Книга Одинокий путник - Ольга Денисова

Лешек покачал головой.

- Тогда вот так, - она провела пальцем вдоль одного из шрамов, - вот так, так, так и так. Правильно?

- Молодец! - раздался вдруг голос колдуна. - Совершенно точно.

- Ничего себе! А как так получилось? - удивилась Леля.

- Это в лесу на него прыгнула рысь, - серьезно ответил колдун, - он не растерялся и свернул ей шею. Но раны загноились, поэтому он чуть не умер.

- Правда? - Леля открыла рот, глядя на Лешека совсем по-другому. - А зачем врал про простуду?

Когда они с колдуном возвращались домой, Лешек, прижимавший к себе розовый цветок, спросил:

- Охто, а можно сделать так, чтобы он не завял до самой зимы?

Колдун пожал плечами:

- Попробуем. Но вообще-то это неправильно. Он уже не будет живым, и от него останется одна скорлупа, а настоящего цветка за этим не будет.

- А можно, чтобы он остался живым?

- Нет, Лешек. Нельзя заставить цветок цвести, если он сам этого не хочет. И никакое колдовство не поможет. Но мы можем его прорастить, и тогда он распустится на следующий год. А может, и раньше, если будет жить в тепле.

- Охто, расскажи мне, что значит «любить друг друга».

- Ну… Вот ты любил Лытку, а Лытка - тебя. Я люблю тебя, а ты - меня. Мы заботимся друг о друге, жалеем, помогаем, скучаем. Разве это непонятно?

- Нет, я про другое. Я про то, на что нехорошо смотреть.

Колдун покосился на него, не понимая.

- Ну, вот вы сейчас с Милушей любили друг друга?

- А! Вот ты про что! - улыбнулся колдун. - Ну да, любили. А ты откуда знаешь?

- Мне Леля сказала.

- Леля больно умная стала, замуж ее пора отдавать, - усмехнулся колдун вполне беззлобно.

- Так почему на это нельзя смотреть?

- Потому что мужчина и женщина в такие минуты беззащитны. Для них не существует ничего, кроме них двоих, они хотят быть как можно ближе друг к другу, ласкают друг друга. И не хотят, чтобы кто-то на них смотрел. Это как разговор наедине, только… телесный.

- Но матушка, например, меня любит и меня ласкает, ведь правильно? И ты на это смотришь совершенно спокойно.

- Нет, это не то. Твой монастырь - просто кошмарное место! Каждый ребенок, выросший в семье, знает, что такое любовь между мужчиной и женщиной!

И колдун пустился в долгие объяснения, и Лешек, наверное, кое-что понял, но все равно не до конца.

А на следующей неделе колдун взял Лешека с собой, и на этот раз они ездили по деревням - с медвежьей шкурой, бубном, поясом, увешанным оберегами: колдун просил у богов хорошего урожая.

Вокруг Пельского торга, на широких заливных лугах, деревень стояло несколько - это были свободные земли, и дань с них платили посаднику. Лешек уже знал, что болото, отделявшее реку Пель от земель монастыря, называется Безрыбный мох, и очень удивлялся: а бывает ли болото рыбным? Но колдун на это рассмеялся и сказал, что рыбных болот он не встречал, а вот безрыбных - сколько угодно. Была и деревня, которая именовалась «Безрыбное», но, к удивлению Лешека, именно она и славилась рыбным промыслом - оттуда на торг везли здоровых осетров и красивых, вкусных стерлядок. А вот в деревне Рыпушки, напротив, рыбы отродясь не ловили - словно, проплывая по Пели, она обходила это место посуху. Зато в Рыпушках родилось много хлеба и сено оттуда везли в село - лучшего сена было поискать. Деревни эти были невелики - дворов десять-пятнадцать, но жили в них большие семьи, сразу три-четыре колена.

Они прибыли в первую деревню, Ягово, ближе к закату, к тому времени колдун вторые сутки ничего не ел и не пил, и Лешек всю дорогу приставал к нему, как у него это получается, а главное - зачем.

- Понимаешь, чтобы петь богам, надо до них добраться. А сытое брюхо не очень располагает к путешествиям, - усмехался колдун.

- А можно я буду тебе помогать?

- Конечно. Только не подходи ко мне, пока горит костер. А вот как только огонь погаснет, тогда мне даже нужно помочь.

В деревне их приветствовали поклонами и встречать вышли в основном старики. Колдун кланялся им в ответ очень уважительно, и Лешек от него не отставал.

- Что просят боги в этом году, Охто? - спросил один дедушка, видно, самый старший в деревне.

- Пока не знаю. Для начала шелковый платок и зерно. Но козленка можете начинать жарить, ни я, ни боги не откажемся, - он улыбнулся. - Если попросят что-нибудь еще, я скажу утром.

На невысоком холме, под которым стояла деревня и в разные стороны от которого разбегались поля, уже приготовили дрова для костра, и колдуну оставалось их сложить островерхим шалашом. Постепенно к холму подходили остальные жители деревни, но в отличие от стариков оставались на почтительном расстоянии от сложенного костра, переговаривались негромко: на их лицах отражалась торжественность предстоящего действа, они с уважением и страхом смотрели на колдуна и с любопытством на Лешека.

Колдун скинул плащ, кафтан и сапоги, подпоясался и надел медвежью шкуру, которую Лешек не без трепета помог ему застегнуть.

- Отойди к старикам. Когда от костра останутся только тлеющие угли, сделай им знак, что можно расходиться. После этого можешь меня поить вот отсюда, - он протянул Лешеку туесок, - до рассвета надо закончить, времени не так уж много.

Он надел на себя медвежью голову, чем снова напугал Лешека, разжег костер и сел очень близко от него, прямо в шкуре. Лешек подумал, что колдуну не только жарко, но и душно под ней. Сначала колдун просто сидел перед высоким огнем, положив подбородок на колени, - это было долго и скучно, но никто из деревенских не роптал. Однако когда костер начал догорать, колдун подсел к нему ближе и кидал на горящие угли какую-то траву, от которой вверх поднимался пахучий белый дым. Потом, когда трава кончилась и последние клубы дыма растаяли в полумгле летней ночи, он снова замер и сидел неподвижно, как вдруг до Лешека донесся еле слышный звук, похожий на тонкое гудение жука, рассекающего крыльями воздух. Лешек не понял, откуда он исходит и что может издавать этот звук; между тем деревенские подняли головы и лица их оживились.

Звук нарастал медленно и постепенно перешел в дрожь, которая легкими толчками сотрясала воздух; к шороху присоединился шипящий свист. И каждый толчок, ударяя Лешека в грудь, заставлял его сердце стучать в такт этому биению. Только когда толчки усилились, обретая сложный ритм, и свист превратился в звон, Лешек понял, что это поет бубен колдуна.

Между тем колдун, одетый в медвежью шкуру, стал постепенно выпрямляться, настолько медленно, что уловить движения было невозможно. И вместе с ним над тлеющими углями начал подниматься огонь - так же медленно, неуловимо, и языки его метались в ритме, который задавал им бубен. Лешеку тоже хотелось двигаться в этом ритме, и сердце его трепыхалось беспомощно, не в силах его повторить.