Книга Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко

Все здесь хорошо и понятно, однако у нас возникает определенная трудность: в каких-либо официальных источниках, «завязанных» на Службу внешней разведки России, фамилия Г. М. Хейфеца не встречается. Что неудивительно — не может же разведка откровенно рассказывать обо всех своих сотрудниках, даже выдающихся, тем более что таких там тоже было и есть немало… Имеющиеся же «неофициальные» биографии утверждают, что Хейфец, резидент в Италии, был в 1938 году отозван в Москву, переведен из разведки на службу в ГУЛАГ и получил направление в Воркуту, от которого отказался по состоянию здоровья. В НКВД к резиденту, не пожелавшему менять Апеннины на приполярный Урал, отнеслись с пониманием — и он не только был безболезненно уволен со службы, но и определен на работу во Всесоюзное общество культурных связей с заграницей, заместителем председателя, на каковой должности благополучно пребывал до октября 1941 года, когда он, получив оперативный псевдоним «Харон», был отправлен резидентом в Сан-Франциско…

Эта версия вызывает сомнения — особенно когда вспомнишь о трагических судьбах резидентов Базарова, Гутцайта, да и того же недолгого начальника разведки Пассова. А тут товарищ заявил: «Мне, мол, климат Воркуты после Рима не подходит — холодновато там будет, да и ветрено» — ну и всё, и никаких вопросов!

Поэтому тот вариант, что предложил Судоплатов, представляется все-таки более реальным, хотя и не имеет документального подтверждения:

«Хейфецу повезло: в 30-х годах он не был репрессирован. Его отозвали в Москву, и хотя в ноябре 1938 года Ежов дал указание об его аресте, оно не было выполнено. Вскоре Хейфеца направили в Соединенные Штаты, на Западное побережье, для активизации разведывательной работы.

Перед Хейфецем была поставлена задача установления прочных связей с агентурой “глубокого оседания”, созданной Эйтингоном для использования в случае войны между Советским Союзом и Японией. Первоначальный план заключался в том, чтобы создать сеть нелегалов в американских портах по примеру Скандинавии для уничтожения судов со стратегическим сырьем и топливом для Японии. Не зная о японских намерениях атаковать Юго-Восточную Азию или Перл-Харбор, мы предполагали, что они сначала начнут военные действия против нас».

В данном случае Судоплатов пишет о том, что хорошо знает, — именно он руководил в НКВД диверсионной работой, так что в данном случае (случаи-то всякие бывают!) доверять ему можно.

Кстати, если возвратиться к продолжению растиражированной (но неофициальной!) биографии Григория Хейфеца, то и здесь некоторые моменты вызывают, мягко говоря, удивление. Утверждается, что в июле 1944 года он возвратился из командировки в Сан-Франциско, поработал в Центре, в 1947 году был почему-то из НКВД уволен и назначен заместителем ответственного секретаря и членом президиума Еврейского антифашистского комитета. Ну, здесь-то все понятно и допустимо, так же как и то, что в ноябре 1951 года Григорий Маркович был арестован по делу этого самого комитета и осужден на 25 лет. Однако в октябре 1952 года дело Хейфеца пересмотрели и добавили «терроризм и участие в заговоре в органах МГБ». А потом, 2 февраля 1953 года, почему-то следователь, а никто иной, объявил Григорию Марковичу, что он приговорен к расстрелу, — но расстреливать его не стали, а в конце года он вообще был оправдан вчистую и преспокойно прожил себе еще 30 лет…

Ладно, всё же будем считать, что с вероятным начальником Лягина мы познакомились. Теперь поговорим о том, чем же занимался сам Виктор на западном побережье Соединенных Штатов Америки. Известно об этом немногое, но все-таки: «Руководил сбором информации по американским военно-морским судостроительным программам и по технологическим новинкам на предприятиях Западного побережья США. Через завербованную им агентуру Центр получил технические данные и описание устройств для защиты судов от магнитных мин, информацию о планах США по строительству авианосцев, другие ценные разведывательные материалы».

О работе Виктора в том же направлении писал и генерал Судоплатов:

«Помощнику Хейфеца в консульстве Сан-Франциско Лягину, инженеру, выпускнику Ленинградского судостроительного института, было дано специальное задание получить данные о технологических новинках на предприятиях Западного побережья. Основная задача, поставленная перед ним, — сбор материалов по американским военноморским судостроительным программам. Я помню одно из его донесений. В нем говорилось о большом интересе, который проявляется американцами к программе строительства авианосцев. Лягину также удалось завербовать агента в Сан-Франциско, давшего нам описание устройств, разрабатывавшихся для защиты судов от магнитных мин».

Обратим внимание на следующие моменты. Павел Анатольевич уверенно связывает имена Лягина и Хейфеца, тем самым еще раз подтверждая, что Хейфец в 1939 году находился в Соединенных Штатах. Зато самого Лягина он превращает в выпускника питерской «Корабелки» — как помним, Ленинградский кораблестроительный институт был создан в 1930 году на базе одноименного факультета Политехнического института (сейчас это Санкт-Петербургский государственный морской технический университет). Ну что ж, значит, в стенах Политеха Лягин получил такую разностороннюю и глубокую подготовку, что вполне мог сойти за инженера-кораблестроителя — причем, как покажет время, не только в глазах своих благожелательных начальников. Еще раз — низкий поклон Политехническому институту!

Однако обратимся к конкретным результатам оперативной работы Виктора Лягина.

Без всякого сомнения, из всего перечисленного выше важнейшим являлся вопрос защиты судов от магнитных мин — принципиально нового оружия, появившегося в 1920—1930-х годах. Впрочем, авианосцы это тоже было новое и перспективное оружие: хотя их боевое применение началось в Первой мировой войне, но должной и объективной оценки они тогда еще не получили, зато во Вторую мировую войну именно авианосцы станут главной ударной силой флотов США, Японии и Великобритании. Но планы строительства авианосцев — это перспектива долгих лет, информация эта была нам нужна фактически для общего сведения, тогда как защита кораблей от магнитных мин представлялась насущной необходимостью сегодняшнего дня.

Кстати, насколько грозным и эффективным оружием считались в то время морские мины, можно судить хотя бы по следующим данным: «В 1-ю мировую войну всего было установлено около 310 тысяч морских мин, на которых погибло около 400 кораблей (в том числе 9 линкоров, 10 крейсеров, 106 миноносцев, 58 подводных лодок) и около 600 торговых судов всех воевавших государств». Получалось порядка трехсот мин на корабль или судно. Для сравнения: в Первую мировую войну, в 1915–1916 годах, на то, чтобы сбить один самолет, тратилось порядка 11 тысяч снарядов зенитной артиллерии. В 1918 году — «всего лишь» две тысячи, что, понятно, тоже немало. Но какова разница в количестве мин и снарядов, насколько мина получается эффективнее!

Конечно, «всякое сравнение хромает», артиллерийский снаряд стоит гораздо дешевле морской мины, но ведь и тот же миноносец (типа «Новик», например), с экипажем в 142 человека, вооруженный четырьмя орудиями, четырьмя пулеметами и четырьмя, опять-таки, двухтрубными торпедными аппаратами, ни в какое сравнение не шел с каким-нибудь фанерно-тканевым «Ньюпором» или «Фарманом». (Уточним, кстати, что этот самый легендарный эскадренный миноносец «Новик», переименованный большевиками в «Якова Свердлова», погиб, подорвавшись на немецкой морской мине 28 августа 1941 года, при переходе из Таллина в Кронштадт.)