Книга Путь истины - Герхард Терстеген

53. Посему повторю свой призыв и им закончу письмо: постараемся только добровольно войти в своё сердце и жить в нём, – не чрез великое усилие и напряжение наших мыслей, но (как мы сказали), во-первых, чрез отречение от себя самих и от всего, что не есть Бог и Божие, и, во-вторых, чрез тихое, чуждое всякой экзальтации и исполненное простоты обращение всей нашей любви и всех наших стремлений к Богу, как соприсутствующему нам, – дабы таким образом прилепиться сердечной верой к Невидимому и, Ему содействующу, стать одним духом с Ним (1 Кор. 6, 17). Каковой неизреченной милости и благодати чает и Вам от всего сердца желает

Ваш собрат о Христе Герхард Терстеген.

Приложения

Поскольку предмет настоящего письма разбирался мною в некоторых других сочинениях, то я счёл небесполезным приложить сюда выписки из них.

I

Каким образом учёность и просвещение от Бога, равно как и деятельная и созерцательная жизнь, могут сочетаться друг с другом

Учёность и просвещение от Бога могут сочетаться; деятельную и созерцательную жизнь можно вести одновременно, – но это не так легко и встречается не так часто, как об этом думают. Ещё реже бывает (что, однако, совершенно необходимо), когда эти вещи, сочетаясь, стоят в должном порядке друг относительно друга. Да, есть учёные люди, имеющие некоторое просвещение от Бога, иногда в большей, иногда в меньшей степени; но только при этом они не приводят свою учёность, свою рассудочную деятельность, свои стяжанные с усилиями и трудом знания в послушание божественному свету и благодати, что соответствовало бы истинному порядку вещей (2 Кор. 10, 5). Они не хотят быть скромными учениками, обучаемыми божественным светом и божественными увещаниями в сердце, и испрашивать премудрость, бодрствуя и ожидая её пред входом в её врата (Притч. 8, 34). Если их осенит малый свет свыше, то их ум немедленно восхищает сей свет себе, рассматривает его по своему разумению так и эдак, разграничивает, членит и т. п., и таким образом делает его средством для своей деятельности. Кратко сказать, активный рассудок здесь господин и распорядитель, в то время как он должен быть слугой, покорным божественному свету, лишь следовать ему и ничего не делать без его изволения, так, чтобы

предать себя божественному свету его единственною мыслью и занятьем было,

как замечательно написал один немецкий поэт[133].

То же самое нужно сказать и о соотношении деятельной и созерцательной жизни. Под деятельной жизнью я понимаю здесь служение, направленное на обращение и спасение ближних, а под созерцательной – внутреннее сокровенное общение с Богом посредством молитвы. В своё время та и другая жизнь могут сочетаться. Я подчёркиваю – в своё время, потому что незрелое стремление спасать и обращать других для христианства то же, что болезнь для тела. Я считаю, что человеку необходимо долго пребывать и обращаться с Иисусом, прежде чем ему будет дозволено воспринять апостольский жребий (Деян. 1, 21–22). Да и Сам Сын Божий (о, сколь высокие тайны!) тридцать лет был в сокровенности, прежде чем Он приступил к всеобщему служению, или деятельной жизни.

И если кто подлинно будет призван и послан Спасителем служить ближним, пробуждая их и обращая к Богу, то и тогда его внешняя деятельная жизнь, как и прежде, должна быть подчинена внутренней, созерцательной, и сей последней всё равно надлежит оставаться его главным делом. Я хочу сказать, что призванные к апостольскому служению ученики Христовы не должны всё время пребывать в непрестанном делании, общаясь с людьми и отдавая себя без остатка возвещению слова; им необходимо часто вновь собираться к Иисусу, беседовать с Ним и некоторое время отдыхать в уединённом месте (Мк. 6, 30–31), дабы служение слова всегда совмещалось с пребыванием в молитве, и последнее было поставлено впереди первого, как это мы и читаем в Книге Деяний (Деян. 6, 4). Также и в остальном, при их встречах с людьми и занятиях с ними, они никогда не должны слишком растрачивать себя так, чтобы через это пренебрегалась и предавалась забвению заповедь вникать в себя и в учение (1 Тим. 4, 16), – да не случится с ними того, о чём предостерегает Апостол: дабы, проповедуя другим, самим не остаться недостойными (1 Кор. 9, 27).

II

О том, чтобы стать как дети (Мф. 18, 3)

Господь наш Иисус Христос есть необходимейший и наиглавнейший предмет нашей веры, – но Иисус, объемлемый верой целиком, во всех Своих состояниях. Иисус Распятый есть неиссякаемый источник божественного милосердия, любви и силы (Зах. 13, 1), дарованный всем (Рим. 8, 32). Вера зрит в Распятом Христе и черпает из сего источника оставление всех грехов, детское упование на Бога и надёжный доступ к отверстому для нас сердцу Отца (Еф. 2, 18; 3, 12), равно как и великую силу и желание страдать с Иисусом и умирать с Ним греху, миру и всякому самолюбию, дабы жить только Тому, Кто за нас умер и воскрес (2 Кор. 5, 15).

Однако Иисус стал человеком не только для того, чтобы распяться за нас. Вочеловечившись, Он явился нам маленьким ребёнком; но уже и в Своём рождении Он неизменно был тем Иисусом, дарованным нам от Отца, из Которого вера черпает наше спасение (Ис. 9, 6; Ин. 3, 16). Он стал маленьким ребёнком не только для того, чтобы объять Своим искуплением наше детство и юность и освятить Своим образом и Своей заслугой этот отрезок нашей жизни; но и для того, чтобы как Своею смертью и воскресением, так и Своим детским состоянием отворить нам двери к соединению с Богом. И в этом мы видим указание Божие, что, подобно тому, как Христос именно в состоянии детства принял на Себя человеческую природу, так и мы, если мы хотим вернуться к Богу и соединиться с Ним, не должны оставаться закосневшими в своей взрослости самоуверенными людьми, но обратиться и стать как дети (Мф. 18, 3). В рождении и детстве Иисуса нам возвращается сия детскость, то есть утерянная во Адаме невинность. Детскость Иисуса есть для нас источник совершенной невинности, чистоты, простоты, умаления и всецелой зависимости от Бога; и вера именно здесь усматривает и почерпывает всё это. Нам нужно только соединиться с Младенцем Иисусом и позволить Ему жить и царствовать в нас и формировать нас по Своему прекрасному образу так, чтобы мы прониклись Его детскими качествами, дабы некогда Сей наш великий Воспитатель и Наставник вновь вручил нас Отцу такими, какими Его божественная рука сотворила нас, со словами: вот, Я и дети, которых дал Мне Господь (Ис. 8, 18).

Но такие дети поистине лежат на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий (Лк. 2, 34). Как для веры Иисус во всех Своих состояниях есть наидрагоценнейший предмет, так и для человеческого рассудка и неверия не только Иисус распятый, но и Иисус, лежащий в яслях в Вифлееме, есть соблазн и безумие (1 Кор. 1, 23). Стать как дети: да кто может это слушать (Ин. 6, 60)? Повергнуться пред малым ребёнком: да где это видано? Мыслимо ли, чтобы премудрость преклонилась перед простотой, богатство и величие – перед нищетой и уничижением? Ах! не много таких (но, слава Богу, встречаются ещё по временам), кто почитает за великое счастье воздать поклонение сему Богомладенцу, Которому уже при Его рождестве поклонились все Ангелы Божии (Лк. 2, 13–14; Евр. 1, 6)!