Книга Миллиардер. Книга 1. Ледовая ловушка - Елена Кондратьева

Расстояние схлопнулось, затягивая их, резко привлекая друг к другу. Андрей не сделал ничего, просто ослабил сопротивление и поддался этому притяжению. Марго что-то сказала, ему показалось, что она произнесла его имя, но он не был в этом уверен. Это было так естественно, что Андрей не сразу понял, что грань перейдена.

Он поцеловал ее. Мир не взорвался, ничего не изменилось — наоборот, Андрею казалось, что этот поцелуй длится уже давным-давно, все эти полгода, что они ежедневно встречаются у него дома. Просто теперь то, что всегда происходило между ними, обрело физическое проявление.

Марго не оттолкнула, но и не обняла его. Она ответила на поцелуй, хотя Андрей не был уверен, что, отстранившись, не увидит в ее глазах протест или страх. Он сделал шаг назад, Марго отвернулась.

— Я поеду. Уже поздно, — медленно, после паузы, сказала девушка.

— Ты можешь остаться здесь, — Андрей совершенно не понимал, чего она сейчас на самом деле хочет.

— Я поеду.

Марго быстро — но не так, чтобы это было похоже на бегство, — вышла из гостиной. Скоро он услышал, что хлопнула дверца машины возле дома. Андрей посмотрел в окно. Марго сидела за рулем, положив на него вытянутые руки, и смотрела прямо перед собой. Так прошла минута или две. Затем Марго завела машину и тронулась с места.

…На улице был настоящий, классический май — тот, который обычно вспоминается в самые промозглые и слякотные дни осенне-зимней непогоды. Даже пробки не раздражали Андрея, и он велел водителю не выставлять на крышу мигалку. Стоя в неподвижном потоке, Гумилев мог рассмотреть давно знакомые старинные здания, чередующиеся со стеклянными небоскребами, цветущие каштаны и улыбающихся людей — все то, что обычно сливалось в яркую радугу, проносящуюся мимо на большой скорости.

В салоне снова играла музыка. Тягомотные симфонии отправились на покой — Андрей велел водителю купить что-нибудь на свой вкус, только не слишком попсовое. Тот купил и угадал: быстрая, летящая электрогитарная музыка без слов с легкими ударными напоминала о лете, море, волнах… Стиль назывался «серф», и Гумилев поблагодарил Юру за хорошую музыку. И даже выписал премию.

Окно стоявшего слева «Форда» слева приоткрылось и оттуда показалась огромная белая морда лабрадора. Собаке было жарко в нагретой на солнце машине, и она тяжело дышала, вывалив язык и распахнув — как будто улыбаясь — зубастую пасть. Андрей, обычно сидящий на заднем сиденье справа, наискосок от водителя, передвинулся на соседнее место, чтобы понаблюдать за псом…

Он вспомнил, как год назад они с Евой и Марусей пришли в гости к их друзьям — семейной паре, у которых было двое маленьких детей и точно такой же кремовый лабрадор. Пока родители общались в гостиной, дети играли с добродушной псиной. Прошел час. Кто-то тихонько поскребся в дверь гостиной.

— Это Джой. Видимо, сбежал от наших девчонок, совсем они его замучили, — догадалась хозяйка дома.

Ева, сидевшая ближе всех к двери, вскочила с дивана.

— Я впущу его, пусть передохнет, — улыбнулась она.

Распахнув дверь, Ева завизжала.

Перепуганная ее криком, в гостиную пулей влетела собака и кинулась к своей хозяйке. Та в ужасе вскочила с кресла.

— Ой, что это?

Ева уже успела прийти в себя, и теперь хохотала в голос, держась одной рукой за живот, а другой — за косяк двери.

Некогда светлый лабрадор теперь имел вид цветочной клумбы. Вокруг глаз у псины красовался фиолетовый круг и зеленый цветок. Нос был раскрашен под божью коровку. Одно ухо было полосатым, второе — в клеточку. На левом боку собаки пестрели разноцветные бабочки, цветочки и жучки. На правом — странные пятиногие человечки, зеленые летающие тарелки и какие-то неведомые зверюшки.

— Так, зеленых человечков точно рисовала Маруся. Узнаю ее стиль, — внимательно изучив раскрашенную собаку, заключила Ева.

— А бабочек мои девчонки изобразили, — решила хозяйка дома.

— Джой, Джой! Куда ты ушел? — в гостиную ввалились три малолетние художницы, перемазанные не хуже лабрадора. В руках у них были зажаты фломастеры и кисточки.

Девочки властно окружили собаку, которая встретила их с покорностью и принятием неизбежного в глазах.

— Что вы еще хотите сделать с бедным животным? — удивился Андрей. — На собаке уже чистого места нет.

— А хвост? — Маруся деловито подошла к псине и двумя пальцами подняла пушистый собачий хвост, еще не до конца перепачканный краской.

Андрей улыбнулся этим воспоминаниям. Откуда-то сзади начал приближаться рев мощного двигателя. Гумилев оглянулся: мимо двух рядов плотно стоящих машин к ним приближался черный спортивный мотоцикл. Защитный костюм байкера и шлем тоже были черного цвета. «Вот кому сейчас хорошо, — подумал Андрей. — Пробки для него не проблема, и мигалка ни к чему».

Лет десять назад Гумилев участвовал во всех байкерских сезонах, тратя свободное студенческое время на поиски адреналина. Разбив пару мотоциклов — не таких крутых, а переделанных самолично в старом гараже «Уралов» — сломав себе несколько костей и обзаведясь десятком шрамов, он решил, что кататься по Москве на двухколесном друге слишком опасно. К тому же у него все меньше времени оставалось на развлечения — Андрей полностью ушел в свои разработки и исследования. Адреналина там оказалось побольше, чем в уличных гонках. Тем не менее он всегда с удовольствием и ностальгией рассматривал новые модели мотоциклов.

Это был «Дукати Монстр», хорошая машина. Байкер приближался справа, и Андрей хотел было передвинуться на то место, где только что сидел, чтобы поглядеть на «Монстра» поближе, но внезапно его прошиб озноб, все мышцы резко свело. В глазах засверкали ледяные искры. Тело сковало. Он не мог пошевелиться, не мог издать ни звука. Перед глазами неожиданно возникло прозрачное лицо с синими прожилками. Андрей вспомнил Сингапур и увидел, как мотоциклист приблизился к его машине, притормозил, снял свой рюкзак, бросил его на крышу автомобиля — над тем местом, где только недавно сидел Гумилев, — и пулей помчался вперед, лавируя между застрявшими в пробке машинами.

Андрею показалось, что его сердце тоже заморожено и уже не может биться. Он попытался вздохнуть — и замер с открытым ртом.

И вдруг все взорвалось. Грохот, сверкание, крыша машины взлетела вверх, сиденье прошила горячая лава. Гумилев почувствовал, как в него впиваются раскаленные осколки. Он услышал крик водителя, затем — свой.

Потом раздались выстрелы.

Глава двенадцатая Разноцветные глаза

Выстрелы, крики, лай собаки, истеричные гудки машин, хлопанье дверей — звуки то возникали, то растворялись в глухом тумане. Чьи-то руки — видимо, охранников, выбежавших из машин сопровождения, — вытаскивают его из развороченного салона. Боли пока нет, но очень скоро она появится. А пока тело ломит от этой странной заморозки.

Голоса.