Книга У подножия Монмартра - Бритта Рёстлунд

– Конечно помню! Что вам угодно?

– Я уже сказала, что хотела бы узнать, как вы себя чувствуете.

В трубке наступила тишина. Я была уверена, что он сейчас положит трубку, но не нашла что сказать, чтобы этому воспрепятствовать.

– Улица Розье, двенадцать. Код первой двери – 12А90, код второй двери 223В, – произнес он наконец.

– Вы приглашаете меня к себе?

– Как бы то ни было, но это вы мне звоните. Я пока не получил ответа на вопрос, заданный в больнице.

– Я сейчас на работе, но смогу прийти к вам после четырех. Это вам подойдет?

Снова наступила тишина.

– Да, приходите, – произнес он после долгого молчания.

Компьютер звякнул в тот момент, когда я положила трубку. Мне казалось неправдоподобным, что я скоро окажусь в гостях у месье Каро.

– Человек должен стоять на какой-то одной точке. Она этого не сделала. Скорее наоборот. Но зачем эти цветы?

– То, что я клала цветы на могилу вашей матери, было чистой случайностью, точно так же это могла быть…

– Я не верю в какие-то там случайности!

Я рассмеялась, потому что перестала бояться этого человека. Он злился, но не мог причинить мне вред. Он даже не сможет дать мне еще одну пощечину. Внутри у него бушевала лава, которую он долго носил в себе, но произошло извержение, лава вырвалась наружу, и теперь он стал неопасен.

В квартире было полутемно, несмотря на большие окна, выходившие во двор. Мебель, книги и столы придавали квартире несколько меланхоличный вид, но не делали ее мрачной. Когда я позвонила в дверь, месье Каро открыл, повернулся спиной ко мне и прошел в гостиную, где уселся в кресло. Он встретил меня так, словно я была приходящей домработницей. Он сразу же перешел к разговору о своей матери.

Я села в кресло по другую сторону низкого журнального столика.

– Значит, ясно, что никакой случайности не было. Зачем вы возлагали цветы на могилу моей матери?

Почему я все же выбрала именно могилу Юдифи Гольденберг, а потом несколько раз к ней возвращалась?

– Не знаю, возможно, я смогу ответить на этот вопрос в будущем. Но сейчас я не знаю.

– Этот ответ лучше. Тоже плохой, но лучше первого. Случайность… На свете не существует случайностей. Человек должен сделать выбор, но она, моя мать, которую вы почитаете, его не сделала.

– Как вас понять?

И он начал свой рассказ:

Юдифь была совсем молода, когда, сдав все положенные экзамены, получила диплом врача. Слишком молода для того, чтобы быть мудрой. Во время экзаменов крики «ура» смешивались с хриплым фельдфебельским голосом, который пронизал все – стены, могилы и разум. Возможно, из-за этих воплей она и не смогла лучше рассмотреть саму себя и других. Собственно, я этого не знаю, и это не играет никакой роли.

Вскоре после экзаменов она открыла свою практику недалеко от Мюнхена. Молодая красивая женщина, еврейка со своей врачебной практикой. Да, вы не ослышались… Она была настолько сильно захвачена своими успехами, что не замечала танки, грохотавшие мимо окон ее кабинета. Когда к ней приходили пациенты с травмами после уличных нападений, она отмахивалась от их рассказов, говорила, что это преувеличение. Она говорила, что половина из них падала по собственной неосторожности, а половина была побита соперниками.

Когда ей предложили надеть пресловутую еврейскую звезду, она надела ее и стала носить с известной гордостью. Она нацепила звезду рядом с медицинским значком, на котором красный крест был изображен на фоне свастики. Она думала, что эта звезда ничем не отличается от всех прочих звезд. Какая глупость.

На прием к ней приходили как евреи, так и немцы. Она была выдающимся врачом, и вскоре начали ходить слухи о том, что эта одинокая молодая женщина вылечивает большинство своих пациентов. Она не гнушалась альтернативной медицины, но никогда не переходила границы, соблюдая приличия, необходимые для любого настоящего врача. Она выписывала гомеопатические средства, доказавшие свою эффективность, но никогда не занималась наложением рук… и не говорила об исцеляющей силе веры в Бога. Она была хорошим врачом, я не стану этого отрицать.

Месье Каро вытянул ноги и поддернул брюки, глядя мимо меня в стену. Помолчав, он снова заговорил:

Вероятно, она поняла всю серьезность происходившего, когда были депортированы ее соседи. Она долго игнорировала синяки и сломанные руки, но исчезновение целой семьи было невозможно оправдать никакими уловками и надуманными причинами. Она когда-то помогала соседям белить кухню. Она знала, как они были счастливы в своем доме. Они никогда бы не покинули свой дом по доброй воле. Это она хорошо понимала, несмотря на отрицание очевидного. Потом настала и ее очередь. За ней пришли в ее кабинет, во время приема. Один из них был ее пациентом. В своей наивности она полагала, что этот человек был в ней заинтересован. Ха, ха… конечно был. Она, как я уже говорил, была одинока, но мечтала о муже и ребенке, которого хотела родить, когда утвердится в своей карьере. Карьера ее состоялась, это верно, но совсем не так, как она себе это представляла.

Пришедшие люди предложили ей собрать вещи. Мать сняла с вешалки плащ и собралась, как обычно, запереть кабинет. Она не поняла, что те люди хотели, чтобы она собрала все свои вещи и навсегда закрыла свой кабинет и прекратила практику. У тех людей был с собой список вещей, которые матери надлежало взять с собой. Помимо перевязочных материалов, она должна была взять с собой скальпели, иглы и шовный материал, а также морфин. Все это мать уложила в свой кожаный врачебный саквояж. Она погасила в кабинете свет и отправилась навстречу своей судьбе, если не по собственной воле, то, во всяком случае, выполнять какое-то достойное поручение. Она давала клятву врача, и она будет лечить тех, кто в этом нуждался.

Конечным пунктом поездки стал Дахау. Она приехала туда обычным пассажирским поездом в обществе нескольких немцев. Она ехала так же, как и они, в вагоне для немцев! Пассажиры были рассеяны по разным вагонам. Ее кормили, она могла невозбранно ходить в туалет. Самое странное заключалось в том, что для нее был открыт и вагон-ресторан, а за стойкой с кофе и булочками стоял солдат, который с большим трудом разбирался в работе кассового аппарата. Наверное, солдат за кассой поразил мать больше всего. Немцы захватили Европу, направили этот поезд в ад, но, мало того, брали за все это друг с друга деньги в вагоне-ресторане.

После войны она много раз возвращалась к этой теме, к своему путешествию, а вагон-ресторан занимал ее до самой смерти.

– Я устал, – вдруг произнес месье Каро и посмотрел на потолок.

Наверное, усталость была вызвана воспоминанием о вагоне-ресторане. Но я понимала, что рассказ не окончен, и попыталась убедить его продолжить повествование. Я даже позволила себе выключить радио. Но месье Каро молчал, и я поняла, что настало время ехать забирать сына. В метро меня преследовала мысль о вагоне-ресторане. Я не забыла, что именно на этом воспоминании остановился месье Каро. Он попросил меня приехать к нему завтра в то же время. Я посмотрела на свое отражение в вагонном окне. Вид у меня был как у юной невинной девушки, но я чувствовала себя старой, усталой и грешной.