Книга Лежу на полу, вся в крови - Йенни Йегерфельд

— А, ну да, наверное, было бы неплохо.

Подарок на мамино сорокапятилетие. Я подумала, интересно, получит ли она его вообще когда-нибудь. Увижу ли я ее когда-нибудь снова, будет ли у меня шанс ей его вручить.

— Что сказала директриса? Очень разозлилась?

— Нет, нет. Совсем не злилась. Но мы оба сошлись на том, что на уроках скульптуры ученикам лучше заниматься скульптурой.

— Полка — это…

— «…тоже скульптура». Да-да, помню. Не уверен. Ну ладно. В общем, мне все равно придется несколько раз задержаться в школе до самого вечера, потому что мне нужно выставить старшим классам годовые оценки, они уже волнуются, как не знаю кто. Ну так вот, это значит, что я и тебе смогу помочь — если тебе понадобится помощь, конечно.

Лицо Энцо одновременно выражало шок и смущение — мы не привыкли к такому вниманию со стороны Вальтера. Энцо промямлил, что нам пора на урок. Я просигналила ему пальцами — две минуты! — и он пошел вперед. Коридор начал пустеть, и я подумала, что Вальтеру тоже нужно идти в свой класс, однако тот продолжал стоять, потряхивая своей шевелюрой прекрасного принца и сжимая мягкими от крема для рук пальцами мое запястье.

Когда Энцо отошел достаточно далеко, я наконец решилась сказать:

— Да… мы хотели бы вернуть вам деньги за футболку.

— Твой папа что-то об этом говорил, но не стоит, не бери в голову.

— Но мне и самой было бы приятно.

— Да не стоит, правда. Ты же не нарочно отпилила себе палец?

Ну вот, опять эти инсинуации. Как бы мне хотелось втолковать ему, папе и всему миру, что человек прекрасно может носить черную одежду без того, чтобы резать себе руки. Что человек необязательно настроен суицидально, если он отказывается постоянно разгуливать с довольным видом и всем улыбаться. Что прежде чем забрасывать камнями мой огород, им не мешало бы задуматься, как они сами справляются со своими страхами, а то я как-то не замечала, чтобы они особо преуспели в их вербализации. Вальтер продолжил:

— У школы наверняка есть какая-то страховка, покрывающая подобные случаи. Я поговорю об этом с директором.

— Ну хорошо, но можно я хотя бы выстираю футболку? В благодарность за помощь.

Вальтер запнулся и наконец ответил:

— Ну да, хорошо, конечно, — сказал он. — Если тебе так хочется.

Я попыталась высвободиться, но Вальтер, казалось, намертво вцепился мне в запястье. Когда я наконец смогла выдернуть руку, он взглянул на меня удивленно. Что это с ним такое? Я заперла шкафчик и отправилась было восвояси, однако уже возле самого кабинета обнаружила, что забыла учебники, и вернулась за ними. Вдалеке я заметила Венделу, лениво бредущую по коридору и наверняка готовую напасть на любого, кто, по ее мнению, выходит за рамки нормы.

* * *

Школьный день шел так неспешно, что каждая его минута тянулась добрую четверть часа. Энцо дважды, то есть ровно в два раза больше, чем хотелось бы, пришлось помогать мне застегнуть ширинку; и, кажется, четыре учителя велели мне пойти вымыть лоб. Я каждый раз повиновалась, смывая понемногу лаковую кровь и утверждая, что полностью убрать ее нельзя — рана настоящая, что было отчасти правдой. На это они, как ни странно, ничего не отвечали, не доводя дело до конца, хотя, к примеру, математик был по-настоящему взбешен и орал, брызгая слюной:

— Нет ничего смешного в выстреле в голову!

Я сказала, что совершенно с ним согласна, и почему-то это взбесило его еще больше. Я ему явно не нравилась.

Ханне, наша учительница словесности, вытащила из своей необъятной сумки «Гуччи» пластырь и не спрашивая разрешения наклеила его прямо на кратер. Пока она это проделывала, у меня перед глазами маячила ее полная грудь, так что я только после поняла, что она не могла не заметить, что рана не настоящая. Тем не менее она ничего не сказала. Есть все-таки свои преимущества в том, чтобы мастерски уметь писать хокку или душераздирающие рассказы, а также вербализовывать все что угодно. Свой страх, например.

Правда, в тот день я была не особо примерной ученицей. Я не выполнила задание — за весь урок не написала ни единого белого стиха — и подняла руку один-единственный раз, и то чтобы спросить, можно ли мне выйти в туалет, в чем мне было отказано.

Впрочем, я не особо расстроилась. Мне, в общем-то, и не нужно было, просто хотелось побыть немного в тишине и проверить с телефона папину почту.

Укол адреналина в сердце

Телефон зазвонил, когда я перешла через площадь и поравнялась с маленьким итальянским кафе в Эрнсберге. Я остановилась и взглянула на экран — незнакомый номер. Сердце стукнуло лишний раз, и меня бросило в жар.

Мама. Может быть, это мама. Или… или, может, Джастин.

Я ответила на звонок, но это оказалась не мама, и не Джастин — мужской голос произнес на ярко выраженном остготском диалекте:

— Добрый день.

— Здравствуйте, — сказала я и села на один из оранжевых пластмассовых стульев, стоявших у кафе. Кажется, мне не удалось скрыть разочарования в голосе. Я отложила в сторону пакет с бритвой и краской для волос и подставила лицо солнечным лучам. Окинула взглядом сидящих за другими столиками.

— Это Томас. Томас Ханссон.

Томас Ханссон. Имя мне абсолютно ничего не говорило. Да и вообще похоже на выдуманное, может быть, он хочет что-то продать. Я подумала, не бросить ли трубку, не дожидаясь, пока он объяснит, чего ему надо. Подергала повязку на большом пальце левой руки, ставшую коричневой и потому выглядевшую довольно отвратительно. Вытащила из нее выбившуюся нитку.

— Да? — произнесла я наконец с вопросительной интонацией.

— Вы мне звонили, — продолжил он. — В субботу.

— Что? Нет, я не… вы, наверное…

Томас?

Томас!

Томас с фотографии, тот самый, с безумной улыбкой! Это было все равно что укол адреналина в сердце. Мне сложно было усидеть на месте, слова так и хлынули из меня.

— Да, да, конечно! Я звонила. Вы… вы меня не знаете, но… Я — дочь Яны Мюллер, и, насколько я поняла, вы знакомы, да? С Яной?

— Да. Ну да. Можно сказать, знакомы.

Голос звучал нерешительно.

— Простите, что я спрашиваю, но откуда вы друг друга знаете?

— Ну… мы… почему бы вам у нее об этом не спросить?

Что прозвучало в его голосе — раздражение? Удивление? Непонятно.

— Ну, дело в том, что…

Я поскребла ногой тротуар и посмотрела в сторону Хагерстенсваген, по которой медленным караваном двигались поблескивающие на солнце машины. Что, блин, ему на это ответить? Лучше сразу перейти к делу.

— Дело вот в чем. Она пропала, и я никак не могу с ней связаться. Так что я просто хотела спросить… вы случайно не знаете, где она?