясь этому, она скучала по Чарльзу, хотя не любила его и вовсе не сгорала от страсти в его объятиях. Фанфары не звенели и мир не расцветал всеми цветами радуги, когда она лежала с ним в постели. Девушка использовала Чарльза и подозревала, что он это знает. Он помог ей избавиться от девственности и неопытности, завести полезные знакомства с музыкантами и забыть о голубых глазах и ослепительной улыбке Джека Уэстмана. Жози недоставало Чарльза так же, как и прежней Франчески. Из ее жизни ушел еще один друг, и внезапно оказалось, что в мире никому, кроме матери, нет до нее дела, но мать отсюда за тысячи миль.

Жози подошла к бюро и взяла в руки фотографию Марианны Лапуаре. Ей мучительно захотелось оказаться в объятиях матери, снова отведать то, что она готовила. Хуже всего, что нельзя рассказать матери о своей жизни. «Ах, мама, ты еще не слышала, что мне сегодня сказала синьорина Варчи!» Или в последнее время: «Ой, мама, я так зла на Франческу!»

Жози поставила фотографию на место, вышла в коридор, но не услышала никаких признаков жизни. Потом направилась к лестнице, надеясь, что в этой золоченой клетке есть хоть одна живая душа. Когда она спускалась на второй этаж, ее внимание привлек странный шум, доносившийся сверху, из того крыла, где когда-то располагались детские. Франческа водила туда подругу вскоре после их приезда в Венецию, но с тех пор они там не бывали. Да и зачем? Даже слуги появлялись в этом крыле лишь в день генеральной уборки. Тем не менее звук, несомненно, доносился с четвертого этажа.

Жози осторожно поднялась по лестнице, потом, затаив дыхание, прокралась по коридору.

Коридор украшали настенные росписи с изображением джунглей. На изумрудно-зеленых лианах висели озорные обезьяны, из-за деревьев выглядывали изысканные жирафы и мохнатые львы с большими добрыми глазами. В этом детском раю Франческа провела свои ранние годы.

Немного дальше по коридору Жози увидела чуть приоткрытую дверь. Не отсюда ли доносился тот странный звук? Может, кто-то спрятался в этой комнате от жары? Направившись к двери, девушка решила через щель заглянуть в комнату и тут услышала голоса.

Один из них, несомненно, принадлежал Франческе, раскатистый, чуть хрипловатый баритон — Джеку Уэстману.

Прижавшись к стене, Жози увидела кровать, обнаженную женскую грудь, верхнюю часть обнаженного торса мужчины и хлопковую юбку на полу.

Ошеломленная, Жози не могла отвести глаз от разворачивающейся перед ней сцены. Уэстман опустился на распростертую Франческу. Шепот любовников, движения тел и рук сказали девушке больше, чем она хотела знать. Жози ощутила почти физическую боль. Обвиняя себя в том, что шпионит за влюбленными, и всей душой желая уйти, она словно приросла к месту. Ее парализовали ревность, зависть и ужас. Да, она завидовала Франческе, завоевавшей мужчину, которого любили они обе, и узнала с ним настоящую страсть, тогда как сама Жози испытала с Чарльзом только тепло и нежность. Ее приводила в ужас мысль о том, что случится, если Карло узнает о романе дочери с Уэстманом, и она ощущала мрачное удовлетворение от сознания огромной власти, внезапно оказавшейся у нее в руках. Стоит лишь словом обмолвиться об этой сцене кому следует, и будут загублены жизни двух, а то и трех человек.

Жози покрылась холодным потом. В какое же чудовище она превратилась? Месяц назад подобная мысль ни за что не посетила бы ее! Неужели она начала перенимать жестокость Карло и его стремление манипулировать людьми?

Ошеломленная Жози влетела в свою комнату и, рухнув на кровать, разразилась слезами.

— Виери, помоги мне с веревкой! — Голос Жози прозвучал сердито и даже властно.

— Сама справляйся! — крикнул через двор Виери. — Ленивая чужеземка, с чего ты взяла, что можешь мне приказывать?

Жози выругалась, пытаясь подцепить выстиранные блузки и юбки и положить их в корзину, не протащив по земле.

— Виери, у меня оборвалась веревка, брось ты свой шланг и подойди сюда! — Она протянула ему конец веревки. — Вот, возьми и привяжи.

Виери, поливавший из шланга каменные плиты двора, оставил свое занятие и, возмущенный, повернулся к Жози.

— Ты ешь с нами за одним столом, но никогда не работаешь вместе с нами, — тихо сказал слуга. — Ты отдаешь приказы будто хозяйка, каждый день бегаешь на свои уроки, тогда как мы моем, готовим, убираем. — Сдерживаемая злость прорывалась наружу. — Возьми себе в толк, bastarda, что обстоятельства твоего рождения вовсе не ставят тебя выше остальных. Ни в наших глазах, ни в глазах графа.