Книга Зеркала судьбы. Изгнанники - Максим Удовиченко

– Как ты разговариваешь с леди?! – возмутился его спутник, худощавый мужчина средних лет, одетый дорого и ярко. – Приношу свои нижайшие извинения! Этот неуклюжий, невоспитанный олух – мой слуга. Он будет наказан.

– Ничего, – на ходу отмахнулась я, не желая тратить драгоценные минуты на разговоры.

Но мужчина забежал вперед, загородив мне дорогу, и поклонился:

– Барон Сельмак, купец, к вашим услугам. Скажите, леди, как я могу загладить проступок своего лакея?

Тем временем лакей что есть мочи припустил к выходу – видно, характер у его господина был не сахар и парень опасался расправы.

– Ничего, все в порядке, – отбивалась я.

– Нет-нет, позвольте мне что-нибудь для вас сделать! – юлил купец.

При этом он мягко, но настойчиво удерживал меня на месте, и обойти его без боя не было никакой возможности. Если бы дело происходило не в здании суда, я знала бы, что предпринять. Один удар по лбу – и тощий барон перестал бы мне надоедать. Но следующее разбирательство могло стать для меня роковым. Тем более что…

– Скажите, вы гражданин Арвалийской империи? – на всякий случай уточнила я.

– Да, конечно… – Тут купец воровато оглянулся и, потеряв ко мне всякий интерес, ринулся прочь по коридору.

Пожав плечами и не переставая дивиться местным нравам, я поспешила на улицу, где было полно стражников – менялся караул. Странный барон и его косолапый прислужник исчезли. Зато у коновязи рядом со Зверем стоял вороной Ранвальда. Оба жеребца заметно нервничали – переступали копытами, вскидывали головы, издавая высокое ржание. Я подошла, желая успокоить своего коня, но тот дернулся, едва не встав на дыбы. Под его ногами лежал окровавленный Ранвальд. В горле парня торчал охотничий нож. Мой нож.

Глава 5

Лэй

Он стоял вполоборота ко мне, рука с зажатой в ней шпагой вытянута вперед. Острие оружия направлено на меня. Левая сторона была открыта, не защищена ни дагой, ни щитом. Его поза будто кричала: «Ну давай же! Напади! Смотри, левый бок открыт, можно легко поразить меня в сердце!» Самая простенькая обманная стойка, побуждающая противника действовать. Только глупец может купиться на нее. Бой будет закончен одним ударом.

Ну что ж… Поиграем по твоим правилам. Фехтование – это игра. И главное в ней – оказаться более ловким и хитрым. Одним ударом можно свалить только неуча или не ожидающего нападения человека. Атакуя, не стоит ставить на первое место поражение цели. Надо быть готовым к контратаке. Нет! Надо знать, предугадать, откуда она последует, чтобы уйти от нее. И только тогда, застав противника врасплох, можно нанести истинный удар, поразить плоть врага. Никогда нельзя недооценивать оппонента: зачастую, прежде чем добраться до него, приходится плести вязь из множества ложных выпадов и контратак. Надо уметь играть и втягивать в игру противника. И когда он будет вовлечен в игру, нанести единственный решающий удар. Возможно, не смертельный, но такой, который выведет его из строя.

Я совершил резкий выпад, метя в сердце. Но клинок нарвался на блок. Затем последовал быстрый коварный удар в мою незащищенную шею, нанесенный слева направо. Блокировать его шпагой не было возможности. Но мне уже заранее было известно, что сделает противник. Его сгубила стандартность ведения боя и собственная скорость, выработанная годами тренировок. Я легко скользнул вбок, а ему по инерции пришлось сделать шаг вперед. Серьезно задеть я не успевал, но его левое плечо представляло собой доступную цель. Туда я и нанес резкий рубящий удар, после которого сразу же увеличил дистанцию. Поразить руку с оружием мне бы не удалось, слишком быстр и хорошо обучен был мой противник. Враг отскочил, шипя от иллюзии боли. Крови не было, лишь черная полоса появилась на одежде, в том месте, где прошелся клинок.

Шпаги, зачарованные специально для обучения, не способны нанести настоящего вреда. Они проходили сквозь плоть, создавая иллюзию боли. При смертельном ударе «убитого» лишь парализовало на пару секунд. В таком случае учебный бой считался законченным. Такие дорогие игрушки могли себе позволить только самые богатые и знатные граждане империи.

