Книга Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

Однако в новый Номос Земли также входит и глобали­зация — этот термин появился несколько лет назад при опи­сании возникшего на наших глазах феномена: детеррито­риализации большинства современных проблем и тенден­ции объединения Земли. Этот феномен не является простой идеей, носителями которой являются та или иная полити­ческая группа или отдельная идеология. Это реальность, объективно объемлющая большинство современных тен­денций. Широта явления дает возможность предвидеть так­ же и его будущее. Иными словами, глобализация отныне образует весь формат современной истории. Вот почему объявлять себя «противником глобализации» сегодня бес­смысленно. Однако вполне возможно глобализацию «вы­ играть» — самостоятельно дать определение ее смыслам, а затем определить ее формы и содержание — уже действием. Основными для наступления глобализации являются два фактора. С одной стороны — позволивший опутать ин­формационной сетью всю поверхность Земли взлет элек­троники и информационных технологий. С другой сторо­ны — обрушение советской системы, которая после Второй мировой войны создавала своего рода противовес распро­странению американской мощи. Конечно, это не означает, что надо сожалеть об исчезновении коммунизма. В поли­ тике зло нередко проистекает из блага (и наоборот). Это то, что Макс Вебер называл парадоксом последствий.

С наступлением глобализации объединение Земли про­ исходит не «абы как». Оно происходит главным образом в форме рынка, то есть подчиняясь логике торговли и поис­ка прибыли. Пришествие всемирного рынка сопровожда­ется изменением менталитета. Усвоение рыночной модели устанавливает, как в мышлении, так и в поведении, примат чисто рыночных ценностей. Большинство областей, еще недавно не вполне подпадавших под логику капитала (ис­кусство, культура, спорт, образование и т. д.), сегодня инте­грированы в нее полностью. Отныне доминирующая антро­пологическая модель — утилитаризм: человек определяется как индивидуум, сущностноозабоченный производством и (особенно) потреблением, в качестве экономического аспекта постоянно ищущий максимизации своего интереса. Происходит переход от общества, в котором есть рынок, к обществу рынка как такового. но развитие рыночного об­ мена не приводит к исчезновению отчуждения и вражды: ведь единственное, что принимается в расчет, это платеже­ способность.

Глобализацию осуществили не левые «космополиты», но правые либералы. И это вполне соответствует вековой капиталистической тенденции: по определению, у рынка нет границ, кроме него самого. Констатация того, что капи­тализм оказался более эффективным в реализации «интер­национального идеала», более не кажется парадоксальной. Исторически «космополитизм» всегда символизировал «ле­вую» идеологию, но сегодня только некоторые ее звенья, активно принявшие глобализацию, соответствуют этому по­ложению. Тот, кто критикует глобализацию, ничего не гово­ря о логике капитала, лучше бы этого не делал.

Каковы последствия глобализации? Наиболее оче­видным является расширение и конкретизация того, что я бы назвал «идеологией Одного и того же» (l’idéologie du Même): планетарная однородность, униформизация по­ ведения, исчезновение различий в образе жизни, обоб­щенная, одинаковая для всех модель «развития» и т. д. Гомогенизация, в итоге которой все люди от одного края Земли до другого все более и более потребляют одинако­вые продукты, все более и более посещают одинаковые зре­лища, все более и более живут в домах, построенных по одной и той же модели, и т. д., поддерживается неявной пропагандой, дискредитирующей любую альтернативную модель. Общая идея всего этого, беспрерывно оттачивае­мая как политиками, так и массмедиа, состоит в том, что мы живем не в лучшем из возможных миров, но в мире, ко­торый, хотя и несовершенен, все же предпочтительнее остальных. А параллельно повсюду устанавливаются про­цедуры контроля, которые, распространяемые по всей ми­ровой шкале, уже видятся предвестиями своего рода «пла­нетарного Паноптикума» — общества тотального контроля. Такая гомогенизация, распространяющая на весь мир одну частную экономическую и технологическую модель — за­падную, — отныне предстает как безысходная «участь» всех культур. Так глобализация в значительной мере сме­шивается с вестернизацией, главным двигателем которой на нынешний момент является американская мощь.

