Книга Питерская принцесса - Елена Колина

Маша выпросила у Кости для Антона большие колонковые кисти, Косте выдали в Союзе художников, – страшный дефицит. Антон радовался, простил Машу за нечуткость.

От дуновения критики Антон впадал в вялую истерику. Чужие слова, любые, были для него очень важны. Мастер – модный архитектор, делал «Прибалтийскую», «Пулковскую», сказал: «Я сразу вычисляю, кто сможет заниматься интерьером. Вы, Антон, сможете, вы законченный художник». Парень был счастлив целую минуту, пока не грохнул общий смех. Игра слов превратила Антонов триумф в дежурную шутку. Теперь каждый мог подойти и глубокомысленно кивнуть на мазню соседа: «Вы законченный художник».

Маша мельком думала – восхищение, преданность и все подобные штучки полагаются женщине! Женщине или настоящему художнику, человеку с тонкой душевной организацией. Значит, Антон у нее – настоящий художник.

Трижды в неделю Аркадия Васильевна вела в поликлинике вечерний прием, и Маша с Антоном после занятий отправлялись к Нине. Не желая терять ни минуты, ловили на Фонтанке такси, врывались к Нине и, тяжело дыша, останавливались в прихожей, словно с разбегу ударившись лбом в стенку. Дальше происходило церемонное чаепитие. Нина беседовала, Маша с Антоном сидели с занятыми друг другом лицами. Как только Антон, нервно поглядывая на часы, начинал приплясывать на своем стуле, бессмысленно улыбался и забывал участвовать в беседе, Нина, розовея от смущения, неопределенно произносила:

– Пойду посмотрю... – и уходила на кухню.

Каким-то непостижимым образом она умудрялась спиной дать понять Маше, сколько у них времени. Нина еще была в комнате, а Антон уже бросался к нижнему ящику шкафа, где под Ниниными трусиками и лифчиками хранилась их с Машей личная простыня.

Иногда у Маши с любимым был час, иногда полчаса, это зависело от расписания жизни соседей.

– Я же не могу высиживать на кухне часами, соседи догадаются, – виновато оправдывалась Нина.

Маша, такая смелая в темном лекционном зале, в Нининой постели расставалась с девственностью занудно и тянуче. Бабушка никогда не объясняла Маше, что «это» нельзя. Значит, само собой подразумевалось, что «это» так нельзя, что даже говорить об этом было бы глупо. Маше казалось, произойдет нечто страшное. В русской литературе это называется «лишиться чести». Мужская честь – это дуэль с трех шагов, не заплатил карточный проигрыш – застрелился, а ее, Машина, честь, пользуясь терминами учебника анатомии, в собственной «девственной плеве». Пока Маша с Антоном сплетаются в объятиях на чужой простыне, честь при Маше, а если «плева» будет нарушена, то все – ищи тогда Машину честь.

На лекциях, под пледом у себя в комнате за закрытой от родителей дверью, где ничего окончательного случиться не могло, она испытывала настоящую страсть и с досадой останавливалась, мечтая о продолжении у Нины. Но каждый раз оказывалось странное – на лекции было лучше, чем на одолженной простыне в Нининой кровати. Получалось, что их оборванный, игрушечный акт любви Антон совершал не с ней, а над ней.

Маша боялась. Она была с Антоном уже почти единым существом, но в самый последний миг уворачивалась, смеялась, жеманилась, притворялась важной и независимой.

– По моему сценарию это сегодня не предусмотрено.

Внутри все дрожало, – а что предусмотрено по его сценарию? Ведь в книгах от барышень ничего не зависело, они покорно ожидали своей судьбы: полюбит и возьмет замуж или обольстит и бросит. Опозоренную.

Для надежности Маша надевала две пары колготок, своеобразный пояс девственности. Почему-то ей казалось, что, пока Антон потратит столько времени на суету с таким количеством капроновой ткани, Нина вернется, и все как-нибудь обойдется.

Маша с Антоном у Нины, а наверху Бабушка с Дедом. Не знают, что их Принцессу обнимает Антон на Нининой кровати.

* * *

Все это продолжалось долго. Два, три месяца или дольше, не важно. Для них это оказалось долго. Антон был разочарован – Маша его обманула. Вся ее смелая страстность вышла обманом, найденный роскошный кошелек внутри оказался пуст. Они по-прежнему приходили к Нине, правда, реже – раз, изредка два в неделю. Пили чай, будто обреченно приступая к заведомо проигранному бою, стелили свою простынь, ложились в постель и вымученно повторяли ставший уже привычным ритуал – можно все, кроме... единственного, ради чего Антон мчался к Нине. На пике его неинтереса к ней Маша и уступила.

– Он меня больше не хочет. – Наспех одевшись, Маша выскочила на кухню в надетой задом наперед блузке и прилипла к Нининому уху. – Мы лежим в постели, а у него не... ну, ты понимаешь! Что мне делать?! – В Машиных глазах плескались неловкость и стыд, будто ее только что обозвали нелепой уродиной.

– Ты слишком долго его мучаешь, – ответила Нина. – С мужчинами так нельзя. А то он уйдет к более опытной женщине.

– Ты правда так думаешь? – испуганно вскинулась Маша и, схватив по пути горсть нарезанной морковки, понеслась обратно в комнату, на ходу расстегивая блузку.

Пока Нина под насмешливым взглядом что-то заподозрившей соседки делала бесконечный салат и резала овощи для супа так медленно, словно вместо рук у нее вялые тюленьи плавники, Маша наконец обронила на Нининой кровати свою девичью честь.

Маша испуганно смотрела на запачканную кровью простыню. Антон давно ушел, а Маша с Ниной все еще судорожно метались между комнатой и ванной, отстирывали кровавое пятно, сушили мокрую простыню утюгом, обнаружив желтоватый след, снова стирали. Великое событие свершилось, но почему-то уже не имело для Маши никакого значения. Важно было только оттереть кровь.

– Помнишь, как Белочка и Тамарочка скатерть стирали-стирали, а потом под диван засунули? – в робкой надежде закончить большую стирку предложила Маша.

– Ниночка? – испугалась зоркая Аркадия Васильевна, мгновенно углядев еле заметное пятнышко крови на своем чистейшем полу.

– У меня шла кровь из носа, – тут же нашлась Нина.

– Немедленно в постель. Носовые кровотечения вовсе не так безобидны, как кажется.

Вместо того чтобы пойти вечером в кино и затем в гости, Нина весь вечер пролежала в постели под бдительным уходом Аркадии Васильевны – таблетка кровоостанавливающая, таблетка, сужающая сосуды, чай горячий каждые двадцать минут.

Похоже, из двух классических вариантов после «оболь-щения» – «позвать замуж» или «бросить» – Маше достался второй. Машина потеря девственности не стала событием ни для нее, ни для Антона, слишком уж долгими и мучительными были подходы. Для Маши подвиг, а для Антона так, еще одно приятное дело в череде жизненных приятностей, как теперь сказали бы, «вкусовая добавка».

– Знаешь, Свининка, ему, конечно, хочется сюда со мной приходить, он же мужчина, – важно, гордясь своим Антоном, поведала Маша, – но... будто по обязанности. Есть дела – пойти на этюды или на лекции, а следующее по списку дело – любовь со мной. Мне обидно. Я спрашиваю: «Ты меня любишь?» А он улыбается и кивает. Вроде «да», а вроде и «нет».

Маше было очень важно услышать «люблю», а ему почему-то было важно ни за что этих слов не произнести.