Книга Агентство "Золотая шпилька". Дело парикмахера Любочки. Бес в ребро - Ирина Меркина

С ним — было, и было хорошо. А в постели особенно, хотя в том не было его чрезмерной заслуга. Просто она знала, что он вошел в ее жизнь ниоткуда и скоро уйдет в никуда, а потому не все ли равно, что он про нее будет думать. Это напоминало детский сон, когда вдруг понимаешь, что спишь и можешь делать все, что угодно.

С маленькой Алиной такое случилось всего однажды; во сне она в упоении начала скакать и громко орать, чего наяву никогда не позволялось, — и была среди ночи разбужена перепуганными родителями, потому что, как оказалось, кричала по-настоящему. В те времена они еще жили в обычной квартире, и мама с папой могли слышать ее через стенку.

Потом папа начал зарабатывать деньги, они переехали в большой дом, потом в другой, еще больше, но для нее, Алины, жизнь становилась все труднее. Теперь вокруг постоянно были чужие люди — горничные, охранники, гувернантки, — и при них надо было вести себя безукоризненно, чтобы не давать повода к насмешливым взглядам за спиной. Контролировать себя даже во сне. Держаться королевой и «думать об Англии».

Чувство вседозволенности она испытала вновь уже гораздо позже, и оно было таким же сладким и постыдным, как в раннем детстве, когда среди ночи выпускаешь из себя горячую струю и переживаешь ни с чем не сравнимое наслаждение, которое сменяется липким холодом мокрой простыни, пронзительным электрическим светом, возмущенным ворчанием взрослых.

С Вадимом она всегда «думала об Англии». Это был стиль их отношений: она — стыдливая принцесса, он — разнузданный свинопас.

Итак, подмену она обнаружила с первого дня, с первой минуты, когда он только появился на пороге ее квартиры в знакомой белой ветровке. Но для окончательной проверки на вшивость, для собственного успокоения Алина использовала ту самую фривольную английскую легенду. Вадим-то знал ее прекрасно, они вместе в Лондоне покупали в сувенирной лавке женские трусики с сердечком, раскрашенным в цвета британского флага, и надписью «Think of England»[5]. А этому, другому, она рассказала, будто в первый раз, как одна из королев Британии (забыла, какая именно, вот позор!) поучала свою дочь перед замужеством, предупреждая ее об омерзительных для истинной леди сторонах супружеской жизни: «Закрой глаза и думай об Англии».

Это было после одного из восхитительных полуденных всплесков страсти, которая пробуждалась в них синхронно, заставляя каждого выходить из своей комнаты и искать другое тело, чтобы сплестись с ним в жадном танце. В тот раз они свалились на ковер с дивана в гостиной, бедного узкого дивана, который совершенно не был приспособлен для таких упражнений. Солнце, продираясь сквозь занавески ручного плетения, било ей в глаза, и она кричала в полный голос криком ослепительным, как солнечный свет. Прямо на полу она рассказала ему английскую байку, и он посмеивался, развалясь на ковре и щурясь на солнце, как сытый кот.

Метаморфоза произошла неожиданно. За несколько недель она привыкла не сдерживаться, давать себе волю, и оказалось, что так можно жить с мужчиной наяву, а не во сне. Жить изо дня в день, не опасаясь насмешки и скрытого презрения. Почему-то она все больше проникалась уверенностью, что от этого, другого, можно не ждать подвоха.

Про себя она так и называла его — Другой. Вслух — Дик, в минуты особой нежности — Дикий. Вадим рассказывал, что так звал его покойный отчим. После смерти Степана Алексеевича имя не использовалось, лежало в глубине памяти, как старая фотография. Алина сняла его с полочки, сдула пыль и отдала Другому.

Двухходовку Вадима она тоже раскусила быстро — уж слишком часто мужчина кстати и некстати поминал свое чудодейственное исцеление и рождение будущего ребенка. Значит, он исчезнет, как только она забеременеет. А это случится скоро, наверняка Вадим подобрал для своей авантюры настоящего, проверенного профессионала. Смена караула пройдет незаметно, потому что под предлогом заботы о здоровье плода любовные утехи немедленно прекратятся вплоть до появления малыша на свет. Потом она родит, начнет нянчить и кормить, и ей станет не до того. А спустя год или больше ее тело просто забудет, как это вообще было до родов.

Ей очень хотелось ребенка, хотелось давно, и возраст уже поджимал. Но она решила растянуть удовольствие. Пусть Другой побудет с ней подольше. Заслужила же она хоть немного счастья. Простого бабского счастья, как написали бы в романе.

Она пошла в частную клинику и попросила выписать ей самые надежные контрацептивы, которые действуют с первого дня употребления. Такие сильные средства долго употреблять не стоит, предупредила ее врач, это вредно для здоровья. Да я и ненадолго, успокоила Алина ее и себя, всего на несколько месяцев. А потом — черт с вами! — пусть все возвращается на круги своя. Зато у нее останется ребенок от этого чудного мужика.

В самых сокровенных мечтах она представляла себе, как это было бы здорово — и справедливо! — если бы с ней остались и ребенок, и чудный мужик.

Женщина в комнате наконец открыла рот.

— Здравствуйте, — удивленно произнесла она. — Но я не Алина. Я думала, Алина — это вы. Я Света из Петрозаводска.

Щелкнула и открылась дверь ванной. Из яркого света, кафельного блеска и клубов пара вывалился Вадим в халате и с махровой чалмой на мокрых волосах. Край полотенца от движения сполз ему на глаза, и он, видимо, не успел разглядеть ни фигуру на пороге комнаты, ни незваную гостью в коридоре.

— Аля, ты вернулась? — спросил он в пространство, разматывая чалму, прежде чем Таня успела подумать, что, собственно говоря, делает здесь ее возлюбленный, которому полагалось сейчас в ее кухне готовить к ужину китайскую лапшу.

Аля? То есть Алина? Он принял ее за Алину? У Тани все внутри похолодело, и тут же, без перехода, ее бросило в жар. Значит, он обманывал ее все это время! Он никуда не уходил от жены и уходить не собирался. Ему не нужна никакая свобода, а нужна молодая любовница без комплексов.

Но он же ночевал у нее целый месяц! Что он, интересно, врал Алине о том, где проводит ночи?.. И что он соврет сейчас ей, Тане, обнаружив ее в своей квартире?

Она могла многое простить мужчине. Но только не вранье. Врун не уважает себя и других, с таким человеком нельзя иметь дело. Неужели она могла так ошибиться?

Тане стало противно, как будто она попала в дом, где прорвало канализацию и вонючая жижа чавкает под ногами. Чувство брезгливости было таким натуральным, что она непроизвольно отступила в первую попавшуюся дверь — кажется, это была кухня, — чтобы оказаться подальше от всей грязи, в которую так неосторожно влезла.

Но Вадим, справившись с полотенцем и обретя способность видеть, даже не заметил ее, хоть и скользнул по ней взглядом. Словно она была пустым местом, старой вешалкой, наткнувшись на которую хозяева каждый раз удивляются, почему она до сих пор не на помойке. Он во все глаза смотрел на невзрачную Свету, крутил головой и пытался что-то выдавить из себя.

— Светка! — вырвалось у него наконец с мольбой и отчаянием. — Свет, послушай!