Книга Галерея римских императоров. Доминат - Александр Кравчук

Правда, учрежденный императором трибунал обнаружил, что письма поддельные, но было уже поздно. Однажды вечером во второй половине августа в медиоланский дворец примчался гонец с грозным известием: Сильван объявил себя цезарем!

Ему пришлось так поступить, ибо выбора не оставалось. Со всех сторон постоянно поступали донесения, как обращается Аподемий с близкими Сильвану людьми, а последний слишком хорошо знал придворные нравы, чтобы понимать, что, по сути, подбираются к нему. А узнав об афере с фальшивками в Медиолане, наместник осознал, как много у него врагов в императорском окружении. Ввиду стольких опасностей Сильван видел единственный выход: бежать к франкам, из которых происходил его отец Бонифаций, служивший потом в армии под командованием Константина Великого. Однако, будучи рожденным в Галлии и получив неплохое образование и воспитание, Сильван — христианин и человек римской культуры — не мог себе представить жизни среди варваров. Об этом же напрямую заявил ему доверенный офицер, тоже франк по происхождению: «Германцы или убьют тебя, или выдадут императору за деньги».

А раз все равно было пропадать, что от римлян, что от франков, оставалось только одно: самому стать цезарем. Риск, конечно, имелся, но были и шансы на успех, так как, несмотря на крах Магненция, сепаратизм в Галлии не умер, а многочисленные солдаты-германцы в его частях, естественно, поддержали бы своего земляка, облаченного в пурпур.

Все решилось буквально в течение нескольких дней в Колонии Агриппине (сейчас — Кельне). Еще 7 августа 355 г. там торжественно справляли тридцать восьмой день рождения Констанция, а уже одиннадцатого числа того же месяца Сильван появился на публике в церемониальном одеянии императора. Поскольку в Колонии не нашлось настоящего пурпура, плащ сшили из кусков красного сукна, позаимствованного из знамен и боевых штандартов.

Известие о кельнском мятеже застало всех врасплох. Император немедленно созвал консисторию; когда началось ее заседание, ночная стража сменилась во второй раз. Настроение было унылое, опасались гражданской войны. В конце концов решили пойти на хитрость: притвориться, что здесь ни о чем не догадываются, и попросту сместить Сильвана. Кто-то посоветовал столь ответственную миссию поручить Урсицину. Сей отличившийся на Востоке военачальник уже год как содержался при дворе, безосновательно обвиненный в мятежных кознях.

Незамедлительно призванный Урсицин той же ночью отправился в Колонию. Он вез с собой весьма учтивое письмо цезаря, предлагающее Сильвану передать командование именно ему, а самому прибыть ко двору. Среди десяти офицеров, сопровождавших Урсицина, был и Аммиан Марцеллин. Вот фрагмент его отчета о том удивительном и опасном путешествии.

«Итак, мы спешили, преодолевая ежедневно солидный отрезок пути, ибо стремились достичь земель, объятых мятежом, прежде, чем известие об узурпации хоть сколько-нибудь распространится. Но как мы ни торопились, молва опережала нас, не иначе как по воздуху. А потому уже при въезде в Колонию мы сразу поняли, что ситуация превосходит наши возможности. К городу со всех сторон подтягивались толпы людей, спешно укрепляя начатое дело; тут же располагались многочисленные войска.

Что же мы могли предпринять при таком положении вещей? Самым разумным казалось, чтобы наш командир действовал в соответствии с волей и намерениями нашего владыки. Следовало притвориться, что мы присоединяемся к Сильвану и поддерживаем его. Ибо только так, якобы соглашаясь с узурпатором, чтобы он не ожидал от нас ничего плохого, и усыпив его бдительность, можно было обмануть его. Воистину трудный план!

