Книга Белые велосипеды. Как делали музыку в 60-е - Джон Бойд

В Америке таких менеджеров-проходимцев не было. Типы из Brill Budding, создавшие рок-н-ролльные империи, имели весьма слабое представление о том, как иметь дело с артистом, который пишет свои собственные песни и принимает «кислоту». Как это делается, знал Гроссман, но его вполне устраивало положение вещей, при котором он мог полеживать в Вудстоке, строить студию и китайский ресторан и лениво сообщать о своих решениях двумя-тремя словами по междугороднему телефону трепещущим агентам и боссам звукозаписывающих компаний. Новые британские менеджеры были готовы много и усердно работать, чтобы покорить Америку, и имели намерение получить от этого удовольствие. «Уличные торговцы» из рабочего класса находили такое удовольствие в собственной хвастливой болтовне, которой они потчевали на приемах своих гостей. Аристократы из числа менеджеров были взращены таким образом, чтобы избегать «торговли». Но если это было невозможно, то торговля, по крайней мере, должна была быть забавной. «Головорезы» вроде Питера Гранта и Дона Ардена походили на Ли Марвина в кинофильме «Выстрел в упор»: сотрудники шикарных контор не могли поверить, что кто-то может быть настолько порочным, и уступали таким «гангстерам» просто для того, чтобы их оставили в покое. Среди янки с наибольшим вниманием к методам британцев отнесся, конечно же, Дэвид Геффен.

Блестящие решения британских менеджеров проистекали из того же самого источника, что и их просчеты. Как и братья Грейд, управлявшие британским шоу-бизнесом после Второй мировой войны, они считали, что у каждого исполнителя должна быть какая-то своя фишка, не имеющая прямого отношения к музыке. Таунсенд разбил одну гитару на сцене фестиваля в Монтерее, а Хендрикс сжег там другую — это мгновенно сделало их в Америке звездами. Оба этих знаковых поступка, также как и петарда Бева, были частью британской традиции трюкачества Нью-Йорк никогда не облек бы гений Хендрикса в форму могущественной поп-персоны в такой степени, в какой это сделал Лондон.

Когда это работало, результат был великолепен, но когда не работало, последствия могли быть очень тяжелыми. Секунда сопроводил один из синглов The Move клеветнической карикатурой на Гарольда Уилсона[102] — этот поступок создал вокруг группы отчуждение и стоил им приличной суммы денег. Майк Джеффрис никогда не понимал Хендрикса-музыканта. Он свел его с английской ритм-секцией и думал, что именно это и есть приманка для публики: «два белых парня и эффектный ниггер посередине». Когда Хендрикс захотел работать с равными ему по уровню темнокожими музыкантами — Билли Коксом и Бадди Майлзом, единственным ответом Джеффриса был саботаж нового состава Такое отношение способствовало погружению Джимми в состояние отчаяния, в котором он и пребывал на момент смерти. Еще одно отталкивающее проявление этого синдрома возникло десятилетием позже, когда Малкольм МакЛарен, ухмыляясь, настаивал, что Sex Pistols были бесталанной четверкой неудачников, которую он вытащил на вершину списков популярности, придумав всю эту штуку про панк-рок. Но ведь любой человек, обладающий ушами, может сказать, что Джонни Роттен — гениальный певец.

Я никогда не понимал, почему Секунда не послал The Move наудачу в Сан-Франциско. При всей своей сообразительности он не мог уловить перемены, которые преобразовывали американский рынок. А вот Корделл смог — и верхом на «А Whiter Shade of Pale» и «With a Little Help from My Triends» отправился в сторону заката, обосновался в Лос-Анджелесе, основал Shelter Records и открыл Лиона Рассела и Тома Петти.

В 1995-м последовал грустный постскриптум к давно распавшемуся партнерству Корделла и Секунды. Денни и Тони, которым было лишь немногим за пятьдесят, оба умерли с разницей в несколько дней: Денни в Ирландии, где тренировал скаковых лошадей, а Тони — в Мэрин-Каунти, где издавал путеводители по национальным паркам Америки. Для Денни были устроены незабываемые поминки в ирландских традициях, на которые собрались преданные друзья всех периодов его красочной жизни. Иногда я представляю себе Тони, бывшего промоутера борцовских поединков из Стритэма, сидящего в ресторане Trident в прибрежной части Саусалито. Он ест свой экологически чистый салат, пристально глядит на плывущие по заливу корабли и сожалеет о том шансе, который упустил с The Move.

Глава 15

В мае 1965-го, вечером на следующий день после той самой вечеринки в Эдинбурге, Джордж Браун взял меня послушать музыкантов, которые, как он думал, должны мне понравиться. Мы долго шли по вымощенным булыжником улицам, где тишину нарушали только звуки наших шагов. Казалось, все обыватели тихо сидят по домам за своими тюлевыми занавесками. Придя в простой паб с полом, посыпанным древесными опилками, и с несколькими скамьями, мы взяли свои пинты и прошли в заднюю комнату такого же спартанского вида, где человек тридцать ждали, когда начнется музыка.

Робин Уильямсон и Клайв Палмер, два лохматых блондина в одежде из толстого твида, оставили свою выпивку и вытащили стулья на середину комнаты. Робин был грациозным и раскованным, а Клайв прихрамывал и казался старше своих лет. Они исполняли традиционную шотландскую музыку, будто бы предпринявшую путешествие в Аппалачи и обратно через Марокко и Болгарию, мастерски и остроумно дополняя игру друг друга. Клайв в основном играл на банджо, а Робин пел взмывающим ввысь тенором и играл на скрипке или гитаре, у которой подставка[103] была занижена, поэтому струны издавали слегка дребезжащий звук, напоминающий ситар.

После выступления Джордж представил нас друг другу — в общении Робин оказался располагающим к себе человеком Говорил он очень разборчиво, тщательно проговаривая согласные и выдерживая ритмику речи, с картавостью, характерной для шотландского акцента Его образ был чем-то средним между хиппи и салонным бардом девятнадцатого века, и он просто светился уверенностью в себе. Я был убежден, что нашел звезду.

Шестью месяцами позже я снова был в Британии, заручившись неохотно данным согласием Хольцмана на то, что я могу «поискать» артистов, которых можно подписать на фирму Elektra. Робин и Клайв к тому времени покинули Эдинбург, но в конце концов я отыскал их на одном из регулярных субботних выступлений в клубе Incredible Folk Club. Клуб, делами которого заведовал Клайв, располагался в здании старого торгового склада в центре Глазго. В начале марта 1966-го, обходя пьяных и целые лужи блевотины (характерные черты ночей на Сахихолл-стрит), я добрался до места только для того, чтобы обнаружить запертую дверь и толпу снаружи, пререкавшуюся с полисменом Хэмиш Имлах, певец, с которым я познакомился в Лондоне, сказал, что клуб был закрыт как пожароопасный. Он дал мне номер телефона и сообщил новость о том, что Робин и Клайв теперь трио, названное The Incredible String Band — в честь клуба, на который повесили замок.