В то же время надо обратить внимание на диалектиче­ский характер глобализации. Именно диалектика указывает на ее главное противоречие. По мере того, как глобализация не без оснований представляется во всем мире односторон­ним навязыванием западного образа жизни, она повсюду вызывает сильное «идентитарное» сопротивление. Чем бо­лее глобализация актуализирует унификацию, тем более она потенциализирует фрагментацию; чем более актуали­зирует глобальное, тем более потенциализирует локальное. Можно было бы, поняв это, порадоваться. Тем не менее, если глобализация одним движением разгружает и оживля­ет идентичности, то вот эти новые, «оживленные» уже со­ всем не те, что были прежде. Уничтожаются идентичности органические, равновесные, а восстанавливаются их подо­бия, причем в чисто реактивной, конвульсивной форме. Это феномен, который Бенджамен Барбер обозначил форму­лой: «Джихад против Мак-Мира» (Djihad vs. McWorld).

Впрочем, глобализация вообще «отменяет» время и про­странство. Время — потому что благодаря информацион­ным технологиям и технологиям связи мгновенного дей­ствия всё вновь распространяется и возвращается во «время зеро»: одни и те же события (например, атака на Соединен­ные Штаты 11 сентября или финал Кубка мира по футболу) были видны и «пережиты» по всей планете в один и тот же момент; финансовые потоки мгновенно передаются с одно­ го конца Земли на другой. И так во всем. Что же до отмены пространства, то обратимся к простому факту: границы бо­лее ничего не сдерживают, и ни одна территория уже нико­им образом не имеет своего самостоятельного центра.

В эпоху холодной войны существовала граница между миром коммунизма и тем, что дерзко называли «свобод­ным миром». Сегодня этой границы нет. Информация, про­ граммы, финансовые потоки, товары, сами люди свободно циркулируют из страны в страну или одновременно распределяются по всем странам. В каждой отдельной стране различие между внутренним и внешним более ни с чем не соотносится. еще недавно, например, полиция занималась наведением внутреннего порядка, а армия — обороной от внешнего вмешательства. Сегодня же полицию все чаще ис­пользуют в военных целях, в то время как армия занимает­ся «международными полицейскими операциями». В связи с появлением глобального неотерроризма всё это выглядит особенно откровенно: в Соединенных Штатах у ФБР и ЦРУ теперь один и тот же противник. (Перефразируя только что цитированную формулу, можно сказать, что речь идет уже не о «Джихаде против Мак-Мира», но о «Джихаде внутри Мак-Мира».) Таким образом, глобализация означает появ­ление мира без внешнего мира. Это мир, над которым более нет ничего, глобальное предприятие, по самой природе своей ничем не ограниченное.

Наступление глобализации в равной степени означает конец эпохи модерна (modernité). Падение Берлинской сте­ны стало вехой не только конца послевоенной эпохи или даже ХХ века. Оно стало вхождением в постмодерн (post­ modernité).

В мире постмодерна все политические формы, унаследо­ванные от модерна, выходят из употребления. Политическая жизнь более не сводится к конкуренции партий. «Ленин­ская» модель, в соответствии с которой партии приходят к власти, чтобы осуществить свою программу, сильно уста­рела, ибо пределы маневра правительств с каждым днем все более сужаются. Государства­нации одновременно теря­ют централизацию и легитимацию. Централизацию — поскольку они уже слишком велики для того, чтобы удо­влетворять ежедневные нужды людей, но в то же время слишком малы, чтобы противостоять планетарному раз­вертыванию противоречий и зависимостей. легитимацию — поскольку институциональные горнила интеграции, на ко­торые они прежде опирались (школа, армия, профсоюзы, партии и т. д.), одно за другим переживают кризис и более не являются производителями социального. Социальные связи устанавливаются вне действия административных властей и видимых учреждений. Глобализация «развела» знак и значимое, и это привело к общей десимволизации политической жизни. Кризис представительных институ­тов, уклонение от голосования на выборах, расцвет попу­лизма и новых социальных движений — вот еще только не­ которые характерные симптомы такой эволюции.