Нашего командира приняли милостиво. Правда, его заставили приветствовать гордого носителя пурпура со всеми полагающимися почестями, но ситуация и так требовала склонить голову. Впрочем, к Урсицину относились с положенным выдающемуся человеку и другу уважением. Правитель был для него доступен, часто угощал за своим столом, где оба вели доверительные беседы о важнейших делах. Сильван возмущался:

— Консульские и другие высокие посты раздаются прохвостам. Мы солидно попотели, спасая государство, и какова награда? Нам отплатили пренебрежением и наветами! Меня изводят позорными расследованиями против близких ко мне людей и фабрикуют обвинения, якобы я — преступник, оскорбивший величие императора. Тебя сорвали с места на востоке и заставили прислуживать подлым завистникам!

Такие и подобные речи он вел часто. А нас тем временем страшило другое. Ибо отовсюду доносилось грозное ворчание сильвановых солдат, жалующихся на недостатки в снабжении и требующих от своего предводителя вести их немедленно через альпийские перевалы на Италию.

Таким образом, мы жили в постоянном напряжении и во время тайных совещаний лихорадочно пытались выработать план, у которого были бы хоть какие-то шансы на успех. Сколько раз страх заставлял нас отказаться от уже принятых решений! В конце концов мы пришли к выводу, что нужно, соблюдая всяческую осторожность, найти исполнителей и связать их крепчайшей клятвой. Выбор пал на отряды бракхиатов и карнутов, которые показались нам наименее преданными узурпатору и готовыми перейти на нашу сторону за хорошую плату. Работу выполнили специально отобранные агенты из числа рядовых солдат; на них, как на людей незначительных, никто не обращал особого внимания.

Предвкушая высокую награду, солдаты принялись за дело, едва забрезжил рассвет. Вели они себя дерзко, как это бывает в рискованных предприятиях, перебили стражу и ворвались во дворец. Вытащив Сильвана из часовенки, где тот попытался укрыться, застигнутый врасплох, когда шел на собрание христианской общины, нападавшие закололи его мечами».

Так выглядят события в изложении Аммиана Марцеллина. Правил Сильван ровно 28 дней, а значит, смерть его приходится на начало сентября 355 г. Известие об уничтожении узурпатора Констанций воспринял с огромной радостью, что вовсе не означало должную оценку заслуг Урсицина. Наоборот, от него потребовали объяснений о якобы захваченной казне Галлии.

Практически незамедлительно, как это было в случае Магненция, а затем и Галла, начали вылавливать и, заковав в кандалы, допрашивать сторонников узурпатора. Но эти следствия и даже смертные приговоры грозили сравнительно немногим, зато по всей Галлии больно ударили последствия краха Сильвана.

Уже ранней осенью того же года на земли Галлии из-за Рейна хлынула новая волна германских захватчиков. Самую большую опасность представляли алеманны, дальше с севера продвигались франки и саксонцы. Пали римские укрепления и форты, захвачены были свыше 40 городов по Рейну и в глубине страны. Среди них — такие крупные, как Аргенторат, то есть Страсбург, Могонциакум — Майнц, Августа Неметум — Клермон-Ферран. Осаждали и Колонию (Кельн). Варвары сожгли деревенские поселения, жителей угнали за Рейн, а скот и зерно собирали в падежных местах, чтобы иметь запасы на случай будущих походов. Некоторые отряды опять добирались до долины Луары и Сены.

НОВЫЙ ЦЕЗАРЬ

А император тем временем пребывал в раздумьях, сомнениях и медитациях. Предметом всех размышлений и совещаний была проблема, как эффективно противостоять нападениям, не покидая при этом Италии? В результате возникла идея поручить сию задачу двоюродному брату, Юлиану, сделав его соправителем. Идея неожиданная, весьма странная, если не сказать абсурдная. Ведь Юлиан не имел ни малейшего политического или военного опыта, да и вообще считался недотепой, мечтателем, вечным студентом, живущим исключительно в мире бесполезных книг. Возможно, эту мысль изначально поддерживала императрица Евсевия. Одни говорят, что она попросту боялась поездок в охваченную войной Галлию, куда ей пришлось бы сопровождать мужа, а по мнению других, императрица испытывала к молодому человеку определенную симпатию, возможно, видела в нем некую одаренность или считала, что именно он как единственный, кроме Констанция, мужской представитель династии должен стать цезарем.