Книга Весь этот мир - Никола Юн

– Нет. Я хочу. Правда хочу.

Олли кивает, а потом крепко зажмуривается, о чем-то вспомнив.

– Мне нужно купить…

Я качаю головой:

– У меня есть.

– У тебя есть что? – переспрашивает он.

– Презервативы, Олли. У меня есть.

– У тебя есть.

– Да, – говорю я, краснея всем телом.

– Откуда?

– В сувенирной лавке. Четырнадцать девяносто девять. В этом магазинчике есть все.

Он смотрит на меня так, словно я только что на его глазах совершила чудо, но потом улыбка превращается в нечто другое. Я оказываюсь на спине, а он стягивает с меня платье:

– Прочь, прочь.

Я встаю на колени и снимаю платье через голову, дрожа в теплом воздухе комнаты.

– И тут у тебя тоже веснушки, – говорит Олли, проводя рукой над моей грудью.

Я опускаю взгляд, чтобы убедиться в этом, и мы оба улыбаемся. Он кладет руку на мою обнаженную талию.

– Ты все самое хорошее на свете под одной оберткой.

– М-м, ты тоже, – отзываюсь я неразборчиво. Все слова в моей голове вытеснены одним – Олли.

Он снимает футболку через голову, и мое тело берет верх над разумом. Я провожу кончиками пальцев по гладким и твердым мышцам его груди, погружаюсь в ложбинки между ними. Мои губы следуют тем же путем, пробуя его на вкус, лаская. Олли ложится на спину и замирает, позволяя мне исследовать его, а я покрываю поцелуями его тело до самых пальцев ног и снова поднимаюсь вверх. Желание укусить его непреодолимо, и я не сдерживаюсь. Мой укус заставляет его окончательно потерять контроль, и он переходит к действию. Мое тело горит и в тех местах, где он прикоснулся, и там, где еще нет.

Мы собираем друг друга по кусочкам. Мы губы, и руки, и ноги, и тела – переплетенные. Он поднимается надо мной, и мы забываем слова, а потом мы соединяемся и двигаемся молча. Мы – одно целое, и я знаю все секреты Вселенной.

Словарь Мэделайн

Бесконе́чность, сущ., ед. ч. Состояние, при котором не знаешь, где кончается одно тело и начинается другое: Наша радость бесконечна. [2015, Уиттиер]

Видимый мир

В СООТВЕТСТВИИ С ТЕОРИЕЙ БОЛЬШОГО ВЗРЫВА, Вселенная появилась в один миг – произошел космический катаклизм, который положил начало черным дырам, коричневым карликам, материи и темной материи, энергии и темной энергии. Из-за него появились галактики, и звезды, и луны, и солнца, и планеты, и океаны. Очень сложно допускать, что до нас тоже было время. Время до времени.

Вначале не было ничего. А затем появилось все.

Этот раз

ОЛЛИ УЛЫБАЕТСЯ. Он не перестает улыбаться. Он улыбается мне всеми вариациями улыбок, которые вообще существуют, и я не могу не поцеловать его улыбающийся рот. Один поцелуй перетекает в десять, пока их не прерывает урчание в животе у Олли. Я отстраняюсь от него:

– Думаю, нам надо что-нибудь съесть.

Я прислоняюсь к изголовью и просто смотрю на то, как он двигается, – воплощение грации и света. Теперь никакого темного ангела смерти.

Все иначе и так же. Я по-прежнему Мэдди. Олли по-прежнему Олли. Но нас как будто стало больше. Я знаю его с новой стороны. И чувствую, что меня узнали.

Ресторан находится прямо на пляже, и наш столик смотрит на океан. Уже поздно – 21:00, поэтому синеву воды мы не различаем, видим только пенистые гребни волн, разбивающихся о пляж. Слышим их шум, заглушаемый музыкой и болтовней людей вокруг нас.

– Думаешь, у них есть хумухуму в менюменю? – поддразнивает меня Олли. Он шутит, что мог бы съесть всю ту рыбу, которую мы видели, когда плавали под водой.

– Вряд ли они подают символ штата, – говорю я.

Мы оба умираем с голоду после насыщенного дня, поэтому заказываем все подряд: маринованного в соевом соусе тунца, крабовые котлетки, креветки в кокосовом молоке, пельмени с начинкой из омаров и свинину «Калуа». Мы не перестаем прикасаться друг к другу за ужином. Олли гладит меня по шее, по щеке… Я трогаю его пальцы, его руки. Мы подвигаем стулья так, чтобы сидеть рядом. Мы смотрим друг на друга и смеемся без причин. Или не совсем без причин, а потому, что все в этот момент кажется нам таким удивительным. Мы познакомились, мы влюбились друг в друга, нам удалось быть вместе – мы оба не считали все это возможным.

Олли заказывает для нас вторую порцию пельменей с омарами.

– Я ужасно голоден, – жалуется он.

Он касается моей щеки, и я заливаюсь краской под его ладонью. Мы съедаем эту порцию медленнее. Она последняя. Может, если мы будем просто сидеть здесь, если не станем признавать, что время утекает, тогда этот слишком идеальный день не закончится.

Когда мы уходим, официантка приглашает нас вернуться к ним снова, и Олли обещает, что мы непременно так и поступим.

Мы оставляем позади огни ресторана и идем на окутанный темнотой пляж. Над головой луна прячется за облаками. Мы снимаем сандалии, подходим к самой кромке воды и погружаем пальцы в прохладный песок. Ночью волны накатывают на берег с большей силой и шумом, чем днем. Чем дальше мы идем, тем меньше людей встречаем, пока нам не начинает казаться, что мы покинули цивилизацию. Олли ведет меня на сухой песок, где мы находим местечко и садимся. Он берет меня за руку и целует ладонь.

– Мой отец извинился перед нами после того, как ударил ее в первый раз. – Олли произносит это предложение на одном выдохе. Я не сразу понимаю, о чем он говорит. – Он плакал.

Ночь такая темная, что я скорее ощущаю, нежели вижу, как он качает головой.

– Родители собрали нас, и отец попросил прощения. Пообещал, что это никогда больше не повторится. Помню, Кара так злилась, что даже смотреть на него не могла. Она знала, что он лжет, но я ему поверил. И мама тоже поверила. Она попросила нас забыть обо всем. Сказала: «Твой отец многое пережил». Сказала, что она его простила и мы тоже должны простить.

Олли возвращает мне мою руку.

– Он не бил ее еще год. Много пил. Орал на нее. Орал на всех нас. Но не бил ее еще долго.

Я на мгновение задерживаю дыхание, а потом задаю вопрос, который давно меня мучил:

– Почему она от него не уйдет?

Олли фыркает, и его голос становится жестким.

– Не думай, что я ее об этом не спрашивал. – Он ложится на песок, сплетает руки за головой. – Думаю, если бы он бил ее чаще, она бы его бросила. Если бы он был чуть большей мразью, мы, вероятно, смогли бы наконец от него уйти. Но он вечно раскаивается, а она всегда ему верит.

Я кладу руку Олли на живот, ощущая потребность в контакте. Думаю, может, и ему это нужно, но он садится, прижимает колени к груди и кладет на них локти. Его тело образует клетку, в которую мне не попасть.