Мы снова сосредоточились друг на друге. Теперь уже он решил нападать. После замысловатой вязи и нескольких обманных атак мне снова удалось зацепить его. Теперь черная полоса красовалась уже на груди моего противника.

Такие шпаги не только имитировали боль, но и вызывали иллюзию потери сил, будто раненый и вправду истекал кровью.

Произошло еще несколько стычек, которые всегда заканчивались одинаково – новой черной полосой на одежде моего оппонента. Он уже порядком вымотался, и я, решив, что пора заканчивать бой, быстро пошел в атаку. Взорвался серией быстрых выпадов и ударов. Нападая на пределе скорости, заставил противника уйти в глухую защиту. Что и стало его последней, роковой ошибкой. Перекинув шпагу в левую руку, я сделал неожиданный выпад, метясь в правый бок. Мой враг, не ожидавший такого трюка, еле успел наотмашь парировать удар. Наши клинки ушли в сторону, но мне это и было нужно. Сделав шаг вперед, я врезал ему под дых. Он тут же согнулся и выронил из рук шпагу. Прикончить противника было уже делом одной секунды.

– Да какого морта! – взревел Вили, отойдя от паралича. – Как у тебя это получается?! Мы тренируемся всего две недели!

– Чего спрашиваешь, когда сам прекрасно знаешь?

И правда, ситуация абсолютно ясна. Эльфы от природы более ловкие и быстрые, нежели люди. Да и слишком предсказуемо Вили вел бой: при блестящем владении техникой фехтования ему не хватало способности импровизировать и предвидеть действия противника. Я научился держать в руках шпагу всего две недели назад, разучил самые распространенные стойки, удары и способы защиты. Но главное, за это время усвоил стиль боя Вили, почти всегда заранее мог угадать его действия. Все это мы уже с ним обсуждали.

– Ухмыляйся, ухмыляйся! – продолжал ворчать мой рыжий друг. – Меня, дилетанта, побить не сложно. Вот встретишься как-нибудь с по-настоящему хорошо обученным человеком или своим собратом, тогда и попляшешь. Помяни мое слово…

– Знаю, знаю…

– Знает он, – пробурчал Вили, но ругаться перестал. – Ладно уж, пойдем вина лучше выпьем, надо силы восстановить.

– Зачем? Минут через десять силы сами восстановятся, их потеря лишь иллюзия, – произнес я с наигранным удивлением.

– Хватит ехидничать, не лишай меня прекрасного повода выпить!

– Ну так это святое дело!

Убрав шпаги на место, мы покинули зал.

Вот уже почти неделю я жил у Вили. Рыжий решил, что так у нас будет больше времени для тренировок. Отец моего друга, барон Риоло Литенс, редко бывал дома, поэтому за главного в поместье оставался Вили. За все время моего пребывания в гостях я только один раз видел барона Литенса. Отец Вили вернулся всего на день, а на следующее утро опять отбыл по делам. Но меня все равно представили ему по всем правилам этикета. Моя скромная персона его совершенно не заинтересовала. Поужинав с нами, барон пожелал спокойной ночи и удалился в кабинет. Как мне потом сказал рыжий, его отца не интересовало ничто, кроме торговли. Работа, мол, его страсть. Литенс всегда находился в разъездах, возвращаясь домой только для того, чтобы собрать необходимые документы, совершить нужные приготовления и снова отправиться в путешествие, цель которого – деньги. Весь смысл жизни барона сводился к наращиванию капитала. Друг говорил, что отец не всегда был таким. Однажды он подслушал перешептывания старых слуг, из которых понял, что так самозабвенно заниматься торговлей Литенс стал после смерти своей жены. Виолетта Литенс – мать Вили – скончалась при родах. Похоронив супругу, барон с головой ушел в торговое ремесло и принялся без конца путешествовать. Своему сыну он совсем не уделял внимания. Вообще у них сложились довольно странные отношения. Вили получал все, что хотел, ни в чем не зная отказа. Но за свою жизнь он ни разу не поговорил со своим отцом по душам, не поделился чувствами, мыслями. Их беседы сводились только к вещам материальным. Вили сообщал, в чем нуждается, а отец удовлетворял его просьбу. По тому, как барон смотрел на сына, видно было, что он любит своего ребенка и гордится им. Но чем объяснить такую внешнюю холодность? Скорее всего, Вили напоминал ему о покойной жене. Кто-то заливает свое горе вином, а кто-то, как отец рыжего, находит утешение в труде.