Книга Темное дитя - Ольга Фикс

– Так это ж не ты водила! Это же папа Саша. Он и билеты каждый раз покупал.

– Да какая разница?! Мы вместе…

– Да ничего вы не вместе! Я тебя и не видела почти в детстве! Сперва спихивала меня на бабку, потом на пап Сашу. И отстань от Тёмки, что ты к ней привязалась? Ты шутишь, а она всерьез ведь воспринимает. Думает, ты ее вправду с собой зовешь. Вот тоже, нашла игрушку!

– Да с чего ты взяла, что я шучу? Я вполне всерьез предложила. Ну, может, не сейчас, может, как подрастет. А что? Хорошая девочка, отзывчивая. Я к ней, можно сказать, душой прикипела. Как подумаю, что у меня своя такая могла быть…

– Такая? Ну это вряд ли, – вырвалось у меня.

– Почему? Саша, между прочим, очень хотел, чтоб я ему родила. Я, между прочим, из-за тебя побоялась. Думаю, сейчас-то он с тобой как с родной, а вот когда свой появится…

– Ну и зря! Папа бы никогда…

– Ох, да не до того мне было. На работе все на мне одной держалось, где уж тут в декрет уходить. Потом бы, может быть. Так потом он уехал.

– А сейчас? Ты ведь еще не старая?

– А сейчас уже поздно. Да и не от кого, честно тебе сказать. От… – она презрительно, как выплюнула, произнесла имя отчима, – вряд ли такая Тёма распрекрасная уродится.

Тут я с мамой была солидарна.

– Так что ты не думай, я Тёму вполне всерьез приглашала. Как захочешь, сразу напиши или позвони…

– Ой, да ладно, мам! У Тёмы даже паспорта нет.

* * *

Тёмки не было так долго, что я уже начала волноваться. На улице стало темнеть. Мы с мамой сели пить чай. Я, как всегда, плеснула себе одной заварки, погуще и погорячей, а маме разбавила кипятком и положила лимон.

Поднеся к губам чашку, я сделала осторожный глоток и поморщилась: все-таки обожгла кончик языка. Мать улыбнулась:

– Ой, Сонь! Как ты все-тки на отца своего похожа! Тоже вечно одну заварку хлебал и то губы себе обожжет, то язык.

Я вздрогнула, внезапно поняв, что она говорит о моем родном отце.

Забавно! Раньше она о нем со мною не говорила. Ни хорошего, ни плохого. Никаких там тебе «подлец, обрюхатил, бросил». Просто будто и не было его никогда совсем.

И я не спрашивала. Боялась разозлить. Она ведь в детстве моем вечно чуть что взрывалась, а рука у нее тяжелая.

Да и не сидели мы с ней дома так. Вечно всё на ходу, на бегу, и всегда еще кто-нибудь рядом маячил. То бабка, то папа Саша, то отчим или Сережка.

– Мам, а какой он был, мой отец?

– Да как ты – черноволосый, худой. Над верхней губою родинка.

Я невольно схватилась за губу. Мать рассмеялась:

– Ага. Мне, значит, как тебя в роддоме показали, я первое что увидела – эту родинку. Сразу так на душе легко стало. Точно он тебя со мной дома ждет.

– Мам, а почему все-таки так вышло, что он не ждал? Почему он нас с тобой бросил?

– Скажешь тоже – бросил. Да он и не знал ничего. И до сих пор не знает. Живет себе спокойно в своей Америке. И пусть живет.

То есть у меня, выходит, есть родственники в Америке? Интересное кино.

– Понимаешь, мы же еще дети были. Десятый класс. Я, когда узнала, ну, что ты будешь, пошла сразу к его матери. Она хорошая женщина, ко мне тепло относилась. Прям как вторая мама. Ты ж помнишь, какая у нас бабушка была – с пустяками не подступись! А Дина Лазаревна всегда выслушает, успокоит, утешит, совет толковый даст. С Юркой нас столько раз мирила, когда мы поцапаемся по глупости.

С Юркой, значит. Я, стало быть, Юрьевна.

