Книга Аргентина. Лонжа - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не-е-ет, тут хуже дело.
Лонжа и сам понял, что хуже. Слишком уж растерянным выглядел старший эсэсман. Да и комендант, даже спросонья, не стал бы зря гонять казенный мотоцикл.
– Айсман!
– Я!
– Альтбергер!
– Я!..
Когда откричали, староста хотел доложить «черному», но тот и слушать не стал.
– На аппельплац! Шагом… Нет, отставить… Бегом, ма-а-арш!
– Бегом? – не утерпел кто-то. – Камрады, да ведь это же побег!
* * *
Вдоль бараков, вдоль забора, комендатуры и служб – ровный строй серых и полосатых. Только возле открытых ворот – разрыв, там усиленный караул с пулеметами. Несколько патрульных на мотоциклах уехало, другие наскоро собираются.
На плац выгнали всех, и больных, и тех, кто в карцере. Кого не держат ноги, уложили кулем прямо на пыльный асфальт. Перекличку провели дважды, вначале по ротам, затем общую. Офицеры охрипли, сорвали голос…
– Из второй роты, – шелестит по рядам. – Двое или трое. Отсюда, прямо из лагеря.
Не все верят шелесту. Забор, проволока, пулеметчики на вышках, патрули с овчарками. А еще блокфюреры, дежурные в бараках, старосты, вездесущие «фризеры». Невозможно! Или… Возможно?
– Из «эсэсов» кто-то помог, – громким шепотом в ухо. – Перед нами здесь всех «черных» собрали, комендант поросенком орал…
Стоящий перед строем эсэсовец, не поворачиваясь, показывает кулак. Потом не выдерживает, оглядывается быстро.
– Ерунда! Наши все на месте.
Комендант возле одной из вышек, с офицерами. Подозвав одного, что-то пролаял, коротко и хрипло. Правая рука – вперед и вверх.
– Хайль Гитлер!
Офицера сдуло адским вихрем. Подбежал к строю второй – штрафной! – роты, расставил ноги пошире…
– Пропали парни! – вздохнул кто-то.
– Как бы нам всем не пропасть, – возразили ему.
– Вторая рота-а-а!.. Бего-о-ом!..
В ровном строю – разрыв. Тех, кто стоял там, уже нет. И не будет. Лонжа горько усмехнулся. Земля и люди на земле. Он ошибся…
Ад!
Вновь комендантский лай. Черные бесы дернулись, закружили, спеша к своим пасомым. У строя роты – Саксонский Медведь. Откашлялся, на асфальт сплюнул.
– Значит так, сволочи! Герр комендант дает два дня, чтобы одумались и сами все рассказали. И про побег, и про то, кто помогал. Скажете – значит, при яйцах останетесь. А промолчите – второй роте завидовать будете. С каждым лично пообщаюсь…
Взглянул недобро, сжал мосластые кулаки.
– И не геройствуйте. За два дня не разберемся, не поймаем подлецов – из Берлина приедут. А уж тогда все кровью кашлять станем… Работа на стройке временно отменяется, личному составу находиться в расположении роты. Ясно?
– Та-а-к точно-о! – единым дружным вздохом. Чем бы ни грозили – это будет не сегодня. Два дня, целая вечность…
– Нале-во! В помещение роты бего-о-ом!..
* * *
– Извини! – напарник, Ганс Штимме, взглянул виновато. – Тут только наши, члены КПГ и сочувствующие. Ну, вроде закрытого партийного собрания.
Лонжа уже понял. «Красные» столпились в самом дальнем углу, забили нары, заступив проход. И караульных выставили, двоих, для верности. Штимме подальше, плечистый здоровяк из новеньких – поближе, проход перекрывая.
– Ваши тоже, – словно оправдываясь, напарник кивнул в сторону входа.
Там – «черные», тоже густой толпой. И тоже при дозорных.
Лонжа резко выдохнул:
– Порознь? Так передай своим: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет…
– …И всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит, – Штимме кивнул. – Помню, но Библия – это теория, а партийная дисциплина – практика.
– И все-таки передай.
«Черный» дозорный Лонжу пропустил, поторопил даже. Мол, уже начали, камрад.
И тут – партийная дисциплина.
– …Фамилии уточняем, – негромко рассказывал Гном. – Но уже точно известно: трое. Все уголовные, двое настоящие, с судимостями, а третий по глупости залетел, с соседом-штурмовиком подрался. А как бежали – пока неясно. Есть версия, что выехали на машине, при пропусках с комендантской подписью и охране. Якобы на железнодорожную станцию, груз привести.
– Какой же это побег? – поразился кто-то. – Если с пропусками?
Михаэль Куске усмехнулся:
– А такой! За час до этого, при предыдущих караульных, еще одна машина выехала, тоже на станцию. Шофер, охрана – и трое с пропусками на те же фамилии. И, понятно, с подписью. Герр комендант не всегда читает, что ему на стол кладут, особенно если с похмелья. Приказ насчет поездки был, а что его два раза выполнили, только на следующее утро сообразили.
– А охрана? Шофер?
Бывший унтерштурмфюрер развел руками:
– Ищут. Чисто сработано! Но сейчас, партайгеноссен, важно другое. В любом случае – это организовали не наши, мы во все роты посыльных направили.
– И не наши, – негромко прозвучало из прохода.
«Красные»! Впереди – главный, берлинский металлист. С ним Лонжа даже не познакомился – партиец из принципа не общался с «черными».
– Мы тоже разослали гонцов. По всем данным – или уголовные постарались, или провокация. Коменданта многие в охране не любят потому, как все «левые» деньги под себя подгребает. Могли и подставить.
– Две с половиной марки в день, – откликнулись из самой глубины. Лонжа невольно кивнул. И это уже не тайна.
– Значит, не политические, – резюмировал Гном. – И не герои-одиночки, такое серьезной подготовки требует. По-моему, это многое меняет.
– Меняет, – донеслось «красное» эхо. – Если отнестись к случившемуся, как к вражеской провокации, то имеет смысл…
– …Самим найти организаторов, – закончил кто-то из «черных». – Найти – и…
Повисла глухая тяжелая тишина. Никто не решался произнести остальное. И тут заговорило знакомое танго, близко, совсем рядом. Невидимый режиссер взмахнул палочкой, рассекая молчание.
– Вторую роту раскидали по карцерам, – глухо вздохнул металлист. – Актив у коменданта, бьют всех смертным боем. Нам передали, что трое уже в санитарной части, едва ли выживут. И это только начало, через два дня вся рота там будет. Нашего врача вы знаете, оформит как умерших от гнойного аппендицита. Потом возьмутся за остальных.
– Из Берлина приедут, – Гном поглядел вверх, в низкий потолок. – А это – «стапо». Там не просто бьют, уж я знаю. Найдут быстро, только и остальным придется туго.