Книга Его Величество - Владимир Васильев

Я поручаю Чичерину доставить вам эти строки, потому что он будет в состоянии поставить вас в известность обо всем, что вы пожелаете узнать о здешних событиях, и мне приятно думать, что вы не будете недовольны, повидать его. Я позволил себе, дорогой Константин, назначить его своим генерал-адъютантом, так как я не мог бы сделать более подходящего выбора для подобного назначения.

Я представляю вам, дорогой Константин, копию приказа по армии, быть может, вы позволите сделать то же самое по отношению к войскам, состоящим по вашим командованием, так как мне кажется, что все то, что будет напоминать им об их благодетеле, должно быть им дорого…».48

В кабинет вошел Левашов.

— Что-то срочное, Василий Васильевич? — спросил нетерпеливо император, бросив на него быстрый взгляд.

— Ваше величество! Только что к нам доставили Михаила Федоровича Орлова, — доложил генерал-адъютант. — Вы желали сами с ним поговорить.

— Поговорю, — сказал император, отодвигая на край стола недописанное письмо. — Вы можете остаться. У нас секретов нет. Правда? — он, улыбаясь, посмотрел на Орлова, стоящего чуть позади от Левашова.

— Какие секреты? — Орлов театрально развел руками.

Николай Павлович, молча, указал ему на кресло возле стола.

Михаил Федорович Орлов жил в отставке в Москве. Бывший флигель-адъютант покойного императора Александра I, пользовавшийся его расположением, считал, что принадлежит к тем людям, которым Бог дал право вершить великие дела. Увлеченный этой идеей, он скоро оказался чуть ли не руководителем заговора. И лишь когда общество поставило перед собой цель свержения самодержавия и убийство царствующей семьи, Михаил Федорович заявил, что выходит из мятежной организации.

— Не будем терять времени, Михаил Федорович, его нет у тебя, и у меня тем более, — обратился к арестанту император. — Прошу рассказывать подробно, ничего не утаивать. Нам многое известно об обществе, его целях, мы знаем почти всех участников. Большинство из них находятся сейчас в Петропавловской крепости. Тебя же, как старого флигель-адъютанта покойного императора, допрашивать не хочу, не желаю слепо верить уликам на тебя, а с душевным желанием выслушаю твой откровенный рассказ о заблуждениях.

— Ваше величество! — снова картинно махнул руками Орлов. — Какой заговор? Какое общество?

— Прошу тебя говорить правду, — сказал император, нервно дернув головой.

— Я правду говорю, — буркнул Орлов.

— Я уже сказал, что не допрашиваю тебя. Расскажи правду. Просто расскажи, что знаешь, — Николай Павлович терял терпение.

— Я ничего об этом не слышал и если бы услышал, то не поверил, посмеялся бы над этим, как над глупостью, — продолжал Орлов насмешливым тоном.

— Прошу вас, Михаил Федорович, не заставьте меня изменить моего с вами обращения; отвечайте моему к вам доверию искренностью, — сделал еще одну попытку разговорить Орлова император.

Тот рассмеялся и еще язвительнее сказал:

— Разве об обществе под названием «Арзамас» хотите вы узнать?

— До сих пор с вами говорил старый товарищ, теперь вам приказывает ваш государь; отвечайте прямо, что вам известно, — повысил голос Николай Павлович.

— Я уже сказал, что ничего не знаю и нечего мне рассказывать, — прежним тоном ответил Орлов.

— Император поднялся с кресла. Под тонкой белой кожей заметно ходили желваки. Лицо его вытянулось к подбородку. С трудом сдерживаясь, император сквозь зубы процедил Левашову:

— Вы слышали? Принимайтесь же за ваше дело.

Обернувшись к Орлову, едко усмехнулся:

— А между нами все кончено.49

К письму Константину он мог вернуться после полуночи. Короткую приписку удалось сделать между допросами:

«В 12 1/2 часов ночи.

Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени. Подвергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте в неизменную дружбу вашего верного брата и друга. Николай».50

* * *

Допросы продолжались. Николай Павлович, читая записки мятежников, все больше укреплялся в мыслях, высказанных им при встрече с матушкой, о необходимости начать обобщение дельных предложений.

Кто будет разбирать бумаги императора Александра I, у него сомнений не было. Николай Павлович без колебаний назначил Сперанского. Михаил Михайлович был не так молод, как в годы своего карьерного роста при Александре Павловиче, когда работал над проектами государственного управления, экономики, финансов. Но замены Сперанскому не было. В государственном аппарате не находилось человека, который бы так хорошо разбирался в законах империи и умел логично выстраивать тексты.

Перед встречей со Сперанским, Николай Павлович побывал в кабинете Александра I.

На большом дубовом столе аккуратными маленькими стопками лежали бумаги. Пачки были почти одинаковые по высоте. Посреди стола высился черный прибор с несколькими ручками. Перед креслом, плотно придвинутым к столу, ровно посредине, лежал чистый лист бумаги.

Николай Павлович взял верхнюю папку из ближней к нему стопки. Красивым почерком на ней было выведено: «Предложения по укреплению финансового порядка».

«Это уже интересно, — подумал он. — Оказывается, брат готовился к серьезной работе. И кто же у него в советниках?»

Пересмотрев всю папку, где многое было непонятно, Николай Павлович нашел только одну фамилию — министра финансов Канкрина, назначенного Александром Павловичем после вышедшего в отставку Гурьева. Предложения Канкрина о сокращении бумажных денег, переходу повсеместно на металлические рубли заинтересовала императора.

«Итак, Канкрин, — подумал он. — Вот и второй, после Сперанского, член нового Комитета».

Положив папку на место, Николай Павлович взял другую. К обеду список статских сановников увеличился еще на два человека. Сюда вошли князь Александр Николаевич Голицын и Дмитрий Николаевич Блудов.

Откинувшись на спинку кресла, заложив руки за голову, Николай Павлович смотрел перед собой, переводя взгляд с одной папки документов на другую. Он уже знал в общих чертах их содержание и понимал важность задач, которые ставил перед собой умерший император. Многое сейчас было недоступно, но государь не отчаивался. Его никогда не пугало незнание. Оно его возбуждало, заставляло лихорадочно думать и даже радовало, что скоро он постигнет новые знания, узнает то, что никогда бы не узнал в своей жизни, если бы волею судьбы не стал государем российским.