– Ну вот я к ней и пришла. А она мне: хорошая ты девочка, Майка! В другое время я б, может, иной невестки и не желала. Но мы ведь уезжаем. У нас уже и визы есть. Юрику только не говори ничего. Не надо его расстраивать. Мы с тобой сейчас это все быстренько по-женски решим.

– Ох и ни фига… А ты что ж, не знала? Он тебе не говорил?

– Говорил. Знала. Но только это ведь в то время как было? Не выпускают – не выпускают, и пять лет, и десять, а потом вдруг раз! Ну, словом, договорилась она со своим каким-то врачом, дала ему денег, я к нему сходила один раз с ней вместе. И все, и они уехали.

– А как же тогда…

– Врач мне сказал: когда сдашь анализы, приходи. А я не пришла. И бумажки эти с направлениями выбросила. Дура была, конечно. Решила, пусть хоть он со мною останется.

– Он?

– Он – в смысле ребенок. Я ж не знала, что это ты. Я про себя говорила «он». Все себе представляла – когда-нибудь Юрка приедет, встретит нас с тобою на улице, увидит, как ты на него похож… похожа, поймет… В общем, кино сплошное в голове было. – Мать неожиданно по-детски шмыгнула носом.

– А потом?

– А потом ты родилась и стало не до кина.

– И что он, ни разу не приезжал?

– Почему? Приезжал. Вы с ним даже видались. Там как получилось? Они перед отъездом в квартиру родственника прописать успели. Не то он дед был двоюродный, не то дядя ихний. Старенький такой, Евсей Ефремыч, с палочкой ходил, из третьей квартиры. Да помнишь ты его! Вечно козу тебе делал. Так он когда умер, Юрка и приезжал. С женой американской, с детишками. Мелкие такие, пузатые и по-русски ни слова, не то что Тёма. Мальчик с девочкой. Ты с ними еще на лестнице болтать по-английски пыталась.

Точно, лет пять назад. Мы с Сережкой заезжали поздравить своих мам с Восьмым марта. И эти два колобка смешных выкатились со второго этажа, в блестящих комбинезонах и новеньких шапках-ушанках. Так это, выходит, мои сестра с братом были? Ну да, и мужчина какой-то за ними шел. Толстый, лысый, в спортивной куртке. Родинка над губой? Не помню.

* * *

Второй час, но Тёмки по-прежнему нет. Ни разу еще не исчезала она так надолго! Я, конечно, воображала уже про себя черт-те что, но маму вслух уверяла, что волноваться нечего. Здешние дети все такие. Дисциплина им неведома. Бывает, вообще спать ночью не ложатся.

– А в школу с утра как же? – удивлялась мама.

– Понятия не имею. Не мои проблемы.

Я маме наврала, что Тёмка на хоумскулинге. А как еще объяснить, почему ребенок в будние дни сидит дома?

Что с ней могло случиться? Напали фанатики? Прихлопнули ладонью, когда была мотыльком? Неужели она всерьез испугалась, что ее насильно увезут в Москву?!

Наконец замок еле слышно щелкнул, и сестренка, радостная и счастливая, ворвалась в комнату. Глаза блестят, щеки красные, в волосах конфетти, платье все в пятнах от мороженого.

Мать уже спала, поэтому я прижала палец к губам и шепотом набросилась на Тёмку:

– Где ты была?! Ты хоть знаешь, который час?! Почему я должна с ума из-за тебя сходить…

– Соня, – быстро перебила она меня, – ты только, пожалуйста, не сердись! Понимаешь, я была в цирке! Соня, там так здорово! Там свет такой разноцветный и музыка! На полу опилки, по ним скачут лошади. А люди на них стоят и бросают вверх всякие светящиеся штуки – мячики, палки, шары с конфетти. И потом другие люди летали под потолком! Держась за веревочки, но как бы по-настоящему! И лев там был, но он не ел никого, такой несчастный, лизал голову дрессировщику и перелезал с тумбы на тумбу. Никогда не стану заводить львов!